Совершенно секретно - Александр Бирюк

Прошел закон… Все же прошел, но с большим, ох каким большим трудом!

И в этот самый момент группа японских адмиралов решает нанести по Америке внезапный удар.

"ЗАЧЕМ? — в ужасе спрашивают их подчиненные и начальники. — Зачем это надо? Ведь обстановка такова, что Америка НИКОГДА не вмешается ни в какие действия Японии в Юго-Восточной Азии и будет продолжать бомбардировать нас нотами протеста и "ужесточать" торговые санкции… Наплевать мы хотели на эти санкции! Мы все получим из богатейших захваченных территорий английских, голландских и французских колоний. Зачем же тогда нападать на эту самую Америку? И невооруженным глазом видно, что она не в состоянии вмешаться в ЛЮБУЮ войну, которую мы только развяжем… Объявление войны никогда не пройдет через Конгресс, а другого способа у американцев вступить в нее просто не существует…"

Но эти доводы не помогли. Безумие, как известно, заразительно, и охваченным дурной идеей адмиралам удалось навязать свою точку зрения всем остальным, включая императора Хирохито. Впоследствии никто из уцелевших в мясорубке войны японских адмиралов не смог толком объяснить мотивы этого решения, остались лишь туманные ссылки на то, что это была идея одного человека, адмирала Ямомото — главнокомандующего японским флотом. Обратите внимание — не императора, не премьер-министра — достаточно агрессивного генерала Тодзио, и даже не морского министра, а всего лишь "командующего одним из видов вооруженных сил"! Сам Ямомото не пережил войны, чтобы толком объяснить, КТО ЖЕ в конце концов внушил ЕМУ САМОМУ эту безумную идею…

Но рок, как говорится, неумолим. 7 декабря 1941 года японские бомбы, упавшие на американскую базу в Пирл-Харборе, вывели наконец Соединенные Штаты из состояния праздной летаргии. На другой день, 8 декабря, это была уже совсем другая страна. И эта страна сплотилась в неукротимом желании дать сокрушительный отпор этому "предательскому и неспровоцированному" нападению. Впервые за 10 лет изоляционисты встретили аплодисментами в Конгрессе цветущего от счастья президента Рузвельта[92], приехавшего "просить" высший законодательный орган страны объявить войну коварной и ненавистной самурайской Японии…"

"…Вступление Америки во вторую мировую войну сделало положение стран Оси абсолютно безнадежным. Их поражение было всего лишь вопросом времени. Более того: всего через полгода мощный японский флот был разгромлен американцами в скоротечном сражении у атолла Мидуэй.

Это было невероятно: у американцев было во много раз меньше сил. Им удалось собрать для решительного боя ту горстку кораблей, что уцелела после удара по Пирл-Харбору. Они совершенно не имели боевого опыта и боевого мастерства, которыми в избытке обладали японцы, ведущие бесконечные войны против ближайших своих соседей, они не имели той боевой злости и нечеловеческой доблести, которыми отличались их враги, но… разгромили их! "Неумолимый рок" или "цепь не поддающихся анализу случайностей" привели японский флот к небывалому в его истории разгрому, а американцев — к невероятной победе. После этого Япония, навсегда потеряв инициативу в войне, катилась от поражения к поражению до самой своей капитуляции. Атомные грибы, вставшие над Хиросимой и Нагасаки, в корне изменили дух нации, сбросив страну с рельс бесшабашного милитаризма и поставив на путь демократизации и процветания. Для этого и нужно было вступление в войну именно Соединенных Штатов, чтобы показать, что либеральные идеи построения демократического человеческого общества начинают окончательно побеждать теряющий казалось бы прочные позиции оголтелый тоталитаризм".

Такова официальная версия возникновения войны на Тихом океане и поражения в ней Японии, но никто из историков, пытаясь анализировать причины нападения Японии на Америку, так никогда и не удосужился задаться одним-единственным простым вопросом: если войну начал ДУРАК Ямомото, так почему же УМНИК Тодзио не попытался закончить ее после его гибели еще в 1943-м?

