Постижение России; Опыт историософского анализа - Н Козин

При этом важно преодолеть смысловую аберрацию в специфических ментальных условиях, навязанных России за ХХ столетие, сопутствующую всякой попытке осмыслить и отстоять ценности национальной русско-российской идентичности в России: будто это обязательно против кого-то или чего-то направлено и уж точно против ценностей, выработанных западной цивилизацией. Нет ничего более далекого от истины, хотя всякий акт бытия на что-то направлен и, следовательно, против чего-то. Такова объективная диалектика бытия. В данном случае всякий акт сохранения основ идентичности в истории объективно направлен против того, что их разрушает.

И вместе с тем, быть кем-то и сохранять свою идентичность - это не значит одновременно с этим быть и против кого-то; это значит, прежде всего, просто быть, быть тем, чем ты являешься по своей действительной исторической, культурной и духовной сущности. А потому стремление оставаться в мире Россией и в ней русской нацией никому и ничему не может угрожать в принципе, не может быть направлено против..., разве что против угроз основам своей национальной идентичности в истории. Но это абсолютно оправданная направленность, ибо она сопряжена с естественной заботой о сохранении основ самого бытия в истории. И в этой связи неважно, против кого центрирована эта направленность, главное, что она центрирована на самосохранение - на сохранение основ локальности России-цивилизации.

В-четвертых, вопрос о русском вопросе в России - это вопрос о русской диаспоре, о судьбах миллионов русских и этнических россиян за пределами России. Это часть России, неотделимая от России, и до тех пор, пока будет воспроизводить в себе базовые структуры русско-российской национальной идентичности. Это неотъемлемая часть России, за которую Россия несет историческую ответственность, и она становится исторической в той самой мере, в какой становится национальной. Россия не может впредь игнорировать национальную составляющую в своей исторической ответственности за судьбы русской и союзных ей российских наций без того, чтобы в итоге не перестать быть Россией. Это значит, что одной гражданской ответственности России за своих граждан уже недостаточно, тем более, что она не может быть реализована как гражданская по отношению к тем, кто, не переставая быть русским и россиянином, не является гражданином России. Эта ответственность может быть реализована уже на другой, национальной основе, так, как она реализуется, к примеру, Израилем по отношению ко всем евреям - на основе осознания национальной ответственности за судьбы всех и каждого, кто идентифицирует себя с данной историей, культурой и духовностью. Россия обречена на такую ответственность хотя бы потому, что умудрилась оставить за пределами России более чем четвертую часть своего народа.

Не менее важно осознать и другое: Россия - не эмигрантская страна, а потому к той ответственности, которую она обязана нести за каждого своего гражданина, независимо от его национальной принадлежности, она должна добавить национальную составляющую - особую национальную ответственность за каждого, кто идентифицирует себя с Россией именно как с исторической и национальной Россией и в этом смысле особую национальную ответственность за себя как за Россию, а не как за нечто другое. Национальная и историческая судьба России неотделима от судьбы каждого, кто идентифицирует себя с национальной и исторической Россией - это одна и та же историческая и национальная судьба. По этой причине национальная безответственность России в вопросах своей национальной ответственности за судьбы россияобразующей и союзных ей наций есть безответственность по отношению к собственной исторической судьбе, которая, как ее ни трактовать, остается российской лишь до тех пор, пока остается национальной.

В-пятых, вопрос о русском вопросе в России есть вопрос об отношении русской нации с нерусскими и об их отношении к России. В такой своей постановке он предстает прежде всего как вопрос о крайне бережном отношении всех и каждого в России к основам национального бытия и национального самочувствования всех и каждого. Все в России, независимо от его национальной принадлежности, принадлежит России, правда, при одном обязательном условии: если оно идентифицирует себя с Россией, то есть не только живет в России, но еще и живет Россией. В России места хватит всем, кто идентифицирует себя с Россией. Но вопрос о признании своей идентичности России становится идентификационным, вопросом о том, что принадлежит или не принадлежит России, что является или не является ею. В этой связи вопрос о русском вопросе в России становится еще и вопросом об основном условии национальной комфортности в России, так как все, что разрушает Россию, впредь становится нетерпимым в России.

