Первая кровь (СИ) - Черемис Игорь

Я протянул руку, и новый знакомый крепко пожал её.

— Егор, — сказал я. — Очень приятно.

— Ну а я Дмитрий, — назвал он себя. — Но лучше Дима.

— Ой, а ты знаешь, что у Димы фамилия — Врубель? Прямо как у того художника! Но он говорит, что не родственник…

Опаньки. Я понял, откуда знал этого человека. Через несколько лет он станет одним из символов слома социалистической системы, нарисует поцелуй Брежнева и Хонеккера на обломках Берлинской стены и, кажется, сам переедет жить и работать в Германию. Я его как-то возил — в Москве, понятное дело, — и мы разговорились. Он посетовал, что долго не знал о своих родственных связях с автором «Демона», а если бы знал, его жизнь могла бы сложиться иначе.

— Врубель? Это который «Демон»? — уточнил я.

— Да, — сухо кивнул Дима, который был явно недоволен откровенностью Аллы.

— Скорее всего, родственники, — как можно более уверенно сказал я. — Фамилия редкая, вряд ли она сразу у нескольких семей возникла. Так что стоит покопаться. Наверняка ты ему какой-нибудь внучатый племянник.

Собственно, так и было, но в той истории Дмитрий узнал об этом чуть ли не в нулевых.

— Спасибо, — уже мягче отозвался он. — Попробую, способы есть.

— Удачи — от всей души.

Мне было даже любопытно, как повлияет на него это знание.

— Димочка, — вмешалась в наш разговор слегка обиженная невниманием Алла, — я привела Егора причаститься к гениями. Сегодня же будут гении? Мы видели у подъезда «Кино!

— «Кино» и есть гении, клянусь самым дорогим, что у меня есть! — он склонил голову, прижал левую ладонь к сердцу и похвалился: — Я их впервые к нам в Москву затащил!

— Ну раз ты так говоришь… — в Алле пробудился какой-то неправильный скептицизм.

— Иди уже, — Врубель чуть подтолкнул девушку вперед, — они там как раз готовятся, и у вас есть шанс занять хорошие места.

Я ещё раз пожал ему руку, и мы двинулись по темному проходу вперед, где были слышны звуки гитар. Билеты-открытки, кстати, Врубель-младший забрать не забыл.

Мы оказались в достаточно просторном помещении. Один его угол занимала импровизированная сцена — на ней с трудом поместилась барабанная установка, пара высоких колонок, мелкие мониторы и усилители, провода от которых тянулись в другой угол, с большим пультом. Перед сценой стояла стойка с микрофоном, ещё одну как раз сейчас устанавливали двое ребят. А на сцене стоял Цой, который низко склонил голову и теребил струны электроакустики.

Никаких стульев здесь не предполагалось, зато по периметру зала стояли парты — видимо, сдвинутые туда ради концерта. Мы заняли место немного сбоку от сцены — отсюда было хорошо видно, как Цой возится с гитарой, и я надеялся, что в таком небольшом пространстве проблем со звуком не будет.

— Давай пиво уже, — потребовала Алла.

Я извлек из сумки одну бутылку, ловко открыл её ключами и передал девушке. Краем глаза заметил, как на нас с завистью посмотрел какой-то парень, и сместился так, чтобы закрыть от него свою спутницу.

— Есть-то не хочешь?

— Пока нет, может, потом. А ты на меня не смотри, чувствую, что голодный.

Она была права — поскольку в «Ромашку» я так и не попал, а бутерброды ел ещё ранним утром, до начала своих штудий, то слегка проголодался. Так что я прямо в сумке сделал себе пару бутербродов и быстро слопал их. От пива решил пока воздержаться.

К тому времени как музыканты настроили свой аппарат, Алла успела ополовинить свою бутылку и теперь смотрела на меня взглядом побитого щенка — ей явно было неловко, ведь она убеждала меня в том, что много пить не собирается, и нарушила своё же обещание. Мне же на это было пофиг — я был готов отдать ей всё пиво мира просто за то, что она привела меня сюда.

— Как ты смогла достать билеты? — крикнул я ей в ухо.

Ответ меня не очень интересовал, я и так понял, что она на короткой ноге с одним из организаторов, тем самым Врубелем, но было любопытно услышать её версию.

