Пиксельный - Александр Александрович Интелл

– Мы. А кто еще? Вы, я…

– Ну да. Ты ж психолог как-никак… – отстраненно пробормотала она.

– Вот именно. Я заинтересован не меньше вас, мне можно довериться, – тут я зря это сказал, Mrs. Dursley посмотрела с недоверием.

Еще минут пять продолжаю втолковывать понятным языком: нужны активные меры воздействия, Лену еще можно перевоспитать, это не конец, впору многое исправить. А мне, тем временем, страшно до чертиков.

Вот она, Леночка: наркоманка, без жизненных принципов. Сколько о ней я еще не знаю?

– Давайте так, – продолжаю я, – сперва, вы ее дождетесь. Наверняка она придет поздно. Я бы остался с вами, но нужно поступить умнее. – Елена Васильевна кивала с открытым ртом – Я приеду на утро, а перед этим вы незаметно позвоните, пока она спит. Сможем собраться втроем и поговорить.

Начнем с простых слов, обязательно скажите, что любите ее, и сегодня сделайте так. Нужно настроить ее на волну доверия. Мы только хотим ей помочь, – Елена Васильевна заворожено кивает – она все еще маленький ребенок, ей нужны помощь и защита. Я надеюсь, у нас получится достучаться до нее, будем делать это вместе. Раньше не получалось, она вечно убегала. А с вашей помощью – получится! Все в наших руках!

Я говорю это так проникновенно, что Елена Васильевна пускает слезу, а меня начинает тошнить от ситуации, хотя в душе понимаю, что вот-вот сам разрыдаюсь. В сущности, я бы с удовольствием поплакал вместе с этой идиоткой.

Мне по-прежнему страшно. Страшно, что ничего не получится. Вдруг Лена психанет, и на этом все? Я же не могу привязать ее к батарее? А если убежит из дома или еще чего натворит? Надо признать – надеюсь на чудо. Но что еще остается?

Мы прощаемся, я даю очередную парочку советов, прошу не плакать, когда придет Лена, и наставляю прочей шнягой, которую знаю из института и книжек по психологии.

* * *

Через час я дома: играю, потягивая апельсиновый сок – алкоголь не лезет. Тем более, с утра нужно заниматься Лене. Это главнее всего, поэтому напиваться нельзя.

Я даже готов прекратить писать (хотя за эту неделю не удалось написать и строчки), лишь бы с прекрасной дурочкой все было хорошо. Готов целыми днями проводить с ней время, только бы образумить.

Сегодняшним днем доволен: словил ворох люлей, но появился шанс спасти ее. Хотя по-прежнему страшно. Так же, как было ее мамаше в квартире, когда узнала про дочь-наркоманку.

Я пыжусь думать позитивно, и повторяю в уме простые фразы, рвущиеся наружу: «Все будет хорошо. Да, все будет хорошо. Я спасу ее, все получится. Она образумится и все поймет».

Наверное, со стороны я выгляжу жалко и удручающе, и меня должны бы жалеть: человек с геймпадом в руках, тыкая на кнопки и уставившись в ящик, отстраненно бормочит эти фразы. Увидь кто – повертит у виска, да посмотрит долгим недобрым взглядом.

«Я спасу ее, все получится…»

На экране телевизора супергерой в цветастом костюме сражается с врагами, обделенными интеллектом, безжизненными. Одним словом – попса. Но мне это кажется чертовски символичным и даже появляется некая уверенность.

Мои размышления прерывает звонок с незнакомого номера:

– Алло?

– ДА КАК ЖЕ ТЫ ПОСМЕЛ, СУЧОНЫШЬ! КАК ДОДУМАЛСЯ К НАМ В ДОМ ЯВИТЬСЯ?! – из трубки вырывается просто неимоверный вопль безумной домохозяйки.

– Что случилось, что-то с Леной?

– ДА КАК ТЫ ПАСМЕЛ, СВОЛАЧЬ, СУКА… КАК ТЫ ПАСМЕЕЕЕЕЛ НАДРУГАТЬСЯ НАД МОЕЙ ДОЧЕРЬЮ?! – Тут голос срывается в поросячий визг. Это раздражает, шокирует, и бросает в пот.

