Пиксельный - Александр Александрович Интелл

Потом я оказываюсь в лесу. За мною гонится черный столб дыма. Он издает загадочные, но узнаваемые сознанием звуки. Они перемешиваются в голове, я пытаюсь их понять, вкрадчиво прислушиваюсь, и на мгновение чудится, что дым говорит со мной.

Но так и не догнав, дым скоро исчезает, не оставляя ни звука, ни отголоска погони. В лесу я остаюсь в холодном одиночестве, вокруг все застывает, и взор не идет.

Прилетают птицы. Они напевают невнятную мелодию, вокруг становится темно и мрачно. От страха я хочу проснуться, но не получается. Бежать некуда, я скован в этой темноте, лишь очертания деревьев прорываются, но все это не лес. Теперь он совсем пропал – только темнота, пугающая. Двигаются те очертания или стоят? Не внять мне!.. кто их рисует?

На счастье, темный лес сменяется утренним пляжем на берегу океана. На горизонте видно, как поверхность воды обволакивает разовое полотно зарева, расходится до берега, и дальше. Солнышко не печет, не сушит воздух, лишь только освещает, словно бы заботясь обо мне. Пробегает легкий, прохладный ветерок. Хочется остаться в этом сне навечно. Так хорошо…

На крыше

Давным-давно, словно в забытом сне, когда был ребенком, я мечтал попасть в игру. И пусть мир тот под завязку был напичкан опасностями – меня это нисколько не пугало и не отвращало мечтать.

Наверное, ни один человек в мире не способен просто взять и забаррикадировать в себе подобное состояние.

Взять, и жизнь заменить на игру… Все что тебя окружает, сложное и несправедливое – убрать, а на освободившееся место поместить игру, в которой неймется очутиться.

Ведь жизнь неустанно требует принимать никчемные, никому, в сущности, ненужные решения, вечно занимать голову ничегошечки не значимыми проблемами, бессмысленными вещами. Боже! Как же я не хотел всего этого!

Логика простая: зачем оно вообще нужно? Есть более важные занятия – спасать мир от инопланетных захватчиков, в одиночку уничтожать террористическую группировку, выручать принцесс и бить драконов.

Всю жизнь мы свершаем никчемные поступки, благодарим судьбу за подкинутую косточку на манер выплаты жалкой премии в размере двадцати процентов от зарплаты; благословляем, что не наслала кару вроде сюжета с сокращением персонала, умиляемся самым несносным достижениям. А ведь хотим горы крушить, принцесс спасать, чудовищ бить да прославляться; искать сокровища несметные, участвовать в благородных и опасных приключениях, гордо рисковать ради чего-то светлого, что способно изменить мир, или поможет ему измениться. Хотим, хотим…

Но вместо этого сперва выслушиваем жизненные установки от учителей в школе, до сих пор хранящих партбилет в тумбочке. Они, может быть, и достойны преподавать науки, но совершенно не имеют право учить жизни, потому как сами в ней не преуспели. В институтах лапшу вешают учителя, левелом чуть выше. И все это время совершаем никчемные поступки, продиктованные бесславной жизнью, пребывая в надежде, будто это приведет к чему-то стоящему, чтобы в старости, похлебывая душистый чаек с внуками, рассказывать о жизни, не стыдясь.

И мы ведь надеялись и ждали. И что? А ничего! Ни-че-го! Школа, институт и кружок бальных танцев сменился работой, где идиот-начальник изощренно шепчет в уши, намекает, какое ты ничтожество, а ты все так же совершаешь никчемные дела, и все так же терпишь, ждешь и надеешься. Конец.

Получается, в современной жизни места подвигу нет? Не осталось брешей, через которые прорвутся настоящие герои? Неужели у нас отняли право на подвиг? Неужели миру не нужные герои?

Только начальникам, подлым и мерзким начальникам: подвиг на работе, подвиг… в офисе! Боже, как же это жалко звучит: подвиг в офисе!

Сегодня я наконец-то исполняю, чего хотел последнюю неделю – запираюсь в уютной комнатке, приспособленной под рабочий кабинет, и принимаюсь писать.

Мой рабочий кабинет представляет собой стол, кресло, компьютер с WI-FI и одну большую полку-стеллаж с книгами, распечатанными рукописями и прочими рабочими инструментами. Иногда я здесь просто люблю почитать, атмосфера располагает.

Признаться, сегодня все получается, и за утро я выдаю тридцать тысяч знаков. Мои книжки имеют скромный объем, но легко потягаются с самыми маститыми романами современности. Более четырехсот тысяч знаков с пробелами мой юный читатель обрабатывает своим активно развивающимся мозгом. Ну не круто ли? Вот что я называю… полезным делом.

В этой книжке я намного серьезнее подошел к тому, что люблю называть The Nature of Characters. Они уже личности, маленькие личности тринадцати – четырнадцати лет отроду, а не пустые болванчики из первых книг. Читатели растут. Растут вместе с любимыми персонажами.

Герои моих книг не сношаются в четырнадцатилетнем возрасте, как безликие сверстники, не бухают пиво на улице, не опорожняют мочевой пузырь в подъездах, не блюют в лифтах. Они другие. И я хочу, чтобы мои читатели равнялись на тех персов, а не на сверстников, ставящих рекорды по дисциплине «кто раньше начал этим заниматься».

Я не навязываю, хочу дать выбор. Посмотрите, сравните жизни сверстников, и тех, о ком пишу; сопоставьте, определитесь. Один из кучкующихся под окном с бутылками пива и горланящий второй час к ряду или человек? Я испытываю настоящее благоговение, представляя моих читателей взрослыми людьми. Умные, красивые, может, иногда вспоминающие, или даже благодарные за книги детства. Книги, которые помогли сформировать их взгляды, убеждения, повлиявшие на мировоззрение. Книги, которые они бы рекомендовали своим детям. Хочется прожить жизнь и оставить что-то значимое, полезное.

Только ужасно понимать, что самые лучшие идеи ты реализовал, а свежих, увы, остается все меньше и меньше; начинать новую книгу с каждым разом все труднее. О чем? Все главное изложил, как мог. По второму кругу? Как на гордость наступить!

Заиграла мелодия входящего звонка – незнакомый номер. Я всегда стремаюсь, когда вижу кучу незнакомых цифр. Внутри просыпается тревога, чувство угрозы и незащищенности:

– Да.

– Милый. ПРИДИ ПОЖАЛУЙСТА!

– Что? Куда?

– Приди к нам! – На той стороне слышатся рыдания ее матери.

– Что случилось?

– Она на крыше! Она НА КРЫШЕ! ОНА ХОЧЕТ СПРЫГНУТЬ!! Она будет разговаривать только с тобой!

* * *

На крыше холодно, ветер воет натужено, сбивает с дрожащих ног. Мы среди леса антенн, а впереди пропасть, под ноги редко попадает мусор – сюда частит молодежь.

Еще эти маленькие домики, такие крохотные, уставленные по всей площади. Издали всегда казались заботливо выстроенными жилищами невидимых жителей. Целые мини-государства на крыше каждого дома. А так – вентиляция.

Лену я увидел не сразу, только когда поднялся. Стоит на краю, а я разглядываю худенькую спину и тонкие ножки. Такая маленькая и незаметная. Если убрать людей и машины внизу, то никто и не заметит маленькую девочку на краю пропасти.

Вероятно, Лена не может меня слышать, или не хочет. Во всяком случае, она не поворачивается. Я тоже ее отсюда не слышу. Смешно – вся суть наших отношений воплотилась в