Ну а зал уже заполнился зрителями, которые издавали порядочный шум. Цою придется очень постараться, чтобы добиться тишины — тут его пока не знают и авторитетом не считают. Всего лишь гений, по отзывам некоторых — да и то один из многих.

— Один мой… знакомый… учился с Димой когда-то, через него мы и познакомились, — Алле тоже пришлось кричать. — Я сюда уже года три хожу, это студенческий клуб, у него даже название смешное есть — имени Рокуэла Кента.

— Это какой-то музыкант?

— Нет, вроде, — Алла пожала плечами. — Художник? Не помню… Тут много интересного происходит — концерты, выставки, лекции. Гораздо интереснее, чем у нас в институте.

Ну да, просто тут никто не заставляет зазубривать основные признаки деградации в творчестве того или иного живописца и писать многостраничные доклады по результатам. А если бы заставляли — развлечение оказалось бы не таким прикольным.

Я едва не спросил, где же она всё-таки учится, но потом решил, что Алла раскроет свою тайну, когда захочет.

— А тот знакомый твой тоже тут? — спросил я.

Я отметил, что она запнулась, когда говорила об этом человеке, и, в принципе, понимал, что он был не просто знакомым. Впрочем, было бы наивно ожидать, что у Аллы никого не было.

— Нет, мы тогда расстались быстро. Я его и не видела больше, даже не знаю, где он сейчас, особо не интересовалась.

Ну да, конечно.

— Понял.

— Но вообще этот разговор тут неуместен, — высокомерно сказала Алла. — Потом как-нибудь поговорим об этом, если захочешь. Давай свой бутерброд.

Она требовательно протянула руку.

Бутерброд я ей, конечно, сделал, и не один. Она как раз приканчивала второй, когда на сцену вышли все музыканты, а Цой наконец перестал мучить гитару. Перед сценой появился ещё один смутно знакомый мне персонаж — память услужливо подсказала, что это Артемий Троицкий, будущее светило музыкальной журналистки и борьбы с тиранией. Он принял из рук Цоя микрофон на длинном проводе, попытался что-то сказать, но из колонок донесся такой противный взвизг, что у Аллы едва не вывалился кусок изо рта. Впрочем, с техникой справились быстро, и уже через пару минут будущее светило и борец представляло будущего глашатая перемен и его группу. Троицкому вежливо похлопали.

По моим оценкам, на концерт пришло около сотни человек. Все стояли неровной толпой, разбившись на какие-то группочки — то ли по знакомству, то ли по интересам. Я добыл себе ещё один бутерброд, открыл бутылку пива — и был готов внимать.

Цой и двое его друзей играли самоотверженно, громко, но слегка бестолково — чтобы из двух гитар и ударных сотворить что-то заводное, нужен был совсем другой уровень исполнения. Я слышал зачаток того ритма, который через несколько лет будет поднимать стадионы, но пока что его не хватало даже на то, чтобы раскачать эту жалкую толпу. Зрители тоже поначалу чувствовали какую-то неудовлетворенность — часть из них, конечно, пританцовывала под «Троллейбус», с которого «Кино» начали концерт, но большинство продолжало заниматься своими делами. Лишь на второй песне — это была «Электричка» — народ что-то понял, а когда они заиграли «Каждую ночь», зал оказался полностью погружен в эту музыку.

Случались и провалы. «Сюжет для новой песни» не зашёл, «Камчатка» скорее понравилась, хотя и не так чтобы очень, но финал выступления с «Последним героем» оказался весьма ударным — на мой взгляд, конечно. Впрочем, Алла выглядела довольной — она участвовала в происходящем весьма активно, периодически отдавала мне недопитую бутылку и недоеденный бутерброд и начинала прыгать, подпевать и хлопать в ладоши, а в конце даже сумела завести зрителей, закричав «Молодцы» и организовав оглушительные аплодисменты. В общем, отрывалась по полной программе — в отличие от меня, скромно простоявшего всё выступление на одном месте.

«Кино» покинуло сцену, на которой сразу начали суетиться какие-то ребята, Цой отошел в противоположный конец зала — я увидел, что он о чем-то говорит с Троицким и ещё каким-то молодым человеком. Рядом с ними вертелся и тот белобрысый водитель, который почему-то выглядел испуганным. Цою быстро сунули в руки стакан с чем-то красным, он выпил, поморщившись, ему долили и начали чокаться между собой. Водитель смотрел на это с непередаваемой грустью.