Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

мороженым и всякими булочками.

– Вот как? Целых семь недель?

– И придумал для них слоган.

– Да быть не может! И как это меня угораздило?

– Помолчи! Слоган звучит так: «Попробуй укуси»!

Херб, ошеломленный, во все глаза смотрит на жену.

– Ничего себе! – наконец произносит он. – Да ты просто гений!

– Никакой я не гений. Я – мелкий воришка. Это Тилли придумала, случайно, а я присвоила. Надеюсь, она забудет, а я всем скажу, что ты корпел над этим слоганом семь недель.

– Умно! Думаю, сработает. Кстати, Смитти меня сегодня пригнул.

– Ты что, дал ему по носу?

– Типа того.

– А что случилось?

Херб рассказывает жене о телешоу, которое они смотрели, о том, как он высказал что-то наподобие похвалы, а оказалось, что шоу спонсирует конкурент Смитти.

– Да, это было глупо, – говорит Джанетт. – Хотя Смитти, конечно, гнус.

(Это их домашний сленг для всего гадкого, что есть на свете.)

– Я выкрутился, – успокаивает жену Херб.

– Все равно, неплохо было бы запастись хорошей бомбой. На всякий случай.

Херб смотрит в окно на лужайку, которая отделяет их дом от дома Смитти.

– Слишком близко, чтобы взрывать бомбу.

– Главное, чтобы они не узнали, кто их взорвал.

Херб качает головой.

– Но мы же реально не хотим их взрывать, – говорит он.

– Конечно нет. Бомба нам нужна на всякий случай. К тому же кое-кто уже подложил им бомбу.

И Джанетт рассказывает Хербу про старика Трайзера, которого в «Кавалере» подкинули наверх, и теперь он может запросто расплющить Смитти.

– Будь к нему снисходительна, Джанетт, – говорит Херб. – У него простатит.

– И он – в полной прострации? Сам признался?

– Нет, я узнал случайно. А еще у него геморрой.

Джанетт издает смешок.

– Теперь Тилли у меня поерзает, – произносит она.

– Ты – самая мстительная девица из всех, кого я знаю, – говорит Херб.

– Они нагнули моего милого бэбика, а я должна быть паинькой?

– Тилли подумает, что это я тебе сказал.

– Не догадается. Мало ли как я узнала. Я все беру на себя, мой крошка. Мы же одна команда, не так ли?

Херб покрутил стакан в руке, глядя, как на поверхности виски формируется небольшой водоворот.

– Смитти об этом кое-что говорил, – произносит он и рассказывает жене о дезертах, которые купила себе Тилли, а также о том, что очень скоро дети перестанут различать, кто из родителей отец, а кто – мать.

– И тебя это волнует? – спрашивает Джанетт.

– Немного.

– Перестань, – говорит Джанетт. – Забудь про этот старый труп в шкафу. Мы же люди нового времени. Ну и что страшного произойдет, если Карен и Дейви вырастут без этих допотопных образов Отца и Матери в голове?

Херб задумчиво потягивает виски и произносит:

– Так и случится: Карен напишет книжку «История моей жизни», и – цитата: «Не было у меня ни папочки, ни мамочки, как у всех прочих деток, а воспитывал меня государственный Комитет по делам сирот».

– Комитет или не комитет, ты, мрачный провидец, но, если у деток будет еда, одежда и любовь – что им еще нужно?

– Но должно же быть у них какое-то представление о том, что отец – это тот, кто всегда сверху.

Джанетт похлопывает мужа по щеке.

– Только в том случае, если у того, кто сверху, все большое. А у тебя все настолько большое, что ты вполне заменишь любой комитет.

– Что ты имеешь в виду?

– Сейчас объясню. Идем-ка в кроватку!

Филос ждал Чарли возле дверей.

– Ну и как? – спросил он.

– Мощно, – отозвался Чарли. – Впечатляюще.

Он внимательно посмотрел на Филоса.

– Тебе вся эта история, конечно, уже до лампочки, не так ли? – произнес он.

