Браслет пророка - Гонсало Гинер

Приближаясь к командорству, Пьер вспоминал слова Хуана: «Подумай, Пьер, о том, что мы, люди, умираем. Подумай о том, насколько не вечны наши мысли и идеи. Но камень остается навсегда, и именно в нем мы должны выразить и передать истину, чтобы те люди, которые научатся толковать ее, знали, как пойти по верному пути».

Пьера утомил долгий путь, хотя он горел желанием снова увидеть своего друга Хуана. После отъезда Хуана из Монсегюра Пьер уже несколько лет не слышал новостей о нем.

С холма, на котором он находился, просматривалась вся деревня. У въезда в нее, с левой стороны, он различил стену и большие деревянные ворота, которые отделяли монастырь тамплиеров, местоположение командорства, от остальных построек. Пьер облегченно вздохнул, поняв, что его долгое и трудное путешествие подходит к концу. С тех пор как он уехал отсюда, много времени прошло и многое случилось. Когда он покидал эти места, все казалось ему совсем другим. Он уезжал с Аной, со своей возлюбленной Аной, полный иллюзий и желания начать новую жизнь, осознавая, что они оставили позади. В его сердце словно вонзилась тонкая игла, когда он вспомнил Ану, и у него из глаз полились слезы. Он возвращался один, и его сопровождали лишь неизбежные муки совести и чувство вины в ее смерти. Он бежал от всего, не ведая, что ему делать, не зная, что уготовило ему будущее. Он подъехал к входу в монастырь. Вооруженный монах, облаченный в белый плащ с восьмиугольным крестом, остановил его. Пьер сразу же узнал монаха.

– Стой, путник! Чего ты ищешь в этом месте, добрый человек?

Пьер тяжело слез с коня и, уже очутившись на земле, обратился к монаху:

– Добрый день, брат! Похоже, вы не узнали меня. Я строитель и хорошо знаю этот монастырь, я здесь долгое время проживал. Я хотел бы видеть командора дона Хуана де Атарече, моего друга.

Монах, тщательно оглядев Пьера с ног до головы, в конце концов узнал его.

– Вы Пьерде Субиньяк, верно? – Услышав ожидаемый положительный ответ, монах вытянул копье, преграждая ему путь. – Тогда вы должны знать, что здесь вам не будут рады. – Пьер обеспокоенно посмотрел на него. – Садитесь на вашего коня и скачите отсюда как можно дальше. Прочь, проклятый еретик!

– Прошу вас, брат мой, – смиренно взмолился Пьер, – я много дней скакал с единственной целью увидеть моего друга Хуана. Я не собираюсь задерживаться здесь надолго. Мне необходимо лишь немного поговорить с ним. – Он схватил монаха за руку и продолжал упрашивать его: – Умоляю вас, дайте мне пройти! Я знаю, что он позволил бы вам впустить меня. Будьте же милосердны!

Монаха, похоже, разжалобили его мольбы. Не отвечая, он взял коня под уздцы и жестом пригласил Пьера войти. Они молча дошли до конюшни. Наконец, видя безутешность Пьера, он объяснил ему:

– Я сожалею, что мне приходится известить вас о тяжелом состоянии здоровья нашего командора…

– Тяжелое состояние здоровья? Что именно вы хотите этим сказать? Насколько плохо состояние моего дорогого друга? – прервал его Пьер, разнервничавшись от неожиданной новости.

– Он умирает! Командор находится в агонии уже пять дней. Ситуация критическая, и я боюсь, что это уже вопрос нескольких часов.

Пьеру нужно было увидеть Хуана. Он попросил, чтобы его провели к нему. Монах извинился, что не может сопровождать его, поскольку должен оставаться у ворот, но он перепоручил его другому монаху, который в этот момент в конюшне перетаскивал мешки с овсом. Пьер последовал за этим монахом вглубь монастыря. Они прошли по мрачной галерее в романском стиле, по которой Пьер когда-то часто прогуливался. Мимо них шли монахи, они узнавали Пьера и приветствовали его, одни с удивлением, другие – искренне улыбаясь. Пьер и монах поднялись по лестнице на верхний этаж, где находились спальни. Пройдя два широких коридора, они дошли до спальни Хуана. Дверь была заперта. Монах попросил его подождать снаружи несколько минут и вошел в спальню.

Пьер остался один. Ему не терпелось войти и увидеть своего дорогого друга. Он был поражен и смущен. Возможность смерти Хуана никогда не приходила ему в голову с тех пор, как его планы совершенно изменились. Он в отчаянии смотрел на дверь, которая все не открывалась. Ожидание стало невыносимым.

