Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 1: XVIII–XIX века - Коллектив авторов

«Отечественных записках» (1868. № 8). В этом первом публицистическом опыте Иванюкова – калейдоскоп зарисовок из американской жизни, поразившей его множеством контрастов с русской действительностью: от кулинарных пристрастий и быта американцев до политического устройства их государства и традиций общественной жизни.

«Сладкий пирог из ягод – это национальное блюдо Америки. Вы его встретите везде… В 10 часов утра я был представлен одному семейству… Предполагая, что я проголодался… мне подали закусить стакан вина и – сладкий пирог!» В Кембридже – «улицы, усердно поливаемые водою и усаженные по бокам деревьями», а также поразившее его своим видом местное кладбище – «одно из лучших мест прогулки»: «Всюду мраморные памятники, в довольно значительном один от другого расстоянии, и потому имеющие вид не могильных памятников, а украшений сада. Волнистая местность, усыпанные песком дорожки, скошенная ровно трава, ручейки, пруды, плавающие лебеди, цветы. Среди кладбища – башня в готическом вкусе, взойдя на которую вам представится очаровательный вид Бостона с окрестностями».

Размышляя над обстоятельствами, превратившими США в «сильное, богатое, передовое государство», Иванюков отмечал факт заселения Америки «инициативными силами» из Европы. Вместе с тем, наблюдая празднование Дня независимости, он обращал внимание на одну из заключительных «картин» фейерверка – символ основ процветания страны: «Посреди стоит Вашингтон, по бокам – фигуры женщин, из которых одна держит меч и весы; над головою надпись: Правосудие, в ногах – Безопасность; над головой другой женской фигуры надпись: Свобода, а в ногах – Единство». Одно из ярких впечатлений русского путешественника от праздника – восхищение именно «единством в многообразии» американской культуры: «Утренний концерт начался национальною ариею „Starspangled Banner“, которая сопровождалась маханием шапками, платками и криками энтузиазма. Между прочим, в состав играемых пьес входили: русский гимн „Боже, царя храни“, национальная французская ария „Partant pour la Syrie“, английская национальная ария „God save the Queen“. Попурри состояло из немецкой арии „Vaterland, Marseillaise“». «Замечу, между прочим, – не без удивления констатировал Иванюков, – что американцы проводят праздник очень скромно. Пробыв целый день в саду и на улице, мне не пришлось встретить ссор, драки или лиц, действующих не по собственному желанию, а по желанию спиртного напитка…»

Особый интерес начинающего политэконома – к «трудовой», прежде всего земледельческой Америке, к организации там сельского хозяйства. «Что такое американская деревня?» Отвечая на этот вопрос, он упоминал «прямые и чистые улицы… по обеим сторонам тротуары и деревья»: «Красные домики, как наши лучшие каменноостровские дачи, перед домиком – несколько деревьев, цветы, иногда фонтан. Сзади – поля, огороды. Вот на поле работает, в простом платье, хозяин этого изящного домика; он не богат, и земли у него немного – столько, сколько он может сам обработать (есть и такие, которые держат работников). Кроме сельского хозяйства, он занимается и производством обрабатывающим…»

«Например, деревня Holstin обрабатывает кожу и сбывает ее на фабрику, – подмечал Иванюков черты сходства американских фермеров с русскими крестьянами-кустарями, занимавшимися промыслами как дополнением к своему основному труду. – Кончит земледелец работу, наденет хорошее платье, и по платью не отличить богатого от человека, имеющего немного. В деревне несколько церквей, банк, почтовая контора, большое зало, где собираются граждане для выбора представителей, школа… Несколько таких деревень, с окружающими их фермами, составляют town, общину (что неправильно переводят город), самостоятельную политическую единицу, которая является полным хозяином в своем деле, не испрашивая ни у кого разрешения и утверждения».

«Никакая власть в Соединенных Штатах, ни власть штата, ни власть союзного правительства не может вмешиваться в распоряжения town, если они не превышают сферу его власти, а сфера его власти очень велика, – обращал особое внимание Иванюков на роль местного самоуправления. – Ходишь по этой счастливой village и силишься уверить себя, что это не сон, что это не резиденция богатых людей, приезжающих сюда отдохнуть от шумной городской жизни, а это жилище работника-земле-дельца… Это не дачи, а деревня, „деревня“, повторяешь себе».

Чувствуя невольную зависть, Иванюков как бы мысленно беседует с американским сельским тружеником: «Да отчего же это так? Что вы, люди другие? Из другого тела сотворены?» И сам за него отвечает: «Нет, люди мы те же, и не больно много мы учены, да жить-то нам никто не мешает, как думаем, лучше будет, так и делаем». «Дело выходит простое, – делает Иванюков ключевой вывод, – каждый сумеет устроиться, только не мешай ему, да дай с чего устроиться». При этом русский ученый, неизменно соотнося американские «картины» с русскими крестьянскими хозяйствами и размышляя об их будущем, с удовлетворением констатировал: несмотря на промышленные успехи США, мелкое крестьянское хозяйство там устойчиво, среди граждан преобладают «поселяне-собственники», да и фабричные работники и «рудокопы» сохраняют крепкую связь с землей.

Не довольствуясь взглядом «со стороны», Иванюков на практике изучал организацию североамериканского сельского хозяйства, устроившись рабочим («чуть не батраком», по воспоминаниям одного из современников) на ферму в штате Нью-Йорк. Специальный интерес он проявил к изучению быта социалистических общин, основанных на североамериканском континенте последователями Шарля Фурье.

По воспоминаниям М.М. Ковалевского, одного из ближайших друзей Иванюкова еще с 1880-х годов (в 1885-м, в компании с С.И. Танеевым, они совершили этнографическую поездку по Кавказу), пребывание в Америке имело для молодого исследователя серьезное значение: «Он прекрасно усвоил английский язык и познакомился, путем личных наблюдений, с хозяйственным бытом быстро прогрессирующей демократии, что позволило ему впоследствии установить новый угол зрения на условия нашей сельской и фабрично-заводской промышленности».

Вскоре по возвращении в Россию недавний выпускник университета заявил о себе как сложившийся ученый с широким взглядом на предмет и задачи политической экономии. Об этом свидетельствовала защищенная им в «альма-матер» магистерская диссертация «Экономическая теория Генри Маклеода» (СПб., 1870). Иванюков критически оценил взгляды своего зарубежного коллеги, признанного в ту пору на Западе одним из самых выдающихся представителей экономической науки. Он выступил категорически против «сведения всех задач политической экономии к одной теории обмена», полагая, в отличие от Маклеода, что предметом «науки о народном хозяйстве» должны быть «и производство, и обмен, и распределение, и потребление». Этот вывод ученого, основанный на его собственных научных наблюдениях, находился в русле напряженных поисков экономической теории, более адекватной современности, чем популярные тогда в Западной Европе. М.М. Ковалевский, в частности, обращал внимание на влияние идей Дж. С. Милля, проявившееся и в первом научном труде молодого Иванюкова.

Важной вехой в развитии взглядов И.И. Иванюкова стало знакомство с марксизмом. По словам В.Г. Яроцкого, Иванюков был одним из первых (наряду с Н.И. Зибером) популяризаторов экономического учения К. Маркса в России. Тезис о базисной роли экономики в жизни общества он, в частности, развивал на страницах «Отечественных записок» в январе 1881 года. Его статья «Один из вопросов