– Хочешь узнать что-нибудь еще? – спросил Филос. – Или пока хватит? Будешь спать?

– Не сейчас. Ночью.

Он сказал это по-ледомски, но это понятие, «ночь», в местном языке почему-то не могло найти для себя воплощения в слове – так же, как и понятия «мужской» и «женский».

Поэтому Чарли произнес:

– Когда станет темно.

– Что станет темно? – переспросил Филос.

– Разве ты не знаешь? Солнце сядет, звезды появятся, луна, все дела.

– У нас не становится темно.

– Как это? – в недоумении посмотрел на Филоса Чарли. – А что, Земля уже не вращается?

– О, я тебя понимаю, – улыбнулся Филос. – Там, снаружи, действительно темнеет, но только не в Ледоме.

– А вы что, живете под землей?

Филос склонил голову и, улыбаясь одними губами, посмотрел на Чарли.

– На этот вопрос нельзя ответить односложно, – сказал он.

Чарли посмотрел через широкую панель окна на затянутую дымкой серебристого цвета небо.

– И почему?

– Тебе лучше спросить об этом Сиеса. Он хорошо объяснит.

Неожиданно для самого себя Чарли рассмеялся и, увидев недоуменный взгляд Филоса, пояснил:

– Когда я о чем-то спрашивал тебя в прошлый раз, ты сказал, что на все мои вопросы ответит Миелвис. Когда я начал задавать вопросы Миелвису, он сказал, что лучше тебя на них никто не ответит. Теперь ты отправляешь меня к Сиесу.

– О чем ты спрашивал Миелвиса?

– Про историю Ледома. И он сказал, что ты – лучший специалист. А еще ты знаешь, когда следует остановиться. Да, точно: ты знаешь, когда следует придержать информацию, потому что это – не в его правилах.

И вновь словно бы тень пробежала по смуглому лицу Филоса.

– Так уж я устроен, – сказал он мрачно.

– Послушай! – проговорил Чарли. – Может быть, я что-то не так понимаю. Может, что-то упустил. Но мне не хотелось бы, чтобы из-за меня у вас начались разборки.

– Перестань, прошу тебя, – сказал Филос. – Я знаю, что он имел в виду. И ты здесь совсем ни при чем. А история Ледома – это история Ледома, и к вам она не имеет никакого отношения.

– Еще как имеет! Миелвис говорит, что начало Ледома напрямую связано с концом эпохи homo sapiens, и на этот счет я хочу полной ясности. Это меня касается напрямую!

Они медленно шли, но Филос вдруг остановился и, положив руки на плечи Чарли, сказал:

– Чарли Джонс! Мы оба и правы, и неправы. Но ты не несешь за это никакой ответственности. Пусть все будет так, как есть. Я, конечно, виноват, что веду себя таким образом. Давай забудем все это – мои чувства, мои проблемы…

– Ну что ж, если это – единственное, что я не узнаю в Ледоме, пусть будет так, – сказал Чарли и рассмеялся. Он был готов все забыть.

Но он не забудет.

Уже почти засыпая, Херб неожиданно произносит:

– Но Маргарет нас не любит.

Джанетт хочет успокоить мужа и говорит:

– Мы ее тоже разбомбим. Засыпай.

После чего, вдруг приободрившись, интересуется:

– А кто это – Маргарет?

– Маргарет Мид, антрополог. Это она написала статью, о которой я тебе говорил.

– И почему же она нас не любит?

– Она говорит, что любой мальчишка хочет, когда вырастет, быть похожим на отца. И если отец хороший добытчик и товарищ по играм, если у него руки растут из нужного места, и он запросто может починить стиралку, сушилку и косилку, то и мальчик растет с чувством, что ему все по плечу, и сам становится хорошим добытчиком и товарищем для своих детей.

– Ну, а мы здесь при чем? – недоумевает Джанетт.

– Она говорит, что в нашем тепличном мирке невозможно вывести генерацию героев,