Рус. Заговор богов - Вадим Крабов

– Ты меня напугала! – перебила Гелиния, отпуская одежду подруги. – Но ты все же еще попробуй дома. А может, к прорицательнице сходить? Говорят, в городе появилась сильная любимица Клио.

– Мало ли что говорят! – воскликнула жрица с ноткой ревности. – Дома попробую. Вот кусочек подкладки из-под него взяла. Да не расстраивайся ты! Говорю тебе, отдохни.

– Отдохну, подруга, обязательно. – Сказала и мысленно пообещала: «Гнатика на ночь буду с собой класть, мало ли».

Подумала и Руса решила не тревожить, не «звонить». Иначе он точно настоит на том, чтобы Гелиния «сидела дома» и скорей всего в Кушинаре. Не забыла и Грацию предупредить:

– Не пойду я ни к какой прорицательнице, только ты Андрею не говори о своих подозрениях. Хорошо? – Отказ от похода к гадалке – явная лесть способностям Верховной жрицы.

– Почему? – Тугодумная Грация не догадалась.

– Понимаешь…

– А! Поняла, подруга. Чтобы он Чику не разболтал, а то тот у тебя сына заберет. Я – молчок! Но ты сама не тяни – миритесь быстрее, а то на пустом месте, право… И ты и он – тешите свою гордость.

Муж явился через две декады, «ямой» – в спальню. Специально подгадал, пришел поздним вечером, дабы проверить обещание жены «забирать сына на ночь». Ну и, как поняла Гелиния чуть позже, чтобы никто не догадался. А Гелиния предпочла бы его обычное возвращение, через дворцовые двери. Как надоели вечные шепотки за ее спиной: «И мужа выгнала, и за сына боится – как бы обиженный супруг его не забрал. Вот дура! Муж у нее – сам побратим Эледриаса, а она…»

Гелинию это очень обижало. Пока она, сжав зубы, терпела, но если так продолжится еще с месяц, то всех якобы подружек, которые в глаза княгине пели исключительно хвалебные оды, восхищались ее красотой, умом, смелостью и даже гениальностью, выкинет от своей персоны к Тартару! Пусть они дочери вождей нужных родов, которых отец просил держать при себе, но эти сплетни на грани слышимости раздражали Гелинию ужасно.

Игнатий сладко спал, и поссорившиеся супруги воспользовались моментом. Момент растянулся до нескольких статеров. Потом с полчетверти лежали, обнявшись. Наконец делано-безразличными, ленивыми словами Рус разрушил идиллию:

– Я тебе и Гнатику амулеты принес. – И, дразня Гелинию, замолчал.

– Какие… – Она все-таки не выдержала и поинтересовалась, чудом пересилив зевоту.

– Так, безделицу, «универсальную защиту».

До подмастерья Хранящей дошло только через долгие полстатера:

– Как?! Это же невозможно!

– А кто у тебя муж?

– Русчик! – Гелиния навалилась на супруга и от избытка выкрикнула: – Как я тебя люблю, если бы ты знал!

– Я чувствую, – притворно прохрипел он. – Может, бросишь свое игрушечное княжество и пойдешь со мной?

Гелиния, разумеется, хмуро отстранилась.

– Давай амулеты и проваливайся в свою «яму», – пробурчала она.

– Не все так просто, милая, – усмехнулся муж, и в его руке возник изумрудный крестик размером с ноготь. К золотой оправе крепилась золотая же цепочка. От амулета еле-еле, на самой грани восприятия веяло колебанием силы Земли. – Подожди, не хватай раньше времени.

В следующее мгновение в его пальцах возникла игла, которой он коварно проколол палец Гелинии и с силой удерживая его, прислонил к изумруду. Жена не успела возмутиться, как почувствовала слияние… сама с собой! Будто ранее их было две, а теперь они стали единым целым, сконцентрированным в зеленом крестике.

– Что это? – изумленно прошептала Гелиния.

– Это новая привязка. Амулет будет действовать только на тебе, и я жду от тебя обещания никогда его не снимать. Надень. – Увидев на груди супруги крестик – симметричный, с короткими лучами, больше похожий на знак «скорая помощь», чем на атрибут православия, Руса в который раз проняло.

– Понимаешь, – объяснял ему Андрей, – на складе довольно много таких испорченных, как я думал, изумрудов. Их растили, ты знал? Чистые – все. В основном нормальные, а есть и корявые, излишне лучистые… – На мгновение о чем-то задумался, кивнул своим мыслям и продолжил: – Слушаешь? Ага. «Каганы были дураками?» – подумал я. «Нет», – ответил сам себе. А почему бы не попробовать вложить нашу структуру в такую форму? Жалко стало хороших камней. Сказано – выполнено. И надо же, посмотри, Чик, – артефакт практически не «светится», а Силы я залил в него много. Удобная форма оказалась для подобных амулетов. Интересно, а почему у каганов все лучистые заготовки пустые, без узоров? Не подскажешь, Чик?

