Зародыш мой видели очи Твои. История любви - Сьон

какой-то дядя в шлеме и смотрит в пустую тарелку. Я подхожу к нему и спрашиваю:

– Что, твоя мама тебя дома не кормит?

Он в ответ тоже спрашивает:

– Побудешь моей мамой?

Я отвечаю:

– Только до завтра.

Тогда дядя берет ножницы и начинает обрезать мне ногти. Когда обрезки укрывают все дно тарелки, он говорит:

– Теперь, мамочка, тебе нужно поплакать, иначе не будет мне супа».

Имоген Т., 7 лет.

* * *

«Я открываю дверь, перед ней стоит прокурор в сопровождении двух полицейских. Прокурор протягивает мне ордер на обыск.

Я впускаю их в свой вагончик. Полицейские направляются прямиком к книге, что лежит на стуле у моей кровати. Они открывают книгу наугад, вырывают из нее страницу и протягивают ее прокурору. Тот складывает страницу, как салфетку, поднимает перед собой и серьезно кивает полицейским: сгиб напоминает профиль американского еврея Эрика Вайса, который научил меня трюку семи узлов.

Я подворачиваю кончик языка к самому его корню, но отмычки там нет».

Др. У., иллюзионист, (?) лет.

* * *

«Мы с моей дочерью Хильдой стоим на скальном утесе. Со стороны моря появляются семь самолетов и с громким ревом пролетают над нами.

Я не узнаю ни марки машин, ни сверкающих на их крыльях знаков и поэтому не решаюсь им помахать.

Развернувшись, самолеты снижаются и приземляются на поросшей низкой травой лужайке, что тянется к утесу, к месту, где стоим мы. Я иду к самолетам, а Хильда не обращает на них никакого внимания и продолжает играть. Когда я подхожу почти к самым машинам, из кабин вылезают пилоты и снимают шлемы. Это черные козлы.

Я поворачиваюсь и бегу назад, к Хильде, но летчики обгоняют меня. Они окружают Хильду кольцом и начинают стыдить ее за какие-то поступки, которых, я знаю, она не совершала».

Маргарета В., портниха, 28 лет.

* * *

«Я стою у алтаря вместе со своей женой – мы во второй раз сочетаемся браком. Кто-то хлопает меня сзади по плечу, и мой шафер, рейхсмаршал люфтваффе Геринг, улыбается мне.

Я оборачиваюсь и вижу, что скамья, где, как мне казалось, сидел мой сын Сиги, пустая».

Сигизмунд В., банковский служащий,

63 года.

* * *

«У меня в гостях моя золовка, в руках у нее – рулон материи, который, по ее словам, ее попросили мне передать. Ткань надлежит использовать на шторы. Я спрашиваю, как зовут дарителя, но золовка ничего не отвечает и уходит.

Я разворачиваю ткань: на розовом полотне отпечатаны картинки нашего с мужем совокупления в самых неожиданных позах. Это меня нисколько не шокирует. Я рассматриваю рисунки с большим интересом, и чем дальше раскручивается рулон, тем все бледнее становятся изображения Боуи и все четче – мои.

На последнем раппорте узора я остаюсь одна и занимаюсь любовью сама с собой».

Гретель Х., рабочая,

22 года.

* * *

«Я сижу за штурвалом биплана. На задних сиденьях – две женщины, они зовут меня МакХит. Я – бессмертен».

Рудольф З., мальчик на побегушках,

17 лет.

V

10

«Гавриил парил над сапфирово-зелеными лугами Царства Небесного, благоговейно прислушиваясь к свисту в своих знаменитых крыльях.

Несмотря на божественную усталость, что растеклась по всему ангельскому телу вплоть до каждого перышка, до каждой пушинки, путешествие домой прошло хорошо, и когда на горизонте засверкали шпили Райского Града, их восхитительное сияние вдохновило ангельский язык на сочинение псалма:

О, Иерусалим! Стремится

к тебе душа моя, как птица.

Там свет от куполов струится,

в покрó́вах нитка золотится.

Там сонм твоих детей яви́тся,

в руках – корзинки с шелковицей,

вином душа их взвеселится,

и беды все спешат забыться,

их лик блестит как… как… черепица?

Когда Гавриил возвращался уставшим из вояжей, подобных тому, что остался сейчас за его спиной, он не знал зрелища чудеснее Райского Града. Однако в данный момент архангел вовсе не парил над Градом и своей миссии – протрубить к битве на земле и на небе, сражаться в ней и одержать победу – не выполнил. Вместо этого он болтался, наподобие светлячка, в паутине обмана, сплетенной восьминогим Сатаной.

* * *

Была ночь. Гавриил стоял, раскорячившись над Европой, его упругое тело застыло в абсурдной позе: правая ступня – на Гренландском леднике, левая – на Иранском нагорье. Он крепко прижимал к причинному месту подол хитона, из стиснутого кулака неприлично торчал мундштук трубы, сияющая серебром голова была откинута в глубины космоса, а губы, словно у старой девы, строго поджаты.

Единственный признак жизни подавали его глаза: они подрагивали под закрытыми веками, блуждая где-то во сне…

* * *

Вверху, над шпилями, на кристально чистом небосводе, Гавриил видел стекавшиеся к Райскому Граду Господни воинства: серафимы с Метатроном во главе рассекали воздух, распевая: «Кадош! Кадош! Кадош!», офанимы, возвращавшиеся домой из рудников жизненных искр, строевыми звеньями слетали с облаков, а пылающие херувимы кружили в огненных дозорах, охраняя семь городских врат.

Гавриил с удвоенной силой заколотил крыльями, упуская из виду, что усталость, разлившаяся по его телу, была отнюдь не ангельской природы, а человеческой, даже можно сказать – телесной, и возникала из воспоминаний о древних земных временах, когда застукал он сынов Божьих, этих великанов Грегориев, или по-другому – Стражей, в любовных утехах с дочерьми Евы.

Архангел тогда доложил Всевышнему о преступлении и с таким рвением взялся за чистки, что сам Отец счел нужным вмешаться и сделать ему замечание на виду у всех: «Дорогое дитя, мы никого не принуждаем признаваться в грехах, которых они не совершали». Однако Вседержитель прекрасно знал, что двигало Гавриилом в его очистительных порывах, а именно: желание загладить вину за фантазии, что захватили его разум, когда он стал свидетелем кощунственного слияния излучающей свет субстанции Стражей и тленной женской плоти. Поэтому архангелу и было позволено устроить в Раю столько показательных судебных разбирательств, сколько он пожелал.

И все случилось в точности, как задумал Отец: когда рейды против Грегориев были завершены, а их главарь Рёмиил – низвергнут во тьму ада, Гавриилу удалось подавить в себе всякое желание глазеть на порнографию, каковой по сути и являются все сексуальные сношения между смертными и бессмертными. Так продолжалось до тех пор, пока коварный Сатана в подлой попытке отсрочить Судный День не поймал Гавриила в свою ловушку.

* * *

У архангелов, таких как Михаил