Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова

В итоге первая партия закончился в нашу пользу, а вторую, увы, мы позорно слили. После короткого тайм-аута химичи начали очень резво, прямо с места в карьер. Мы и охнуть не успели, а они вколотили нам семь очков один за другим. Справа — злорадно улюлюкали, слева — заметно приуныли. Наконец, мы отыграли подачу, и я переместилась в третью зону, под сеткой.

Не моя это позиция, скажу честно, и разводящий из меня — так себе. Пасую вполне, а вот блокирую слабо, а уж с такими лбами при моих ста семидесяти сантиметрах и вовсе тягаться бессмысленно. Более или менее ставил блоки Длинный и Назаров, а я уж, как могла, пасовала на удар и подстраховывала нападающие. Атаковал Длинный эффектно, выпрыгивая над сеткой по грудь. Так что вскоре мы уменьшили разрыв до двух очков. Воодушевлённая, я видела только мяч и пределы поля. Остальное как будто перестало существовать, и когда Вика Вилкова неудачно приняла подачу и пасанула явно в аут, я ринулась за мячом в сумасшедшем прыжке. Достала, кстати, но зато сама нешуточно так грохнулась и совсем уж не артистично растянулась на полу под сеткой.

Андрей Геннадьевич метнулся ко мне. Прекрасно! Игра остановилась — все смотрят на меня, как я тут разлеглась. То, что зашибла при падении локоть — это ерунда. Но когда я увидела у самого носа тёмно-серые замшевые кроссовки с лейблом Reebok, в которых ходил только один человек, мне стало нехорошо до тошноты. Я тотчас вскочила, пунцовая, и волей-неволей посмотрела на него.

Вот не надо было смотреть! Не зря ведь боялась и не хотела. Но… это само как-то получилось. В итоге — напоролась на его насмешливый взгляд, и стало ещё хуже. Ну и он, конечно же, выдал в своём репертуаре:

— Ух ты! Даже и не мечтал, чтоб такие девочки у меня в ногах валялись.

— Совсем идиот? — огрызнулась я.

— Ты как? Не ушиблась? — суетился рядом Андрей Геннадьевич. — Руки-ноги целы?

— Да всё в порядке, — буркнула я, возвращаясь на место. Но этот чёртов Шаламов всё же выбил у меня почву из-под ног, и я допустила грубейшую ошибку — отвлеклась. А как тут не отвлечься, когда только что пережила сильнейший конфуз? В общем, забыла на миг об игре и получила мячом прямо в челюсть. Такого провала, такого позора я и представить себе не могла! Удар был атакующий и довольно сильный — губу разбило в кровь, как ещё зубы не вылетели.

Все уставились на меня в немом изумлении. Только Вилкова спросила:

— Ты чего?

— У тебя тут это… кровь, — Назаров тронул пальцем свой подбородок. Справа в мой адрес посыпались смешки и подколки. Странное дело, насмешки Шаламова вгоняют меня в краску, отупляют и обездвиживают. А шпильки всех остальных — вызывают холодную злость. Причём злость деятельную. Девок, что высмеивали меня, я послала и пообещала им, что их супер-пупер мальчики, от которых у меня «рвёт крышу», «подкашиваются ноги» и что-то там ещё, ни одной моей подачи не примут. Под дружное хихиканье я перешла в первую зону, затаила дыхание, приноровилась и…

Планеры, люблю их! Что моё — то моё. Уж на них я собаку съела — отработала практически до автоматизма.

Чем особенно хороши такие подачи — мяч может планировать по-разному: вверх-вниз, влево-вправо или же оборвать полёт в самый неожиданный момент. А уж если ударить нужным образом по ниппелю, то траектория мяча и вовсе будет совершенно непредсказуемой. Попробуй-ка такой прими. Я бы сама у себя не приняла. Вот и они не приняли. Ни одной подачи, как я и обещала. Пять эйсов подряд и — ура, победа! Вымученная, конечно, но от этого ещё больше радости.

Зал, левый край, громыхнул в едином, протяжном, торжествующем крике, а затем нас буквально затискали в объятьях. Галдящей хохочущей толпой мы вывалились из спортзала в коридор. Но даже сквозь шум я расслышала чеканный отцовский голос, доносящийся из вестибюля: «…И чтобы никаких безобразий!».

Пока переодевались, обсуждали игру. Припомнили, конечно (но без укора, шутливо), и мой промах, к тому же разбитая губа заметно опухла — как не припомнить. И уж конечно, перемыли косточки противникам и их противным болельщицам.

— Как думаешь, — спросила Вилкова, — подерутся сегодня наши с химичами?

— Сомневаюсь, — покачала я головой, натягивая джинсы. — Отец мобилизовал почти всех учителей, организовал посты и сам вон бегает проверяет…

— Но они могут сойтись и не в школе. Не будут же учителя патрулировать ещё и улицу.

Тут Вилкова, наверное, права. Всё-таки какой бред — эта дурацкая территориальная вражда и вечные стычки! Главное — в чём смысл? Понимаю, раньше земли отвоёвывали, данью облагали, потому и устраивал и побоища. Но эта ситуация с химичами — полнейший абсурд. Как и вражда наша взаимная, которая передаётся из года в год и из поколения в поколение, как эстафетная палочка, ну или как давно и прочно укоренившаяся традиция.

— На пустыре будет драка! — в раздевалку влетела Светка Черникова, следом — Куклина и Капитонова. — Ты была крута-а-а! — похлопали они меня по плечу, проигнорировав Вилкову.

— Одевайся скорее, — Светка сунула мне в руки куртку, — там все наши на пустыре собираются.

Пустырь — излюбленное место для подобных сходок. Не только между нашими школами. Там же, по слухам, устраивают разборки и местные, и приезжие «братки», и вообще все, кто желает схлестнуться стенка на стенку. От школы до пустыря — метров пятьсот. Когда-то там стояли щитовые бараки — первое пристанище первых поселенцев Адмира, работников мехколонны, что прокладывала здесь трассу. Потом рабочий посёлок стал застраиваться, оброс пятиэтажками, а последние годы и девятиэтажками, и постепенно превратился в городок, в центре которого полусгнившие бараки, где позже жила сплошная пьянь, выглядели как бельмо на глазу. Горсовет решил бараки снести и на их месте возвести дворец культуры, а может быть, спорта — тут версии расходились. Ещё на моей памяти всё снесли, хлам вывезли, площадь расчистили и даже вырыли котлован под фундамент, но потом грянула перестройка и всем стало не до дворцов, не до спорта, а тем более — не до культуры. А пустырь так и остался, и меня туда совершенно не тянуло.

— А нам-то туда зачем? Зрителями будем? Или тебе поучаствовать хочется?