Мифы и легенды народов мира. Центральная и Южная Европа - Е. Балабанова

Случилось, что как раз в это самое время старый ворон Тиселин, ища чем бы поживиться, залетел на соседнюю ферму и, подметив, что молочница разложила сушить на солнце сыры разных величин и достоинств, выждал, чтобы она отвернулась, и мигом сцапал самый большой. Как ни бранилась старуха, сколько ни бросала в вора камнями, сыра ее — как не бывало. Взлетел ворон на крышу, крепко держа в когтях сыр, каркнул ей насмешливо пословицу: «Дурной пастух кормит волка» — и, отряхнувшись и расправив крылья, высоко поднялся в воздух, отлетел подальше и сел на тот самый бук, под которым мечтал Ренар. Принялся ворон за свой сыр. Клевал, клевал, клевал — и уронил корочку на голову Ренара. Вскочил лис, заметя ворона, — захотелось ему и сыром полакомиться, и главное — скушать самого Тиселина, потому что голод его ужасно мучил.

— Здравствуй, Тиселин, — сказал он ему улыбаясь, — как я рад тебя встретить! У меня ранено колено, и, пока я лежу здесь больной, хотелось бы мне послушать хорошего пения. А ты ведь мастер на это — весь ваш род славится этим искусством.

Очень понравились слова лиса Тиселину, и он сейчас же каркнул весьма увесисто.

— Хорошо! Только ты поешь хуже твоих братьев: верно, много ешь орехов и хрипнешь!

Захотелось ворону отличиться — забыл он о сыре и закаркал на все лады.

Упал сыр около лиса, а тот ни с места и говорит ворону:

— Не могу я встать: очень у меня болит колено; а вот сыр твой упал около меня, и запах его очень меня беспокоит. Это очень вредно для моей раны. Пожалуйста, унеси его подальше!

Ничего не подозревая, ворон слетел на землю, но, увидев лисьи глаза, струсил было и приостановился. Не выдержал голодный Ренар, кинулся на него, но промахнулся: ворон вырвался–таки, и только пучок перьев остался у него в зубах.

— Ага! — сказал ворон, мгновенно взлетев на вершину дерева, — Вот какой ты обманщик!

Лис словно сконфузился и стал уверять ворона, что это от боли его так шибнуло. Но кто бы ему поверил!

Однако лис ворона–то упустил, но сыр все–таки скушал и, оправившись, стал даже дразнить Тиселина, говоря, что сыр–то и полезен для его раны.

— А мне было бы всего полезнее с тобой не знакомиться! — каркнул ему ворон, высоко поднимаясь в поднебесье.

О ТОМ, КАК РЕНАРУ НЕ УДАЛОСЬ ПОЛУЧИТЬ ОТ СИНИЦЫ ПОЦЕЛУЯ МИРА

Не удалось Ренару поживиться и на следующий день. Голод стал его крепко мучить, и, беспокойно слоняясь по лесу, стал он жаловаться на судьбу. Вдруг завидел лис на суку синицу — хоть маленькая птичка, а все на закуску годится. И кричит ей Ренар:

— Здравствуй, кума! Сойди со мной поздороваться!

— Ладно, иди своей дорогой, кто тебя не знает? И когда это мы с тобой покумились?

— За что же ты так сердита? Не кумились так не кумились, а все же я к тебе с доброй вестью, за которую следует меня поцеловать.

— Ну, расскажи, какие такие принес ты вести?

— А вот какие: по приказанию льва все звери поклялись идти на войну в далекую землю, а здешних маленьких и больших зверей больше не трогать, — одним словом, заключить Божий мир, как и люди. Поцелуй же меня за эту хорошую новость!

— Боюсь, обманешь! Целуйся с другими!

— Не обману, даже глаза закрою!

Ренар закрыл глаза, а синица взяла высохшую длинную ветку с сухими листьями и стала водить ею вокруг морды лиса, словно это она сама порхала. Изловчился лис схватить птичку, — а во рту у него оказались сухие листья.

— Как ты неловок, Ренар! — сказала синица. — Ведь если бы я не отскочила, ты бы меня совсем убил, а между тем ведь заключен Божий мир и звери поклялись не проливать между собою крови. Не так ли?

Засмеялся Ренар и опять закрыл глаза. Но синица не тронулась с места: что ни говорил ей лис, она все молчала и внимательно вглядывалась вдаль, откуда приближались охотники со своими собаками. Уже близко были собаки, а лис их не чуял. И вдруг наскочила на него одна, другая, — и заметался Ренар, не зная, куда деваться.

— Не торопись! — кричала ему синица. — Ведь звери заключили Божий мир, так чего же тебе бояться?

— Да, но эти молодые псы могут не признавать мира, заключенного их отцами, — отвечал лис, — они же тогда были чуть не щенками.