Глава 4. Запоздалое предупреждение

Из рассказа Ратленда Стеннингтон узнал, что адмирал Ямомото еще в 1940 году вступил в переговоры с личным представителем Ркзвельта — Уильямом Стефенсоном через своих агентов, одним из которых являлся Муичи Сигунда. Сигунда, как и положено одному из самых образованных офицеров флота, был в курсе многих политических проблем и пристрастий как своего адмирала, так и президента Америки. В отличие от Стефенсона, который без излишних колебаний принял проамериканскую ориентацию, Ратленд был убежденным патриотом своей родины. Однако, принимая участие в переговорах американцев с японцами, он до самого конца был уверен в том, что эти самые переговоры — лишь часть задуманного союзниками-американцами хитроумного плана, призванного одурачить японцев по-крупному. Ему и в голову не приходило, что важные переговоры отнюдь не игра, а жестокая реальность. Сами британцы, какими бы хитрецами и пронырами они не слыли, ни за что не додумались бы такими радикальными мерами, как провоцирование войны в самый неблагоприятный для себя момент, пытаться направлять политику сразу нескольких крупных держав нужное для себя русло. А когда он понял, сообразил наконец, что к чему, то было поздно.

О предстоящем нападении на Пирл-Харбор Ратленд узнал от Стефенсона, который, являясь шпионом до мозга костей, и не подозревал о том, что эфемерные идеалы для Ратленда и на самом деле значат гораздо больше, чем все те деньги, которыми он так щедро осыпал своего лучшего агента. 22 ноября 1941 года, то есть за полторы недели до начала войны, Ратленд, стараясь выпутаться из осиного гнезда, в которое угодил благодаря продажности шефа, решается на крайнюю меру. Он сбегает из Лос-Анджелеса из-под "опеки" Стефенсона и направляется прямиком в Монреаль, где всеми правдами и неправдами устраивается на перегоняемый в Англию бомбардировщик. Однако телеграмма, посланная руководителю "Интеллидженс Сервис" полковнику Стюарту Мензису, опережает его. Стефенсону совместно с директором ФБР Эдгаром Гувером, которому Рузвельт, невзирая на показные трения, полностью доверял, удалось сфабриковать документы, компрометирующие "предателя" Ратленда, наивного дурака, который ради каких-то там идиотских идеалов готов провалить такой смелый военно-политический план… Попутно была совершена попытка уничтожить агента на пути к Лондону, но она успехом не увенчалась. Однако традиционная подозрительность британских чиновников, уже вошедшая в поговорку, сделала свое дело как нельзя лучше. Для репутации, да и для всей дальнейшей судьбы майора это сыграло поистине роковую роль.

Через несколько дней после аудиенции с высоким руководством, предупрежденном в, мягко выражаясь, "некомпетентности" своего лучшего агента, Ратленд был арестован и заключен в концлагерь. Но Ратленда не судили, и даже не думали этого делать. Вместо этого ему постарались внушить, что "рыпаться" бесполезно, и не помогут никакие идеалы, тем более что в Штатах осталась почти вся семья шпиона-неудачника. Наконец убедившись в том, что за два года "изоляции" Ратленд, хоть и с горем пополам, но все же усвоил привитые ему "уроки", его выпускают на волю, осыпают деньгами, словно ничего не случилось, но заставляют уединиться 60-летнего старика на отдаленной ферме.

Целых пять лет после этого бывший морской офицер терзался сомнениями насчет того, что же ему все-таки следует предпринять. В конце концов он приезжает к своему сыну в Лондон и выкладывает ему все, что накопилось на душе. А на душе у британского агента скопилось очень много — как в хорошем секретном архиве. Эта встреча никак не зафиксирована в доступных исторических документах, однако наверняка "опекунам" Ратленда стало о ней известно. Через месяц Ратленд вновь хочет увидеться со своим сыном, и для этого пишет ему письмо. Сын, рассчитывая на новую серию "шпионских рассказов", начинает собираться в Карнарвон, однако его опережает известие о непредвиденной смерти отца. Сначала Ратленд-сын не сомневается в официальной версии насчет самоубийства, но когда однажды вечером к нему в дом врываются неизвестные лица, размахивающие удостоверениями "Интеллидженс Сервис" и начинают выпытывать о том, что такого интересного перед смертью поведал отец-шпион сыну-доктору, всякие сомнения насчет насильственной смерти отца улетучиваются. Однако быстро сообразив что к чему, Томас Ратленд начисто отрицает свою осведомленность в отцовских делах. "Интеллидженс Сервис" терроризирует врача еще несколько лет, вызывая на бесконечные допросы. В 1952 году его наконец-то оставляют в покое, предварительно строго-настрого предупредив о том, что б меньше болтал, если даже ему что-то и известно, иначе… Смысл этого самого ИНАЧЕ был вполне доступен пониманию молодого врача, который уже достаточно вкусил шпионской романтики, но не имел никакой охоты осложнять свою жизнь всяческими тайнами.