Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

понравилась. Я дала объявление в газету: ищу женщину присматривать за пятилетним ребенком, который скоро пойдет в школу, и исполнять обязанности секретаря-машинистки-стенографистки. «Предпочту шотландку», — добавила я. Понаблюдав за другими детьми и их воспитательницами, я пришла к выводу, что шотландки справляются с маленькими ребятишками лучше всех. Француженки совершенно не умеют заставить своих подопечных соблюдать дисциплину, и те их просто изводят; немки хороши и педантичны, но я ведь хотела учить Розалинду не немецкому. Ирландки веселы, но от них в доме все вверх дном. От англичанок можно ожидать чего угодно. Я мечтала о шотландке.

Отобрав несколько предложений, пришедших в ответ на мое объявление, в один прекрасный день я отправилась в Лондон, в небольшой частный отель неподалеку от Ланкастер-гейт, где у меня была назначена встреча с некой мисс Шарлоттой Фишер. Мисс Фишер мне сразу же понравилась: высокая шатенка лет двадцати трех, не новичок в работе с детьми, производит впечатление очень расторопного человека и, помимо внешней привлекательности, обладает каким-то особым шармом. Ее отец был королевским капелланом и настоятелем собора святого Коломба в Эдинбурге. Она умела печатать на машинке и стенографировать, правда, делать это ей приходилось не часто. Ей понравилось мое предложение совмещать обязанности секретаря и няни.

— Есть еще один щекотливый момент, — сказала я, запинаясь, — ладите ли вы с… э… с пожилыми дамами?

Мисс Фишер бросила на меня быстрый взгляд. Вдруг я заметила, что мы сидим в комнате, полной пожилых дам — одни вязали, другие вышивали тамбурным швом, третьи читали иллюстрированные журналы. При моих словах пар двадцать глаз уставились на меня. Мисс Фишер прикусила губу, чтобы не расхохотаться. Сосредоточившись на том, как получше сформулировать вопрос, я совершенно забыла, кто находился рядом с нами.

С моей матушкой стало теперь довольно трудно ладить — в старости это случается со многими, но мама, всегда отличавшаяся абсолютной назависимостью и быстро устававшая от людей — они ей надоедали, — стала просто невыносима. В частности, Джесси Суоннел не выдержала общения с ней.

— Думаю, да, — спокойно ответила Шарлотта Фишер. — До сих пор у меня с этим проблем не было.

Я пояснила, что моя мама — пожилая, немного эксцентричная дама, склонная полагать, что знает все лучше всех, — с ней бывает непросто найти общий язык. Поскольку Шарлотту это, видимо, не испугало, мы договорились, что она приедет к нам сразу же, как только рассчитается на предыдущей работе, — насколько я поняла, она присматривала за детьми какого-то миллионера, имевшего дом на Парк-лейн. В Лондоне, сказала Шарлотта, у нее живет сестра, намного старше ее, и она была бы благодарна, если бы сестре позволили ее навещать. Я с радостью согласилась.

Итак, Шарлотта Фишер стала моим секретарем, а Мэри Фишер всегда приезжала и выручала нас в трудную минуту, и в течение многих лет они оставались моими друзьями, выполняли обязанности и секретаря, и няни, и гувернантки, работали как ломовые лошади. Шарлотта и теперь одна из самых близких моих подруг.

Приезд Шарлотты, или Карло, как спустя месяц называла ее Розалинда, оказался чудом. Не успела она переступить порог Скотсвуда, как Розалинда мистическим образом вновь обернулась тем славным ребенком, каким была при Сайт. Словно ее окропили святой водой. Туфли благополучно сидели у нее на ногах, а не летели в кого попало, она вежливо отвечала на вопросы — словом, общество Карло было ей очень приятно. Бешеный демон исчез. «Хотя, когда я у вас появилась, — позднее призналась мне Шарлотта, — она была похожа на детеныша дикого животного, потому что ей давно не стригли челку: волосы лезли в глаза и мешали смотреть».

Наступили блаженные дни. Как только Розалинда пошла в школу, я начала готовиться к новому рассказу. Но так нерв-ничала, что откладывала и откладывала. Наконец день настал: мы с Шарлоттой уселись друг против друга. У нее в руках были блокнот и карандаш. Тоскливо глядя на каминную доску, я произнесла несколько первых фраз. Прозвучали они ужасно. Я не могла выговорить ни единого слова с ходу, не запинаясь. Все, что я изрекала, звучало неестественно. Мы промучались около часа. Много позднее Карло призналась мне, что тоже с ужасом ждала начала литературной работы. Хоть она и окончила курсы стенографии и машинописи, опыта работы у нее не было, она даже стенографировала проповеди в церкви, чтобы приобрести навык. Карло боялась, что я начну строчить как из пулемета. Но то, как я диктовала, ни для одной стенографистки никаких трудностей не представило бы. За мной можно было даже не стенографировать, а просто записывать.

После неудачного начала дела пошли лучше. Но все же мне, когда я сочиняю, удобнее писать самой — либо от руки, либо на машинке. Удивительно: когда слышишь свой голос, становишься неуверенной и не можешь толково выразить свою мысль. Только лет пять-шесть спустя, сломав правую руку, я научилась пользоваться диктофоном и постепенно привыкла к звучанию собственного голоса. Неудобство магнитофона или диктофона, однако, состоит в том, что они приучают к многословию.

Без сомнений, усилия, которые тратишь, когда пишешь на машинке или от руки, заставляли меня быть экономней в языке, — автору детективных рассказов это, уверена, особенно необходимо. Читатель не желает, чтобы одно и то же ему разжевывали по три-четыре раза. А когда наговариваешь текст на диктофон, возникает искушение сказать и так, и эдак, то же самое, но разными словами. Конечно, потом можно все сократить, но это раздражает и нарушает плавное течение мысли. И все-таки человек — создание ленивое, он не станет писать больше, чем необходимо, чтобы выразить свою мысль.

Конечно, существует свой объем для каждого жанра. Я лично думаю, что самый подходящий объем для детектива — пятьдесят тысяч слов. Многие издатели считают, что этого мало. Быть может, и читатель чувствует себя обделенным, получив за свои деньги всего пятьдесят тысяч слов, шестьдесят — семьдесят тысяч его больше устроили бы. Но если книга длиннее, при чтении возникает желание ее подсократить. Для рассказа в жанре триллера оптимальный объем — двадцать тысяч слов. К сожалению, спрос на рассказы такого объема падает все ниже, авторам за них мало платят, они понимают, что выгоднее писать более длинные вещи, вот и растягивают рассказ в целый роман. Техника короткого рассказа, полагаю, вообще не подходит детективному жанру. Триллеру еще куда ни шло, но детективу — нет. Рассказы мистера Форчуна о X. С. Бейли, с этой точки зрения, были хороши, потому что они длиннее обычного журнального рассказа.

К тому времени Эдмунд Корк свел меня с новым издателем, Уильямом Коллинзом, с