Новый Мир ( № 2 2013) - Новый Мир Новый Мир

Потом приходят в себя, и их переводят в другую палату. Большие такие палаты.

[Второй этаж]

На втором этаже дураки лежали — вот это кошмар. К ним вообще посещение даже было запрещено. Это мы — вышли, пошли погуляли, нам легче.

[Женское отделение]

Напротив у нас было женское отделение — здание двухэтажное.

Мы туда женщину занесли на носилках. Ну туда-то мы нормально зашли.

А обратно пошли — как они все с палат прибежали! Парень со мной, санитар, — он вперед успел к двери, а меня к носилкам прижали, и все.  И мне не выйти. Они лежат — по три - по четыре месяца мужчин не видят. На улицу не выходят, никто их не выпускает, они одичали там… Каждая ухватить, попотрогать хочет мужчину… кошмар.

Хорошо, с нами старая санитарка была: она дернула за носилки — и меня на улицу за носилки за эти вытащили. А то все, затоптали бы…

Я думал, больше туда никогда не пойду.

[Перчатки]

Меня утром будят: «Давай надевай перчатки, пошли».

Ну, перчатки надевать — это я уже понял: что-то не то. Захожу в палату — а он там уже накрыт, и носилки подкатаны.

Положили его, отнесли.

Вечером еще видел его: человек разговаривал, курить ходил, всё… переодевался… Лег и ночью умер.

Но нас ночью не стали уже поднимать — его просто накрыли. Два часа он должен как-то там закоченеть. В течение двух часов нельзя трогать. Через два часа можно уже уносить.

Я не знал, научили.

[Вернулся]

Два месяца там поработал — вернулся снова домой.

[Выстрел]

Отец был прапорщик, получил квартиру тут в городке. У нас прямо с кухни часть видно.

Однажды я в окно выглянул — и слышу выстрел.

А вечером мне рассказывают. Там один отнял у часового автомат, нацелился в него: «Щас, — говорит, — застрелю».

Он говорит: «Да застрели».

А часовой передернул затвор и забыл.

Ну, он нажал на курок — и плечо ему прострелил. Случайно просто.

Но ничего, парень выжил.

Суда не было, ничего не было.

[Где мы живем]

Мы в квартире с отцом, а мать сейчас не живет с нами. Она с другим человеком живет, напротив. Прибегает навестить нас.

Городок небольшой: пять пятиэтажных домов и пять двухэтажных. Остальные, в общем, бараки одноэтажные, на четыре квартиры. И все. Скучно жить. Как будто в болото попали, и больше не выберешься оттуда. Те, кто туда попадает, «лучше, — говорят, — мы бы сюда не приезжали».

32. Радужная оболочка

«Заяц… Жаркое лето, раннее утро…»

«Увидел солнце — пять тысяч метров — красиво…»

Что-то в этом слышалось Феде, что-то нащупывалось: Это образы, просто образы… — внутренне бормотал Федя, не думая при этом, что именно здесь «простого» и что вообще значит «просто».

Просто иллюзии, образы; в каждом — своя красота… В каждой жизни — своя собственная красота, в т. ч. трагическая красота… — думал Федя уже поувереннее; а точнее, ему само думалось — может быть, приходило на ум что-то слышанное или читанное… — А страдание?

Он немного запнулся.

Как же быть со страданием? С болью? Вообще, почему столько боли?..

Что-то выпятилось, как бы не застегивалось, не сходилось в попахивающем сажей сумраке.

А страдание — просто краска в общей картине… — возобновилось успокоительное бормотание. — Боль — нота в симфонии… Боль сама по себе не реальна…

Все необходимо для цельности образа. Главное — не анализ, и не попытки понять, а цельность и красота образа!..

Эта последняя мысль очень воодушевила Федю, как будто выход был найден.

Не додумав ее до конца, он глубокомысленно произнес:

— Посмотри, какой образ!

