Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

раз семейными парами, не пригласишь ведь жену без мужа. У меня завелись приятели в Саннингдейле, но саннингдейлская публика делилась на две категории: люди средних лет, помешанные на своих садах и ни о чем другом говорить не умевшие, и молодые, спортивного вида богачи, которые много пили, устраивали бесконечные коктейли и не были близки по образу жизни ни мне, ни, в этом смысле, Арчи.

Однажды к нам приехала Нэн Уоттс со своим вторым мужем. Во время войны она вышла замуж за некоего Хьюго Поллока, у них была дочь Джуди, но семейная жизнь не заладилась, и в конце концов они расстались. Вторично она вышла замуж за Джорджа Кона, который был страстным любителем гольфа. Это примирило Арчи с необходимостью их принять. Джордж и Арчи играли в паре; мы с Нэн сплетничали, болтали и не очень серьезно играли в гольф на специальном дамском поле. После игры встречались с мужьями в клубе, чтобы что-нибудь выпить. Мы с Нэн, во всяком случае, всегда заказывали свой любимый напиток: полпинты сливок, разбавленных молоком, как когда-то давно на ферме в Эбни.

Страшным ударом явился для нас уход Сайт — она относилась к своей карьере серьезно и хотела поработать за границей. Розалинда на будущий год пойдет в школу, сказала она, и в няне особой нужды не будет, а ей известно, что в Британском посольстве в Брюсселе есть вакансия, которую она мечтала бы занять. Ей не хочется от нас уходить, но она должна совершенствоваться, чтобы со временем иметь право работать гувернанткой в любой стране мира и повидать кое-что в жизни. Я не могла препятствовать ей в достижении этой достойной цели и с сожалением отпустила в Бельгию.

Памятуя, как счастлива была сама с Мари и какое удовольствие учить французский без слез, я решила взять Розалинде французскую няню-гувернантку. Москитик живо откликнулась и написала, что у нее на примете есть как раз то, что нужно, правда, не француженка, а швейцарка. Она уже встречалась с ней, к тому же ее друг знает семью этой девушки. Зовут ее Марсель. У нее очень мягкий характер. Москитик считала, что Розалинде именно такая и нужна: она будет жалеть девочку, поскольку та робка и нервна, и заботиться о ней. Не уверена, что я разделяла подобную оценку Розалиндиного характера.

Марсель Вину прибыла в назначенный срок. У меня сразу же шевельнулось какое-то тревожное предчувствие. По словам Москитика, это было нежное, очаровательное, хрупкое создание. У меня создалось другое впечатление о ней: заторможенная, хоть и доброжелательная, ленивая и неинтересная — тот самый тип людей, которым решительно не дано справляться с детьми. Розалинда, обычно послушная и вежливая, не создававшая проблем в повседневной жизни, чуть ли не за один день превратилась в исчадие ада.

Я не могла поверить своим глазам и лишь тогда поняла то, что другие воспитатели понимают интуитивно: ребенок, как собака, как любое животное, признает авторитет. У Марсель не было никакого авторитета. Она лишь беспомощно качала головой и повторяла:

«Rosalinde! Non, non, Rosalinde!» — без какого бы то ни было результата.

Смотреть на то, как они идут на прогулку, было мукой. Вскоре, правда, выяснилось, у Марсель все ступни были покрыты мозолями и волдырями. Прихрамывая, она ползла не быстрее похоронной процессии. Узнав об этом, я тут же отправила ее к педикюрше, но и после этого походка ее улучшилась ненамного. Розалинда, истинно английское дитя, устремлялась вперед с высоко поднятой головой, полная энергии; несчастная Марсель тащилась позади, бормоча: «Подождите меня, attendez-moi!»

— Но мы ведь гуляем, правда? — бросала через плечо Розалинда.

Марсель делала самую большую глупость, какую только можно придумать в подобной ситуации: она пыталась купить покой, предложив Розалинде зайти в кафе в Саннингдейле. Розалинда соглашалась выпить чашечку шоколада, вежливо пробормотав: «Спасибо», — но после этого вела себя ничуть не лучше. Дома она превращалась в дьяволенка: кидала в Марсель туфли, строила ей рожи и отказывалась есть.

— Что мне делать? — спрашивала я у Арчи. — Она просто чудовище. Я наказываю ее, но от этого ничего не меняется. Ей начинает нравиться мучить бедную девушку.

— Мне кажется, бедной девушке это достаточно безразлично, — отвечал Арчи. — В жизни не встречал более апатичного существа.

— Может, все наладится, — робко предполагала я. Но ничего не налаживалось, становилось только хуже. Меня это всерьез беспокоило, потому что мне вовсе не хотелось, чтобы мой ребенок превращался в бешеного демона. В конце концов, если с предыдущими нянями Розалинда могла вести себя прилично, не следует ли предположить, что какой-то порок таится в самой этой девушке? Он-то и провоцирует ребенка на подобное поведение.

— Тебе разве не жаль Марсель? Она одна, в чужой стране, где никто не говорит на ее языке, — увещевала я.

— Она сама хотела сюда приехать, — отвечала Розалинда. — Не хотела бы — не приехала. И по-английски она говорит достаточно хорошо. Просто она ужасно, ужасно глупая.

Это, разумеется, была чистая правда.

Розалинда немного продвинулась во французском, но не так, как хотелось бы. Иногда, в дождливые дни, я предлагала им поиграть во что-нибудь, но Розалинда утверждала, что Марсель нельзя научить играть даже в «дурака». «Она не может запомнить, какая карта старше», — презрительно фыркала моя дочь.

Я сообщила Москитику, что у нас с Марсель взаимной приязни не получается.

— О, господи, я была уверена, что Розалинда полюбит Марсель.

— Она ее не любит, — констатировала я. — Совсем не любит. И изобретает всевозможные способы, чтобы мучить бедняжку, бросается в нее разными предметами.

— Розалинда бросается предметами?!

— Да, — подтвердила я, — и становится все более несносной.

В конце концов я решила, что нет смысла продолжать эти мучения. Почему, собственно, мы все должны страдать? Я поговорила с Марсель, промямлив, что, видимо, мы не подходим друг другу и что, вероятно, ей самой будет лучше в другом доме, что я дам ей рекомендацию и постараюсь найти хорошее место, если она не предпочтет вернуться в Швейцарию. Марсель невозмутимо ответила, что была рада повидать Англию, но теперь хотела бы уехать обратно в Берн. Мы попрощались, я настояла, чтобы она взяла жалованье за лишний месяц, и решительно настроилась найти кого-нибудь другого на ее место.

На сей раз я задумала взять женщину, которая выполняла бы обязанности и секретаря, и гувернантки. Когда Розалинде исполнится шесть лет, она будет по утрам ходить в школу, и ее гувернантка могла бы несколько часов быть в моем распоряжении — печатать или стенографировать. Может быть, я могла бы диктовать ей свои литературные опусы. Эта идея мне очень