Наконец вышли два монаха. Тот, который провожал Пьера до двери спальни, удалился по коридору, не обращая на него внимания. Другой оказался старым знакомым Пьера. Это был Педро Урибе, коадъютор[4] командора, клеветавший на Пьера все то время, пока тот жил здесь. Педро никогда не одобрял его присутствия в монастыре. Пьер так и не смог понять, каковы были мотивы подобного отношения, но он испытал на себе тонкое и хитроумное коварство Педро и постоянно ощущал откровенную антипатию, бесцеремонно демонстрировавшуюся Педро все эти годы. Его постоянная резкость усугубилась еще больше, насколько это было возможно, когда незадолго до отъезда Пьера он узнал о его отречении от католической веры и принятии веры катаров.

– И вот перед нами снова не кто иной, как еретик дон Пьер де Субиньяк! – заявил он язвительно. – С какими новостями ты прибыл в это святое католическое жилище?

– Я совершил долгое путешествие, Педро. И я приехал лишь навестить вашего настоятеля, а узнав о его тяжелом состоянии, попросил позволения увидеться с ним. Прошу тебя, дай мне войти к нему на минуту.

На лице Педро появилась гримаса неодобрения, которую Пьер истолковал как несомненный отказ. Прежде чем Пьер услышал отказ, выраженный в словах, у него сделалось такое несчастное выражение лица, что Педро на этот раз передумал, учитывая сложившиеся обстоятельства.

– Пьер, ты знаешь, что Хуан очень стар. Ему исполнилось девяносто два года, и теперь мы теряем его. Я думаю, что он не переживет эту ночь. Он невероятно устал и ослаб. В эти дни я никого не пускал к нему. Я исполняю обязанности настоятеля до его смерти, и я сам не знаю почему, но я позволю тебе зайти на несколько минут. Но я хочу, чтобы ты знал: я делаю это больше не для тебя, а для него, потому как знаю, что он любил тебя как брата. Сознаюсь, я больше в своей жизни не хотел тебя видеть, но мое сердце милосердно, и я надеюсь, что ты оценишь это.

– Я благодарю тебя всем сердцем и постараюсь не утомлять его. Я пробуду у него недолго, обещаю тебе.

Пьер толкнул дверь и, войдя в спальню, тихо закрыл ее за собой. Комната была маленькой, единственная кровать стояла у большого окна, через которое щедро лился свет. Пьер взял стул и поставил его возле кровати. Сев, он посмотрел на Хуана, который, казалось, спал. Хуан сильно ослаб. Скулы ясно вырисовывались на его лице, их прикрывала тончайшая пожелтевшая кожа. Веки отливали голубоватым цветом, как и губы. Белая неопрятная борода покрывала его шею и покоилась на простыне. Под простыней угадывалось хрупкое, похожее на скелет тело. Казалось, его окончательно покинули та заразительная жизненная энергия и сила, о которых Пьер так хорошо помнил.

Пьер взял Хуана за руку и почувствовал, что она холодна. Прежде чем он успел наклониться к Хуану, тот открыл глаза и увидел обеспокоенное лицо Пьера.

– Какой приятный сюрприз! – Ему было крайне трудно говорить.

– Мой дорогой Хуан, как ты себя чувствуешь?

– Ты же видишь, Пьер, моя смерть неизбежна. Меня пытаются обмануть, уверяя, что я поправляюсь, но я знаю, что мой час пришел и скоро я предстану перед Господом. – Он на несколько минут замолчал, потому что ему было трудно дышать. – Но не будем говорить сейчас обо мне. Расскажи мне, как тебе жилось в Монсегюре. Я знаю, как вас преследовали крестоносцы. Какое сейчас там положение? Как Ана?

По дороге в Наварру Пьер размышлял над этими вопросами, которых, естественно, ожидал, и думал, какие ответы на них дать. Взвесив разные варианты, он в конце концов решил, что расскажет не всю правду о случившемся, скрыв, разумеется, свое предательство. Он подумал, что даже ужасная смерть Аны могла быть объяснена столь кровопролитной атакой. Но в эту минуту, видя друга на пороге смерти, он принял решение рассказать ему всю правду. Он должен был освободить свою совесть, и это могло стать лучшим утешением для него. Уже не в состоянии сдерживать чувства, накопившиеся за последнее время, да еще при виде своего лучшего друга в таком состоянии, Пьер разрыдался.

– Что с тобой случилось? Откуда эта боль? – Хуан погладил его по голове, пытаясь успокоить.

Пьер развязал шнур своего камзола и, достав с груди медальон, показал ему.

– Хуан, ты помнишь этот медальон, который я давно ношу? – Хуан кивнул, ничего не понимая. – Я никогда не рассказывал тебе ни о его происхождении, ни о его значении, но сейчас я должен это сделать. – Пьер глубоко вдохнул. – Ему более двух тысяч семисот лет. Он принадлежал Исааку, сыну Авраама. Медальон несколько истерся от времени, но на нем еще видны рельефные изображения агнца и звезды. Агнец символизирует жертвенность отца, который, повинуясь воле Яхве, был готов принести в жертву своего желанного сына, Исаака. Звезда говорит о том, что потомков его рода будет «как звезд на небе». Этот род благословлен Яхве после его союза с Авраамом.