Но спорить было некогда, и Ренар, опасаясь за свою шкуру, влез в глубокое дупло и там притаился, пока собаки и люди не пробежали вперед в погоне за скрывшимся лисом.

О ТОМ, КАК РЕНАР ВСТРЕТИЛ РЫБАКОВ И ДОБЫЛ И НА СВОЮ ДОЛЮ СЕЛЕДОК И УГРЕЙ

Это приключение случилось, господа, в то время, когда зима вступила уже в свои права и все запасы в семье Ренара уже истощились. Большая нужда наступила: нечего было есть, нечего купить, нечего продать. Выгнала эта беда лиса на дорогу; пробрался он придорожными кустами и лег на берегу реки у самого моста: авось, мол, пройдет или проедет кто мимо, и будет чем поживиться. Ждал он добрый час и вот наконец видит на дороге воз с рыбой, а мужики идут и разговаривают. И понял Ренар из их беседы, что рыбаки, отправившись на лов, целую неделю не возвращались на берег, — так много рыбы пригнало в море западным ветром, и что теперь они везли ее в город продавать. Много товару было на возу: были там и корзины с миногами, и ящики с угрями, и много маленькой рыбы в кулях и бочонках. Выскочил Ренар из своей засады, почуяв добычу, забежал перед кустами и лег на дороге, притворившись мертвым. Лежал он там с закрытыми глазами, с оскаленными зубами, затаив дух, ну — околел, да и только! Кому бы пришло в голову такое притворство!

Увидали мужики лиса, подошли, потолковали, взяли его за хвост, со всех сторон осмотрели и решили взять его на воз.

— Славная шкура у лисы, можно продать ее за четыре, не то даже и за пять серебряных су, а то так и себе либо жене пригодится! — сказал старший из них.

На том и решили — бросили лиса на воз, а сами пошли, рассуждая о ценах на рыбу, на меха и хлеб, о хозяйстве и всяких домашних делах. Слушая их, Ренар открыл осторожно корзину, где было, пожалуй, больше трех десятков сельдей, — съел их под шумок с большим аппетитом и, выбрав другую большую корзину, где было много угрей, прогрыз в ней отверстие и, просунувшись в него, выпрыгнул из телеги, ловко унося на шее всю корзину с угрями. Как выпрыгнул он, — сказать не умею, а как не побоялся он замарать около рыбы свою шубу, — и подавно! Однако один из мужиков пошел посмотреть еще раз на подобранного лиса. Глядь–поглядь — ни лиса, ни угрей, и корзина с сельдями — пустая! Догадались тут мужики, что попались в ловушку, стали искать лиса по дороге, думая: не уйдет он далеко с такою ношей. Куда там! Станет он их дожидаться! Пробрался лис кустами в лес, в свою нору, где ждала его мадам Ришё — верная его подруга и два его сына: Персехэ и

Малебранш[3]. Побежали они навстречу отцу, в восторге от его нового костюма — корзины с угрями, и, впустив его, после обычных объятий крепко–накрепко заперли дверь.

О ТОМ, КАК РЕНАР ПОВЕЛ СВОЕГО КУМА ЛОВИТЬ УГРЕЙ

И стряпня же поднялась у Ренара! — связывали рыбу, жарили, варили; угрей резали на кусочки, нанизывая на нитки, и развешивали коптить над очагом, иных солили впрок, часть отобрали к обеду. Все были заняты, все были в духе и все веселились. И вот голодный Изегрим, прогуливаясь и ища, чем бы поживиться, проходил мимо замка Ренара, заметил дым и почуял вкусный запах. Подошел он к окошку и стал смотреть сквозь ставни и разглядел угрей, висевших над очагом. Как быть? Попросить Ренара поделиться с ним? — Знал он, что лис останется глух к его просьбе. Войти с угрозой? — Но дверь заперта очень крепко, и никто его не впустит. Наконец решился он постучаться. Стучал, стучал, — никто не отворяет.

— Отвори, кум! — кричит волк. — Отвори: принес я тебе кучу новостей!

Ничего не отвечал ему лис, сразу поняв, в чем дело. Удивился волк, что никто не отзывается, но запах рыбы так был привлекателен, что он продолжал стучать все громче и громче. Наконец Ренар спросил, кто стучит.

— Свои, — ответил волк.

— Кто свои?

— Твой дядя и кум! Отвори, прошу тебя; очень нужно!

— Потерпи, пожалуйста, пока монахи не отобедают и не уберут со стола.

— Откуда взялись у тебя монахи?

— Да я поступил к ним на службу.

— Будто бы? Что–то это странно! Но если это так, то дай мне чего–нибудь поесть с их стола, — я умираю с голода!

— Надо их попросить. Но что я скажу, если они меня спросят, не пришел ли ты, чтобы вступить к ним на службу?

— Скажи, что я готов им служить!

— Но это будет неправда! А я не могу обманывать их.

— Почему же неправда?