Пушкинский вальс - Вадим Смиян

   - Вы должны были заметить, что Пушкин не навязывает свое мнение, он только излагает свой взгляд на проблему, и при этом отнюдь не уверен в его истинности, - продолжала беседу Лилия Николаевна. – Кроме того, нельзя забывать, что Пушкин написал это стихотворение – кстати, оно называется «Ночь» - в 1823 году… понимаете? Поэту было тогда  двадцать четыре года. И в таком возрасте его занимала эта тема…Не стоит поэтому ждать от него готового ответа на столь сложнейший и многоплановый вопрос.

    - Да, это уж точно, - согласился Владислав Георгиевич. – Трудно представить себе современного 24-летнего мужчину, задумывающегося о загробной жизни и посмертном воздаянии…

    - Трудно представить? – усмехнулась Лилия Николаевна. – Скажите лучше – невозможно! Да бог с ней, с загробной жизнью! За несколько поколений нас приучили в нее не верить. Современники Пушкина задумывались не только об этих материях, они еще стремились быть полезными родине. А вот попробуйте сейчас остановить прямо на улице любого молодого человека и скажите ему, что он должен посвятить свою жизнь благу отечества… что будет? Вас поднимут на смех – и это в лучшем случае. А в худшем – просто набьют морду…так что лучше не рискуйте.

   - Я смотрю, у вас крайне негативные взгляды на молодежь, Лилия Николаевна! – грустно заметил Владислав Георгиевич. – Простите мой вопрос: а у вас самой есть дети?

   - Нет, Владислав Георгиевич…- повернулась к нему старший библиотекарь. – Детей у меня нет, и никогда не было.

   - Вот, наверное, поэтому вы и не хотите понимать молодых людей, видите в них только плохое…

   - Я только что говорила о Пушкине, и вы наверняка увидели: для меня Пушкин – это святое. И вот некое двуногое с интеллектом инфузории туфельки глумится над книгой Пушкина, после чего,не моргнув глазом, возвращает ее в библиотеку. А я должна как-то это понимать, должна увидеть в этом что-то хорошее?

   - Лилия Николаевна, ну что вы! – воскликнул Владислав Георгиевич. – Я ничего подобного не говорил: мерзость – она и есть мерзость. Но из того, что некий безмозглый тип изуродовал книгу, вовсе не следует, что все молодые люди сплошь и рядом негодяи и потребители.

   - Значит, мне фатально не везет, - сказала Лилия Николаевна. – Мне вот сплошь и рядом попадаются именно те, кого вы сейчас назвали…

   - А может, дело в том, что вы не хотите видеть других молодых людей? Подумайте сами: к вам в библиотеку ходят сотни молодых читателей. Вы их помните? нет! потому что добро как правило не лезет в глаза, оно естественно и логично. А вот нашелся один мерзавец – и вы уже второй день места себе не находите… Вам просто не приходит в голову, что на одного такого придурочного приходится множество прекрасных юношей и девушек…

   - К сожалению, он такой не один, их полным-полно, - сухо возразила Лилия Николаевна. – Просто если другие книгу заляпают, вырвут из нее страницы, то этот по части вандализма заткнул за пояс всех! Такого даже я за свою практику не встречала! Прекрасные юноши, девушки… Да, встречаются и вправду красивые молодые люди. А что – родители всем обеспечивают, о хлебе насущном думать не надо! Казалось бы – развивайся духовно, читай, думай, твори – ведь тебе для этого даны все возможности! Так нет же… Я никогда этого не пойму. И знаете – ведь вандала не определишь и не узнаешь! Это не рыжебородый верзила  эпохи падения древнего Рима, от которого разит чесноком и прогорклым бараньим салом! Современный вандал многолик, неприметен, нахален. Он может скрываться под обличьем скромного застенчивого очкарика, который и мухи не обидит, но способен вволю наиздеваться над книгой. Вандалом может оказаться хрупкая милая девушка с небесно-голубыми глазами и взглядом агнца… А вот какой-нибудь грузчик, от которого несет перегаром, может вернуть обратно книгу в отличном состоянии, и даже со следами мелкого, но заботливого ремонта! Но я не припомню случая, чтобы книгу чинили молодые читатели. Они способны только рвать, ломать, портить…

    Владислав Георгиевич только горестно вздохнул: было очевидно, что ему не переубедить страстную почитательницу печатного слова. « А она жуткая зануда, - подумалось ему. – Переубеждать ее, похоже, бесполезно. Случай с книгой, безусловно, сам по себе отвратителен, но зачем же возводить его в ранг вселенской трагедии? Я ведь еще вчера советовал ей – ну там, пожаловаться директору, не поможет – обратиться к руководству Дворца, слупить штраф с этого недоумка, чтобы мало не показалось… так ведь не хочет, отмахнулась! Но – переживает! Как ей объяснишь, что придурок он и есть придурок: что с него, кроме штрафа, возьмешь – не в тюрьму же его сажать! А она ни в какую…И чего она от него хочет? Чтобы новую книгу принес, что ли?..»

   С другой стороны, Владислав Георгиевич вдруг вспомнил, какой ужас он испытал, увидев по местному каналу, какой погром устроили вандалы на кладбище! Как осквернили могилы участников войны, земляков и боевых соратников его деда… И ведь наверняка это были молодые люди…Откуда этот демон разрушения? Почему эти юноши одержимы страстью все крушить и разорять? Должно же быть что-то святое – будь то книга Пушкина или могилы героических дедов? И может быть, не так уж и неправа Лилия Николаевна?..

    - Скажите, а у вас-то есть дети? – неожиданный вопрос собеседницы вывел его из задумчивости.

    - У меня? – переспросил он в некотором замешательстве. – Да, есть. Двое…сыновья. Они уже взрослые.

    - Понятное дело, взрослые, - кивнула Лилия Николаевна. – Ну и как, много ли радости доставляют вам ваши взрослые сыновья? Только пожалуйста, ответьте честно. Или не отвечайте совсем.

    - Если честно, то не слишком много… к сожалению, - врать Владиславу Георгиевичу не хотелось, да и это было незачем. – Только видите ли… У них свои жизненные задачи, свои цели и свои пути. У них своя жизнь. А радость – понятие больше субъективное. Конечно, хотелось бы видеть от них больше радостей, внимания, помощи…но – что поделаешь! Что есть – то и есть.

    - Вот как? – Лилия Николаевна горько усмехнулась. – Ну, и зачем нужны дети, от которых потом нет ни радости, ни утешения?

    - Вы слишком категоричны, - Владислав Георгиевич дернул головой, как будто ворот стал душить его. – Если не дай бог, случится беда, оба придут на помощь, в этом я не сомневаюсь…

    - Правда? – Лилия Николаевна как-то странно улыбнулась, глядя словно бы сквозь него.- Дай Бог, чтобы это было действительно так… Я вам этого искренне желаю.

    - Благодарю вас, - хмуро отозвался Владислав Георгиевич.

     Они уже дошли до городского почтамта и теперь стояли на широкой части улицы, где дома расступались в стороны и с обеих сторон открывался широкий и ухоженный бульвар. Перед ними возвышался двухэтажный продовольственный магазин, а через улицу, прямо напротив него – хозяйственный. В этом не было бы ничего примечательного, если бы не одна особенность: оба этих здания представляли собой точную копию друг друга: два старинных сооружения одинакового размера, планировки, с одинаковыми пристройками, башенками… И покрашены домики были тоже в один цвет. Смотрелось это весьма необычно, где-то даже умильно… Между тем Лилия Николаевна с какой-то внутренней болью вгляделась в эти старые домики, а затем спросила: