Рус. Заговор богов - Вадим Крабов

Давно, более двух лет назад это произошло, через месяц после «Ссоры богов». Коварный кушинг убедил тогда честного месхитинца купить по дешевке партию рабов, которую хотел отправить в Кушинар, но Звездные тропы перестали работать. Месхитинец поверил.

– Ты бы видел тех дев, тиренец! – воскликнул купец, и его глаза на мгновение заволокло поволокой. – В гаремы северных варваров предназначались. И Звездные тропы окупились бы, я поверил.

– Он наверняка торопился, – нейтрально произнес Адыгей, не понимая, в какую сторону повернется гнев хозяина. – Кушинги очень трепетно относятся к обороту денег.

– Вот! Вот, уважаемый! Точно так он мне и сказал! Убедил, что я могу их, не торопясь, по морю доставить.

– Так в чем обман, уважаемый? – осторожно поинтересовался тиренец, с облегчением замечая, как остывает накал месхитинца.

– А то ты не понял?! Сбежали все девы буквально через пару декад! Кстати, здесь, в этом доме сидели. – Хозяин оглянул обстановку, и Адыгей уловил в его взоре нечто большее, чем сожаление о потерянных деньгах. «Ого! А он наверняка женат, а девы на то и девы, чтобы ими же и оставаться перед продажей. Любил поиграть, хозяин? Тогда ты сам был рад обмануться, кушинг ни при чем».

– Так кто бы мог знать… – начал было говорить Адыгей, но купец его бесцеремонно перебил:

– Он знал точно! Я в этом уверен и сейчас тебе докажу. – С этими словами хозяин дома забежал в соседнюю комнату. Адыгей, звеняще-расслабленно, готовый к чему угодно, даже, как ему показалось, уйти от стрелы, как это легко проделывал Рус, прождал десять ударов сердца, а увидел то, чего не ожидал встретить ни при каких обстоятельствах: пергаментный свиток, перевитый красным шелковым шнурком с тремя кисточками, сшитыми в виде лилии, – обычно так оформлялись поэмы.

– Смотри, уважаемый тиренец, – быстро говорил хозяин, раскручивая свиток, – это модная поэма Агриппы «Приключения…», точно не помню, но про этрусского принца. Жена обожает такие истории. Нашел. Читай. – И тут же переменил решение, бестактно указывая на возможную неграмотность варвара-тиренца: – Нет, сам прочту: «И попросил Рус своего приемного отца, великого Френома, бога всех этрусков, распространить свою Волю на всю Гею; Волю свободолюбия, Волю силы…» Понятно, тиренец? – Прочитав текст, месхитинец успокоился, как после молитвы, а спросил с открытой усмешкой, наверняка ожидая ответа, что ни дарка не ясно.

Адыгей не разочаровал: не в силах оставаться невозмутимым, молча покачал головой: «Кто такой этот Агриппа?! Непременно достану такой свиток».

– А то, степняк, что Рус тогда уже победил в гражданской войне, и Этрусия пошла завоевывать Кушинар. – Справедливости ради, надо поправить: в то время о завоевании кушингов речи еще не шло, но послезнаниями все мы сильны. – Купец об этом был прекрасно осведомлен, он же был из Дома председателя их Гильдии, как его… не подскажешь?

– Сейчас Рид, а раньше…

– Гранк! Вспомнил! А рабынь я у его родственника Ланта покупал, чтоб и он и они провалились к Тартару непременно живыми! – Адыгей впервые слышал ругательство с таким оригинальным пожеланием.

– Уважаемый! – Тиренец неожиданно для себя разволновался. – И борки, бывает, с рогами рождаются! Я учусь у кушингов и до твоего не очень доказательного рассказа обмана в торговле у них не встречал. – Адыгей не кривил душой. Просто он «учился» всего лишь месяц.

– Как недоказательный?! – Хозяин снова возмутился не на шутку. – Еще прочесть?!

– Мне бы, не в обиду тебе, уважаемый, с собой свиток забрать и дома изучить. Любопытство меня пробрало.

– А насколько сильно твое любопытство? – Месхитинец так резко перескочил на торг, что Адыгей, надо признать, растерялся.

В конце концов сговорились и оформили аренду удачно расположенного дома с великолепным, глубоким, сухим подвалом за цену гораздо больше первоначальной. Довольный хозяин наконец представился:

– Аграфений. Слово сказано! Хоть сейчас идем в любую писчую, в любой храм. – Месхитинец чуть ли не пританцовывал.

– Адыгей. Слово сказано, – хмуро ответил степняк, впервые почувствовавший себя обведенным вокруг пальца. – Обязательно пойдем, сейчас же. За тобой еще та даркова поэма.

– Закажу, друг Адыгей, и заходи дня через два, передам. Это ничего, что я с тобой так запросто? Адрес ты знаешь. Или записать? – Опытный купец не выдержал, язвительно ухмыльнулся. Бывший «степной волк» и только-только начинающий купец стерпел, не ответил.

Глава 6

В одну из редких ночевок в Кальварионском дворце Рус предложил:

– Гель, давай-ка рожай. Пора. – Сказал и по сердцу растеклось тепло, будто вот он, младенец, уже пузыри пускает, нелепо шевеля умилительными ручонками с многочисленными пухлыми перевязками.

Гелиния удивленно подняла голову с груди Руса. Они расслабленно блаженствовали после горячей близости.

– Да не могу я сейчас! – Слова сорвались быстрее, чем успела подумать. Сразу поправилась: – Я еще даже не беременна.

И вспомнила, что и Отиг ей говорил о растянутых каналах, достаточных для хорошего подмастерья, что можно бросать упражнения, а значит, беременеть стало безопасно; и что отец неоднократно намекал, мол, неплохо бы наследника, а то по всем законам сейчас это звание носит ее супруг – человек для Пиренгула со всех сторон уважаемый, но далеко не родной. Да и вообще, мысленно оглядев все свое двухгодовое княжение, Гелиния вдруг явно расслышала, как «весь народ», каждая служанка за ее спиной шепчутся на эту тему.

– Ты чего замерла? – Рус поленился вытягивать лежащие под собственной головой руки, которые, как известно, мягче любой перины, и встряхнул жену резким шевелением груди, на которой она расположилась, удивительным образом забравшись на этот маленький пятачок почти всем телом. Хвала богам, легким. Гелиния стала медленно, глубоко задумавшись, поворачивать к нему лицо.

«Как все запущено!» – посетовал Рус и приступил к уговорам:

– Каналы у тебя уже достаточно растянулись, можно не упражняться, поэтому ребенку не повредишь; мальчика мой Дух жизни обеспечит. В смысле нужные… – Он замешкался в подборе гелинских или тирских слов, объясняющих понятие «сперматозоид», нашел – «мужская часть семени», приготовился добавить, что согласен и на девочку, но сказать ничего не успел. Со словами: «Я так долго от тебя ждала этого, Русчик!» – Гелиния закрыла его уста своими…

«Так это я виноват, оказывается?!» – хотел возмутиться муж, но… отложил выяснение «на потом». А когда настало это «потом» – блаженно уснул.

Девять месяцев пролетели незаметно.

Перед родами молодая мамочка сильно переживала, но процесс прошел на удивление легко: быстро, в особенности для первородящей, и почти безболезненно. Тиренкам-повитухам не пришлось поить княгиню традиционным степным обезболивающим и укрепляющим отваром, а приглашенный Целитель чуть не уснул. На лекаре настоял мечущийся в соседней комнате отец:

– Ничего, Пиренгул, Низарин. – Мать Гелинии все-таки соизволила явиться на такое событие. Обычно она дочь игнорировала. Впрочем, это чувство у них было взаимным. – Не обеднеем. В обычаях моего народа рожать в присутствии Целителя. Да вы садитесь! – Рус показал на удобные округлые диваны. Они находились в «золотой» гостиной – овальной, смежной с супружеской спальней, где сейчас, по представлениям Руса, тужилась Гелиния. – А то я сам как в муравейник залез… Вина, уважаемая Низарин?

– Не откажусь, – ответила теща, кокетливо улыбнувшись и скромно потупив глазки.

– Да успокойся ты, Рус! – воскликнул совершенно уверенный в себе тесть. По крайней мере, выглядел он таковым. – Гелингин – баба здоровая, тем более маг-подмастерье. Уж с таким плевым делом – справится!

Низарин, оглядев мужа с ног до головы взглядом, в котором явно читалось: «А ты сам-то пробовал? Плевое дело?!» – промолчала, как истинная тиренка, живущая по заветам Предков, и изящно отведала красного вина из смешного бокала с длинной ножкой, невесть откуда появившегося у нее в руке, – это уже по-архейски, по обычаям просвещенных земель. Слуги – Рус с удивлением насчитал аж четырех – держались незаметно.

«Блин, настоящий дворец, в натуре!» – почему-то возмутился он.

Хотя понятно почему: во-первых, волновался так, как не переживал никогда в жизни; во-вторых, он еще помнил дом абсолютно пустым, если не считать его и Гелинию внутри этого большого здания. И та пустота удивительным образом не давила, была теплой, благожелательной. Тогда дом казался живым. Он, конечно, и сейчас оставался таковым, а с активированными узорами – даже более того, однако… по мнению высокомерных, но, хвала богам, сгинувших каганов, «толпа грязных людишек, вечно снующих туда-сюда» не давала в этом убедиться.