Когда-то, сто лет назад, были деревни: люди селились по крайней мере вокруг чего-то естественного — хозяйство, скот… урожай…

Потом началась гонка вооружений, построили эти «военные городки»: уже изначально было заложено нечто арти… искусственное — но все равно в этом чувствовалась некоторая укромность: представь, тайное поселение где-то в лесу… Даже романтика: как фактории на Диком Западе. В одном интервью очень ярко описывали такой «городок»: если залезешь на крышу, на самый высокий дом — во все стороны только тайга — и лишь где-то на горизонте — город Магнитогорск...

Но когда СССР развалился, их бросили: где-то танки ржавеют, а где-то — шахты с ракетами; кто-то из жителей успел уехать — а остальные так и  застряли посреди леса…

Какой яркий, красивый образ для всей страны!..

Увлекшись, Федя не обратил внимания на то, что в комнате посветлело.

Вдруг Леля встала и, обогнув лестницу и обеденный стол, вышла к окну.

Туман кое-где опустился, оплыл: над неровной мутью выступили острые, покрытые шершавым ельником склоны, скалы с замерзшими водопадами, а еще выше, над редкими припорошенными елками, над обрывами — показались торжественные вершины.

Солнечный свет потеплел, порозовел. Проявились все снежные складки, все трещины, сколы; казалось, что на снегу можно различить следы лыж.

Там и здесь горы заволакивались клубящимся дымом: пейзаж казался недорисованным — одни фрагменты были готовы в мельчайших деталях, другие размыты небрежными пятнами...

Все менялось: исчезли только что ясно видные Мюнх и Юнгфрау — зато развернулся на фоне глубокого предзакатного неба, в косо падающих лучах, небесный город. Обнесенная стеной крепость. Башни с бойницами. Снежный подвесной мост.

Сказочный город казался одушевленным, почти невозможно было поверить в его нерукотворность. У Феди стеснило дыхание.

— Какое-то чувство они вызывают… не эстетическое, а прямо нравственное… — промолвил он. — Непонятно, что это вообще такое: еще земля? или уже «горний мир»…

Взглянул на Лелю — и сбоку, в теплом, выпуклом свете впервые увидел ее лицо в мелких-мелких подробностях.

На губах — впервые увидел морщинки и складки: посередине — поглубже и попрямее, а ближе к нижнему слегка обветренному краю — угловатое сложное пересечение.

На обращенной к нему правой щеке — впервые увидел нежный, просвеченный солнцем пух.

Правый глаз оказался и вовсе необычайным. Никогда раньше Федя не думал, что структура человеческого глаза настолько неоднородна; что радужная оболочка вся состоит из удивительных кристаллических перегородок с вкраплениями, с разноцветными вставками — серыми, голубыми, и бирюзовыми, и золотистыми: Федя даже подумал, что свет, попадая вовнутрь таких хризопразовых глаз, должен был бы там много раз преломляться и задерживаться, сохраняться надолго — излучаясь наружу лишь постепенно…

Он вдруг почувствовал что-то тугое и будто бы угловатое между легкими и животом, в средостении: это что-то заняло почти все место, так что стало трудно глотать — и дышать приходилось очень мелкими вдохами, потому что места для воздуха внутри осталось совсем чуть-чуть.

33. Рассказ женщины с животом

Я сама армянка по нации, у нас так принято, что особенно все хотят мальчика. Особенно отцы — желают мальчика больше.

Я вышла замуж — как полагается, все с нетерпением ждали первенца.  Родилась девочка. Ну что, девочка — тоже рады. Самое главное — чтоб здоровым… здоровая родилась. А так — тоже все рады очень, ребенок желанный.

На второго мы не рассчитывали. Потому что условия жизни… ну нету.

Сама я не местная — я с Анапы. Сами понимаете, курортная зона. Купить что-то хорошее нереально. Купили домик — в домике ни воды, ни света. Тем более ребенок маленький, еще нету годика. А впереди зима. Постоянной работы у мужа нет тоже. То есть условия жизни не позволяли.

И вот я плохо себя почувствовала. Ну и признаки все… Но не верила. Не могла просто поверить. Я даже боялась купить тест на беременность: думала, если покажет, что положительный, — что мне делать?