Ночные журавли - Александр Владимирович Пешков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мама и люди, с которыми она была в Германии, расположились в моем представлении яркими фрагментами – на отдельных ярусах немецкой карусели.
Секрет в том, что эта страна стала символом праздника и беспечности, как опереточный сюжет, где слова признания обязательно продолжит мелодия, где ожидание любви кружит голову, а счастье не уходит со сцены. Оно будто бы одалживается всей последующей жизни!
Даже печальные события, казалось мне, приходили лишь для того, чтобы их чередовать с весельем и завершить все миром да согласием.
А еще в Германии таилась самая большая для меня загадка: врачи из немецкой клиники вынесли приговор, что детей у Вари быть не может. Сказалась колхозная стужа в юности.
Свободу моей фантазии придавало чувство бесплотности! Оттого так своевольно следовал я за мамой, в неизвестной мне стране.
И мог легко представить себе зал кабаре в бордовых тонах, прищуренные огоньки на стенах, смесь запахов шоколада и пота, теплый сквознячок от надушенного шелка.
На сцене пестики женских ножек, взбрыкивающих из тряпичного бутона юбок, пенные брызги музыки, окропляющие зал азартом и желанием чего-то…
8
После кабаре решили пройтись пешком, радуясь майскому теплому вечеру. Ольга Зауровна и ее любимица Варенька уже не в первый раз выполняли поручение замполита: нанять джазовый оркестр на очередной праздник. (Праздновали в «Смерше» позже красной даты, потому что в эти дни объявлялась боевая готовность.)
Женщины легко постукивали кончиками зонтов о брусчатку, выбивая на камнях джазовый мотив.
И видимо, увлеклись игрой. Платья с «плечиками» особенно хорошо смотрятся рядом с офицерскими погонами! «Девушек подцепили» два русских офицерика – полевые вояки, худощавые, жилистые, с острыми лопатками и короткими усами:
– Девочки, вы откуда?
– Откуда и вы, – не задумываясь, ответила Варя.
– Из кабаре идете?
– Ага, гуляем, пока мужья на службе! – Ольга Зауровна прибавила шаг.
Но пехотинцы не отставали и быстро испортили настроение:
– Такие, как вы, не похожи на наших жен!
– Какие? – удивилась Варя, почему-то решив, что они холостяки.
Один офицерик нырнул в кабину телефона, другой как-то расширился, и путался под ногами: «Сейчас мы узнаем, кто вы такие». Ольга Зауровна спокойно улыбнулась и даже сочувственно кивнула ему.
Показался трамвай.
Дамы перешли дорогу к остановке. Офицерик увязался следом, шаркнув сапогом о чугунную урну:
– Вы задержаны!
– Ты за это ответишь! – сказала жена коменданта. И добавила тихо: – В ногах у меня валяться будешь!
– Ах ты… немецкая шлюха!
– Спокойно, – улыбнулась красавица-осетинка и поправила свои каштановые волосы. – Люди кругом! Подумают, что вы какие-то бандиты-оккупанты и пристаете к мирным женщинам.
Варя вспомнила манеру капитана Смолянского, он бы зацепился сейчас за «неуважение к немецкому народу». Затем отделил бы своих дам от пехотинцев: кстати, вы задели локтем одну пассажирку! Не извинились?! А выпадки, что мы, мол, здесь хозяева? Вам разве командиры не объясняли, как нужно вести себя в городе?..
Попутно она отметила несвежий подворотничок офицера, пуговица на рукаве пришита лохмато. Лицо красное, может, чуть контуженый, но все же симпатичный парень…
Медленно подкатил трамвай. Профили в окнах чинно кланялись тормозному движению. Пассажиры обходили странных русских, затеявших долгое прощание.
Вот обнажился никелированный поручень. Пехотинец преградил женщинам дорогу.
– Ну, ты пожалеешь! – Гордость не позволила Ольге Зауровне отвести его руку.
Трамвай ждал.
Кондуктор крикнула предостерегающе: «Ап-фарен!» – словно перед цирковым прыжком. В этот момент подбежал второй офицер. За ним ехал, раздувая зеленые щеки – передние крылья, – комендантский газик.
Долговязый лейтенант с красной повязкой на рукаве слетел коршуном с подножки:
– Предъявите ваши документы!
– Товарищ лейтенант, – слегка покачивая головой, сказала Ольга Зауровна, – обращайтесь к соотечественницам по уставу!
– Разберемся, кто вы такие! – Повернулся к солдатам: – В машину их!
Жена подполковника сделала обрадованное лицо, мол, подвезут до места! Она выдержала паузу, чтобы солдат открыл ей дверцу. Варя забралась следом.
Машина отъехала, за ней покатился трамвай, догоняя их. Пассажиры более смело смотрели на русских, улавливая на лицах привычную суровость.
«Не дрейфь! – подмигнула комендантша. – Обратно еще на трофейной привезут!» Варя быстро успокоилась, принимая случившееся за новое приключение, пусть бестолковое, но родное. Ей было все равно куда ехать и зачем, подчиняясь нелепому подозрению, потому как уже давно жила тайной и явной подневольностью.
В комендатуре Ольга Зауровна потребовала, чтобы их немедленно отвели к такому-то полковнику.
– Ты хорошо осведомлена, – без тени сомнения отрубил лейтенант. – Ничего, следователь узнает, кто вы и откуда «все знаете»!
Документов при них не было. Женщин отвели в камеру.
Захлопнулась железная дверь, а в памяти Вари всплыл рьяный пехотинец, оставшийся на остановке. Орёлик! Неужто в самом деле она вызывает такие чувства? А вот встретились бы в Доме офицеров! Может, даже посмеялись… Хотя нет. Не смогла бы уже простить…
Прошло больше часа, когда дверь отворилась и пришел следователь. Услышав от задержанных номер части, он проводил женщин к начальнику комендатуры.
Кабинет начальника похож на медвежий угол – бархатные портьеры внахлест, толстый ковер на полу, с вмятинами следов от сапог, тяжелые кресла разного калибра. У полковника темная шерсть в ушах и на коротких пальцах; выслушал доклад угрюмо: «Н-да, ошиблись-то как!..» На лице досадная улыбка.
– Продержали в кутузке без всяких-яких! – Ольга Зауровна брезгливо осмотрела предложенное ей кресло.
Полковник скрылся в чаще кабинета, подставляя злым взглядам женщин непрокусываемые бока.
– За своих подчиненных вы должны отвечать!
То тут, то там слышались звуки двигающихся стульев или крышки графина:
– Вас приняли за тех русских дамочек, что остались после войны. И не хотят возвращаться на родину…
Забирать «пленниц» приехал капитан Смолянский.
Проводив Варю до ее комнаты, он произнес назидательно:
– С человеком ничего не происходит зря или, как он думает, случайно!
Затем пили чай, «в кутузке не угостили!». Капитан говорил о чем-то слишком умном, мол, человек движется в трех измерениях: разума, чувства и сердца. И если застопорилось в одном, то, может быть, виновато «пустое сердце».
Смолянский наблюдал – через овальное зеркало – за черной косой, ёрзавшей меж лопаток. Варя шутливо напевала: «Горе-горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело!..» С недавних пор у нее появилась новая привычка – отвечать на неудобные вопросы словами известных песен. И отделаться легко, и неоскорбительна народная мудрость.
Сад за окном был усыпан белыми лепестками яблонь. На их фоне отчетливее выделялся темный бетонный остов. Варя спросила капитана: знает ли он, что было там раньше?
– Знаю!
Она уже научилась понимать по тону следователя, что