– Пожалуйста, успокойтесь. Я вас прошу, Елена Васильевна, я вам сейчас все объясню, просто выслушайте.

– Ты, сволоченышь, и дальше хотел издеваться над моей дочерью, да? Ты поэтому пришел? Лена мне все рассказала! Ты ее преследовал, чтобы опять ИЗНАСИЛОВАТЬ? – дуранутая опять срывается на поросячий визг. – Психологические занятия, говоришь ты? Мне Лена все рассказала! Ублюдок! Мразь!

– Послушайте… это не то, что вы думаете, – я начинаю говорить как можно быстрее – дайте я все объясню. Лена вам наврала, я не насиловал ее, она это придумала чтобы…

– ДА ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ, МРАЗЬ!

– Успокойтесь и выслушайте! Лена манипулирует вами, я говорю, она специально придумала про изнасилования, чтобы я с ней не общался, что бы держать меня на расстоянии. Она угрожала, что расскажет вам об этом. Но я уверяю вас, ничего такого не было. Вы давно меня знаете!

– ЗАМОЛЧИ! ЗАМОЛЧИ МРАЗЬ! ЙА ВЕРЮ ДОЧЕРИ! ЙА ВЕРЮ ДОЧЕРИ! Ты все придумал, ты придумал про наркотики, моя Леночка не может этого делать, с ней все нормально! Ты, проклятый педофил!

У меня кончается терпение:

– ТЫ, ТУПАЯ СВИНЬЯ! ЛЮБИТЕЛЬНИЦА ДЕТЕКТИВЧИКОВ И МУЛЯЖЕЙ СУДЕБНЫХ ПРОЦЕССОВ! ДА НЕ НАСИЛОВАЛ Я ЕЕ! ЭТО ОНА МНЕ ДВА ГОДА МОЗГ ТРАХАЛА! Я ЕЕ НЕ-НА-СИ-ЛО-ВАЛ! КЛЯНУСЬ ВСЕМ, ЧТО У МЕНЯ ЕСТЬ!

Небольшая пауза. Такое ощущение, что она на какой-то момент поверила, ее отдаленная часть ума прислушалась к правде, мозг свиньи произвел верные вычисления, извилина задрожала.

– Еще раз – тут она зачем-то хрипит – еще раз ты, сволочуга, придешь к нам, или я узнаю что ты преследовал мою дочь, я напишу заявление в милицию и тебя посадят! Понятно?

Дурнина бросает трубку.

Какой же я дурак, что уехал из той квартиры и не дождался Лену!

Честное слово, тупость овальной домохозяйки удивляет, но где-то в душе я был готов к тому, что Лена провернет свою педофильную схему. Но не могу понять вот что: раз Дурнина уверена, что Я ИЗНАСИЛОВАЛ ЕЕ ДОЧЬ, всего-то – грозится написать заявление? Как можно такое допускать? Ей что, нужно повторное изнасилование? Для галочки?

Паршиво закончился денек. Паршиво. Теперь только к батарее приковывать, чтобы не жрала наркотики. Но кто допустит?

А я ведь этой тупой свинье про вены то не рассказал…

– Мам, это я порезалась

– Ага дочя, в следующий раз будь осторожней. Это ведь ты не бритвой себе вены порезала, потому что ты тупая идиотка?

– Конечно нет, мам!

– Ну и славненько! Иди, погуляй с подружками!

– Спасибо, мам!

* * *

Всю ночь снится убегающая Лена. Я гоняюсь за ней в огромном зале с оранжевым светом и крупными, гладкими плитами на полу – черными и розовыми. Высокие белоснежные стеллажи с играми и приставками уходят вверх, куда я даже не пытаюсь всматриваться.

Мне хочется отругать ее, убедить, чтобы больше не резала себе ничего. Но Лена бегает быстрее, гораздо быстрее, и когда кажется, что я вот-вот за нее ухвачусь, ускользает за белыми стеллажами. В один из таких моментов я поскальзываюсь и валюсь на плиты.

Я наблюдаю за собой откуда-то со стороны, распластавшимся на полу, наблюдаю за Леной, в компании непонятно откуда взявшихся подружек. Они видятся разноцветной кучкой мусора холодных тонов. Кучка хохочет над упавшей фигуркой и тыкает пальцем, весело приговаривая неслышные фразы. Фигурка