Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Открывшиеся перед Чарли анатомические подробности способны были восхитить кого угодно, а особенно того, кто не утратил способности изумляться гению природы, ее изобретательности, а также умопомрачительной сложности живых существ.
Во-первых, ледомец имел как мужские, так и женские половые признаки, причем в активной форме. Мужской орган целомудренно укрывался в том, что у homo sapiens называлось бы вагинальной впадиной, и туда же выходили проходы сразу двух маток – аборигены каждый раз производили на свет по два близнеца. При возбуждении фаллос увеличивался и являлся на свет; в спокойном же состоянии он был полностью укрыт. Уретра была частью фаллоса. Совокупляясь с партнером, ледомец играл одновременно и женскую, и мужскую роль – иначе соитие было бы невозможно. Яички находились на поверхности тела, в паху, под тонким слоем кожи. И, насколько это смог определить Чарли, у ледомцев была изумительным образом реорганизована нервная система, появилась, по крайней мере еще одна пара кольцевых мышц, а также были частично перераспределены функции желез Бартолини и Купера.
Когда Чарли получил исчерпывающие ответы на свои вопросы, а Миелвис понял, что его гость вполне удовлетворен, он отправил экраны назад, в прорези, и включил свет.
Некоторое время Чарли сидел тихо. Перед его взором встал образ Лоры. От биологии никуда не деться. Помнится, существовали астрономические символы для мужского и женского начал. Марс – мужское, Венера – женское. А как могли бы, применительно к своим условиям существования, уточнить эти символы сами ледомцы? Марс плюс игрек? Венера плюс икс? Сатурн, вывернутый наизнанку?
Напряженно моргая, Чарли поднял глаза на Миелвиса.
– Как же это вы все так перемешали? – спросил он.
Миелвис снисходительно рассмеялся и, повернувшись к стене с прорезями, принялся что-то искать. Чарли же, несмотря на только что сделанные открытия, продолжал воспринимать его как существо мужского рода – несмотря на то, что соответствующее личное местоимение в ледомском языке было лишено гендерных референтов. Чарли внутренне подготовился к новым откровениям, но Миелвис, издав недовольное ворчание, устремился в угол комнаты, где приложился ладонью к спиралевидному значку на стене.
Тотчас же раздался тоненький вежливый голосок:
– Да, Миелвис!
– Тагин! – произнес Миелвис, – где у нас материалы по homo sapiens?
– В архиве, каталог «Исчезнувшие приматы».
Миелвис поблагодарил собеседника и, отойдя в сторону, к другой стене с прорезями, нашел то, что искал, после чего жестом позвал Чарли присоединиться. Тот, сопровождаемый скамьей, подчинился. Они уселись перед извлеченными из стены экранами.
Свет погас, экраны засветились.
– Вот картинки с homo sapiens, мужчиной и женщиной, – начал Миелвис. – Ты говоришь, что все у нас перемешалось. Но я тебе покажу, насколько ничтожны произошедшие изменения.
Он начал с изумительно красивого изображения репродуктивных органов человека, показав, насколько они схожи у мужчин и женщин в пренатальный период, и насколько принципиально мало отличаются друг от друга в более зрелом возрасте. Каждый орган у мужчины имел свой аналог в женском теле.
– И, если бы ты не принадлежал к культуре, которая только и занимается тем, что акцентирует различия между мужчиной и женщиной, ты бы увидел, насколько эти различия минимальны (впервые Чарли слышал ледомца, который рассуждает о культуре homo sapien).
Затем Миелвис перешел к экспонатам, иллюстрирующим разнообразные патологии. Здесь можно было увидеть, как, подвергнутый простому биохимическому воздействию, один орган мог атрофироваться, а другой, наоборот, невероятным образом развивал функции, которые в его случае считались рудиментарными. Мужчина начинал производить грудное молоко, а женщина – отращивать бороду. Миелвис доказал Чарли, что сильный пол может выделять прогестерон, а слабый – тестостерон, хотя и в ограниченных объемах. Потом он перешел к иным видам, чтобы продемонстрировать Чарли все многообразие типов размножения, существующих в живой природе. Он показал пчелиную матку, которая совокупляется высоко в небе, а после, от поколения к поколению, оплодотворяет тысячи яиц; стрекоз, которые устраивают любовный танец, соединившись в некое подобие кольца, порхающего над болотами; лягушек, чья самка откладывает икру в большие поры на спине своего кавалера. Были там и морские коньки, у которых честь приносить потомство принадлежит мужским особям, и осьминоги-аргонавты, которые в присутствии своих возлюбленных начинают размахивать специальными щупальцами – те отрываются и, в случае, если дама благосклонна к своему ухажеру, она подхватывает свободно плывущее щупальце и использует его для оплодотворения; если же самец самке не по душе, то щупальце со сперматофорами съедается. К моменту, когда Миелвис закончил, Чарли готов был признать, что, по сравнению с великим многообразием способов размножения, которые демонстрируют представители живой природы, различия между ледомцами и homo sapiens не кажутся такими уж существенными.
– Но как все это произошло? – спросил Чарли, когда наконец смог уместить в своей голове полученные сведения.
Однако Миелвис ответил вопросом на вопрос:
– Что заставило первых наземных созданий выбраться из жижи первобытных болот и, вместо воды, вдохнуть воздух? Как их потомки спустились с деревьев и, подобрав на земле дубину, использовали ее в качестве первого инструмента? Почему некое существо, впервые выкопав ямку, вполне целенаправленно уронило туда семечко, надеясь на всходы? Это просто случилось – и все. Такие вещи случаются…
– Но ты знаешь гораздо больше, чем говоришь, – с трудом сдержал возмущение Чарли. – И о моем виде – тоже.
Миелвис, несколько раздраженно, отозвался:
– Твой вид – это специальность Филоса, а не моя. Меня больше занимает Ледом. Но, как я понимаю, ты не очень-то хочешь знать, почему вы исчезли. Никто из нас не собирается ничего скрывать от тебя, но не кажется ли тебе, что возникновение Ледома и конец homo sapiens как вида – вещи взаимосвязанные? Конечно, тебе решать, хочешь ли ты знать об этом или нет.
Чарли опустил глаза.
– Спасибо, Миелвис, – проговорил он.
– Поговори с Филосом, – сказал Миелвис, широко улыбнувшись. – Он все объяснит лучше, чем кто бы то ни было. И он знает, где остановиться. А я не смогу – не в моих привычках удерживать важную информацию. Так что – к Филосу!
– Спасибо! – повторил Чарли. – Непременно.
Напоследок Миелвис, все так же широко улыбаясь, сказал:
– Природа, какой бы расточительной и избыточно разнообразной она ни была, неизменно следует одному важному принципу – она последовательна. И природа свято придерживается этого принципа – даже если для этого ей приходится творить чудеса.
– И все-таки это здорово, – говорит Джанетт, вернувшись из детской спальни. Она наливает две порции виски в стаканы с толстыми стенками – себе и мужу. – Здорово иметь таких соседей.
– Согласен, – кивает головой Херб.
– У нас так много общего!
Минуту подумав, Херб интересуется:
– Как провели вечер?
– Отлично, – отзывается Джанетт и, помолчав, говорит:
– Значит, история такая. Усвой и смотри не забудь. Ты семь недель корпел над презентацией для своих кондитеров, которые намерены торговать
