Узник (сборник) - Эрнест Маринин

– Грешника? В чем же мой грех?

– О-о, сын мой, я сам хочу в этом разобраться…

– Мне отрадно знать, что для этого мира время не прошло даром, что здесь появилось желание разобраться…

– Да, сын мой, с течением времени нравы смягчаются, появляется любознательность… Раньше ее полагали грехом, теперь же мы считаем любовь к знаниям естественным свойством разумного существа, лучшим путем к познанию воли Святого Солнца.

– Ну-ну… – протянул Багер. Что-то не понравилась ему эта пылкая любовь к знанию. – Так что же вам хотелось бы узнать?

– Сын мой, правда ли то, что я прочел в древних книгах?

– А что именно вы там обнаружили?

– Что ты умеешь… гм, дальше не записывайте, святой брат… что ты умеешь летать…

– Правда. А почему это вас так удивляет? Странно не то, что я летаю, а то, что в мире, населенном крылатыми существами, летаю только я. Странно, что в таком мире умение летать считается грехом и преследуется со строгостью, достойной лучшего применения. Это так же странно, как если бы в мире, населенном разумными существами, никто не умел думать и умение такое почиталось бы грехом и каралось.

– Гм… А что, святой брат, здравая мысль, не так ли?

Святой брат поскрипел челюстями и хмыкнул.

– Сын мой, мысли твои идут путем неожиданным… и весьма, весьма интересным. Об этом стоит подумать, гм… А запрет летать, завещанный нашими предками, имеет простое объяснение. Когда-то, многие века тому, и гримбли, и кромяки летали. Но однажды из отдаленных пустынь нахлынули стаи прожорливых журцов. Они настигали в воздухе и тяжелых гримблей, и неспешных кромяков, обгрызали им крылья и конечности и живьем скармливали своим личинкам. Спасались лишь те, кто находился на земле – под скалами, среди трав, в расщелинах. С той поры и возник этот запрет. На земле журцы не могли справиться с нами. Их крылья, прямые и длинные, не складывались и только мешали в схватках. Так что, сын мой, мудры были древние, и если бы не этот запрет… кто знает, может, не было бы теперь ни тебя, ни меня…

– Так. А что же журцы? С голоду повымерли?

– Большая часть их покинула наши края, а те, что остались, тоже перестали летать, и новые поколения их лишились крыльев…

– Так почему же не летать теперь?

– Сын мой, сложные вопросы ты задаешь. Во-первых, мы разучились летать. Во-вторых, мы прекрасно без этого обходимся. И наконец, в-третьих, опасно сказать народу, что древний запрет потерял смысл. Сегодня мы отменим запрет летать, а завтра кто-то потребует отмены других законов – например, владения собственностью, неприкосновенности жизни знатных или почитания Солнца, упаси нас судьба!

– Тоже не мешало бы…

– Гм… Святой храм Солнца придерживается другого взгляда.

– Ладно. Не будем ходить вокруг да около: что нужно от меня Святому храму?

– Сын мой, разум твой представляется мне обширным…

– Польщен.

– Мы говорили о любви к знанию… Как любое явление, она имеет две стороны. К сожалению, произвольное толкование новейших открытий науки дает почву для сомнений в некоторых положениях нашей солнечной религии…

– А-а… Святому храму требуется чудо?

– Гм… Сын мой, твой разум не только обширен, но и скор…

– А если я откажусь?

– Видишь ли, сын мой, мы – традиционалисты… Мы сохраняем древние традиции не только в почитании Светила, но и в… гм… методах убеждения…

– Яснее не скажешь. Что ж, пусть Святой храм подождет. Разум мой скор, но решения не скоропалительны…

Багер включил блок пространственных перемещений и исчез.

Великий праздник, светлый праздник Солнцев день! Приходится он на светлую осеннюю пору, когда гримбли уже выкормили своих личинок и те окуклились до следующего лета, а кромяковы детишки крыльями успели обзавестись; когда святое Солнце зной умеряет, а зима еще далеко, когда сады и поля принесли урожай… Славный праздник Солнцев день!

Каждый честный гримбль встречает зарю этого дня за городом, среди трав высоких, с семейством своим, с кувшинами да с закусью, хе-хе…

Вот и Таюн так. Чин-чином, с бабою, с двумя детишками прошлогодними – остальные, бедняги, букрашам на поживу пошли… Святое Солнце встретили-приветили, славу ему прокричали, крыльями похлопали, соку медвяного испили с соседями – Привой-Гвоздем да Сагой-пекарем, песен попели, в ручье поплескались за милую душу. Как Солнце до полудня поднялось, еще пославили, еще кувшины стопкам покланялись… Разморило Таюна, прилег под лопушком соснуть. Мальцы с Сагиными девчонками сбежали, на баловство уже потягивает, хе-хе… Взрослые по грибочки двинули в лесок. А Таюн разоспался, крепок сон хмельной!..

Багер огляделся по сторонам. Возник он на освещенной солнцем лужайке. Вдали – лес, до самой опушки все заросло густыми травами. Слева ручеек журчит. Посреди лужайки – узорчатая скатерть, на ней остатки пищи, пустые кувшины, ножи с резными рукоятками, вилки – ого! Молодцы жуки, прогрессируют. А в стороне, под лопухом, разлегся здоровенный абориген. Храп доносится и перегар медовый. Ну что ж, можно и так…

Багер включил пси-блок, не спеша внедрился в мозг спящего, потихоньку, чтобы не разбудить. Покопошился, полистал последние мысли, впечатления. М-да… Как в хрестоматии. Святого храма Солнца верный слуга, подмастерье цеха ножовщиков Таюн. Не бедный. Так сказать, зарождающаяся буржуазия. Представитель прогрессивного слоя общества. Попробуем…

Спит Таюн, и снится ему сон дивный. Вроде явился ему Посланник Солнечный – красив да светел, хоть по обличью простой гримбль, только голый. Глаза добрые, глядят ласково, щетина улыбкой топорщится. И спрашивает, значит, Посланник:

– Ну, как живешь, Таюн?

– Да неплохо, слава Солнцу, неплохо, хе-хе…

– Доволен жизнью?

– А как же! Что ж я, грешник какой или, упаси Солнце, еретик, чтоб недовольным быть?! Живу хорошо и всем доволен. Ремеслом владею, заработки не хуже, чем у кого, баба славная, детишки каждый год подрастают… Чего ж недовольствовать? Дом свой есть, огородик, трав медвяных двенадцать стволов, за зиму ни один не вымерз, грехов на мне нет… Ну, не так уж чтобы совсем – бабу с похмелья по охвостью поучишь, или пройдешься с народом по кромяковскому кварталу с дубиночкой, или с барина за ножны резные лишний золотой слупишь, хе-хе, не согрешишь – не покаешься! А уж что побалуешь разок-другой с Гвоздевой бабой, так это уж и вовсе не грех, кто ж в этом деле чист, хе-хе, разве что отцы святые… которые возрастом постарше…

– А скажи-ка, Таюн, не бывает ли у тебя тоски смутной, мечтаний несбыточных, мыслей вольных?…

– Н-ну… насчет мыслей, так, пожалуй что и нет… а вот тоска да муть – это с похмелья завсегда. Дык и загадка ж есть: кто, мол, с ног валит, а голова болит? Все он, сок-сочок, святое дело! Особливо после баньки… Ох-хо, грехи наши сладкие…