Это актуализирует и другой аспект межнациональных отношений в России: крайне бережного отношению всех и каждого к самой России, отношение к которой должно быть поднято до уровня отношения к ней, как к единой и единственной Матери-России. Она должна стать тем историческим максимумом бытия, который стягивает к себе все основные смыслы бытия в истории. Россия приглашает всех и каждого к братству, на пир братской любви и справедливости, но несокрушимой базой и конечной целью которого является идея Великой России. Русский народ еще у истоков своей истории нашел свою правду, свое откровение в истории. То была Великая и Святая Россия. Но последнее столетие стало временем не только больших потрясений и испытаний, обретением нового и иного, но и больших, а в ряде принципиальных моментов уже, похоже, и невосполнимых потерь. Мы потеряли в себе великую идею, потому что потеряли в себе Россию, ибо эта идея и есть идея Великой России и ничего более. И более ничего!

Все эти вопросы далее недопустимо замалчивать, ибо уже одним умолчанием здесь предается Россия. Равным образом, чем бы ни был еще вопрос о русском вопросе в России, должно быть ясно и другое - чем он никогда не должен стать: взрывом иррациональной и агрессивной стихии национального. Это должно стать определяющим принципом бытия национальной и исторической России: не допустить во имя России, ее национального возрождения, какого угодно обращения с человеком. Ни развитые национальные чувства и национальное самосознание, ни их объективированное воплощение в развитых, а потому и адекватных национальных интересах не могут и не должны заменить нам совесть.

И дело в данном случае не только в том, что человек не заслуживает произвольного, а, тем более, национально агрессивного отношения к себе, но и в том, что такого обращения с человеком в России не заслуживает и сама Россия. Ибо впредь и далее вопрос о том, как относиться к человеку в России, становится вопросом еще и о том, как относиться к самой России, так как это уже не просто связанные вопросы, а две стороны одного вопроса и одного отношения - к человеку в России, к России в человеке и просто к России. И подобно тому, как нельзя как угодно обращаться с Россией, недопустимо как угодно обращаться и с человеком в России.

Любовь к человеку не может быть побеждена любовью к нации, как и любовь к человеку не должна стать основанием для пренебрежения к нации. Любовь к человеческому в человеке и человеческая любовь к национальному в нем - вот путь к гармонизации национального в человеке и человеческого в нации. Ценность нации не должна отвлекаться от человеческого существования, а ценность человека от национального, несущего самые фундаментальные ценности идентичности, связывающие человека через архетипы социальности, культуры, духовности, способ их объективации в истории и самой истории с самыми глубокими и сакраментальными основами бытия общества и истории. Без них человек ничто, а с ними в любом случае уже нечто. В этом суть еще одного измерения вопроса о русском вопросе в России.

8. ИМПЕРАТИВЫ НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ РОССИИ

Вопрос действительно стоит в специфически возрожденческой плоскости не просто о развитии налично данной ткани социальности, не только о придании новых стимулов развитию уже имеющихся культурных и духовных ценностей. Все это само по себе значимо и необходимо, особенно, если будет сопровождаться преодолением псевдоценностей масскультуры и духовного примитивизма. Именно они под видом идейного плюрализма и духовной толерантности, а в ряде случаев, просто под маской псевдоновизны в первую очередь и внедрялись в культурное и духовное пространство России, разрушая его и как культурное, и как духовное и, следовательно, как русско-российское цивилизационное пространство, обезличивая и обездушивая его русско-российскую суть. Вопрос стоит о нечто большем, если не сказать о принципиально ином - о восстановлении основ локальности собственной цивилизации в одних измерениях порушенных, а в других радикально деформированных и хаотизированных цивилизационной катастрофой Октября 1917-го и попыткой цивилизационного переворота Августа 1991-го.