К стыду своему, Рус этого не знал. То ли не добрался еще до памяти нужного ученого эльфа, то ли современные Перворожденные того не ведали. Порассуждал и так и эдак, ни к какому выводу не пришел и по привычке забросил сложные раздумья. «Мало ли совпадений? Да и не очень-то и совпадают, кстати». На том и успокоился… до того момента, когда сам, на основе Силы Геи, делал перекрещенные амулеты жене и сыну. Свой же, первый, по форме уплощенный ограненный параллелепипед, «фонящий» гораздо сильнее крестообразного, решил не менять.

Поволновался, когда делал и… почувствовал ком в горле, увидев облаченную в крестик Гелинию. Промолчал, чтобы не выдать глубину переживаний.

– Обещаю, Русчик, – пробормотала все еще оторопелая Гелиния. Во время посвящения она не ощущала ничего подобного, а сейчас… «Вот это «привязка»! Ну, милый, если Величайшая заревнует… а это…» – Это не посвящение? – Вопрос задала вслух, с трудом удержавшись от истеричного визга.

– Ты что, Гел? Я, по-твоему, враг тебе или себе? – Рус успокаивающе приобнял жену и показал свой амулет, выглядевший обычной прямоугольной пластиной, где в бронзовой оправе изумруд только угадывался.

Княгиня присмотрелась и поняла, что их «универсальные защиты» идентичны. Разве только от Русовой мощнее веяло Силой. Неожиданно всплыла типично женская мысль: «А мой-то гораздо красивее! – И она успокоилась. – Ой, какая я дура, прости, Величайшая! Как можно посвятиться неизвестно кому? Надо обязательно знать Имя».

– …Гнатику нашему враг? – меж тем продолжал Рус, и в его руке появился второй амулет. Роль цепочки у него выполнял эластичный шнурок – задушиться невозможно.

– Стой, Рус! – испугалась мать. – А если какой-нибудь бог обратит на него внимание?

– Гел! Сколько раз можно повторять? Это не пос-вя-ще-ни-е, это «при-вяз-ка». Да, необычная, но не более того. А бог обязательно даст ему склонность, не знаю, правда, какой именно. Давай поспорим? – Как будто пошутил, но прозвучало это серьезно.

– Слишком уж он маленький, наш Гнатик. Огонечек мой… смотри, как смешно чавкнул! Может, обойдемся талисманом? – На пухленькой ручке младенца болтался пучок непонятной травы.

– Одно другому не помешает, – решительно заявил Рус и неуловимым движением проколол сыну пальчик. Игнатий лишь тяжело, со скрипом вздохнул, крякнул и продолжил пребывать в царстве Морфея.

Гелиния не выдержала – прыснула:

– Кряхтит, как старый дед, Русчик!

– Теперь точно доживет до того возраста, – серьезно ответил Рус, а Гелиния только сейчас вспомнила странные намеки Грации. «Ой, она же говорила! Рассказать Русчику? – В голове сразу нарисовалась картина «зыбучей ямы», куда проваливается она, сын и муж с перекошенным от злобы лицом. Причем сама Гелиния падала насильно, вопреки собственной воле. – Нет! Раз Рус сказал, значит, так и будет! Показалось ей…»

Однако тревога не уменьшилась.

Глава 7

Голод на Тир навалился внезапно. Заморские торговцы все распродали, ушли, пообещав вернуться, но не вернулись. Местные земледельцы не смогли обеспечить и сотую долю хлеба, а скотоводы (позор кочевникам!) не выдали и десятую часть мяса, исходя из самых скромных потребностей немногочисленных жителей. Отчаяние повисло над вольным княжеством.

За два года наступления пустыни почти все резко уменьшившееся население княжества поселилось в Эолгуле. Заняли опустевшие дома районов Погонщиков, Горшечников и прочей бедноты. И вот сегодня, в третий день второй декады месяца Меркурия[5] (еще одна насмешка торговцев) на главной дворцовой площади собрался весь город, по сути – почти все нынешние жители Тира.

Толпа разномастно галдела и выкликивала Пиренгула, прекрасно зная, что во дворце живет не он, а его старший сын Рахмангул, оставшийся наместником. Наследник появился на крыльце, гордо расправил широкие плечи, хмуро скрестил на груди руки и застыл. Его взор выражал глубокое презрение. Громкий гул постепенно разбился на отдельные выкрики, которые сами собой сошли на нет, сменившись молчанием, в котором звенела отчаянная безысходность.

Рахмангул принял от помощника «разговорную» раковину и над большой, забитой людьми площадью, коих наследник, привыкший оценивать неприятельское войско, насчитал примерно сто тысяч «легковооруженных бездоспешных, позорно прикрывшихся бабами с ребятишками», прогремел голос: