Дом Морганов. Американская банковская династия и расцвет современных финансов - Рон Черноу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руководителем нового подразделения стал д-р Никола Кайола, отец которого возглавлял довоенный торговый департамент Ватикана, а сам он вырос в Ватикане. После работы младшим биржевым аналитиком под руководством Ногары в конце 1940-х годов он получил стипендию Банка Италии и в начале 1950-х годов стажировался в компаниях J. P. Morgan and Company и Morgan Stanley. В начале 1960-х годов, когда Кайола находился с визитом в Риме, Ватикан выразил заинтересованность в создании инвестиционного банка совместно с Морганами; Кайола вернулся в США, чтобы подготовить проект. Morgan Guaranty и Morgan Grenfell ухватились за эту возможность, но Morgan Stanley, который в то время отличался удивительно провинциальным и благодушным отношением к внешнему миру, присоединился к ним лишь с неохотой. Накануне отъезда Кайолы в Рим Гарри Морган вызвал его к себе и сказал: "Помните, нам потребовалось много времени, чтобы создать свое имя. Теперь наше имя в твоих руках".
Треть акций принадлежала Ватикану, еще треть - дому Морганов, а оставшаяся часть была поделена между итальянскими компаниями. Несмотря на весомый ватиканский патронаж, Euramerica была "свингующей" компанией, пионером Еврорынка. Базируясь в Риме, она занималась долларовым финансированием и бросила вызов монополии инвестиционно-банковской компании Mediobanca, которая была всесильна в Италии. Она приносила прибыль каждый год до 1971 г., когда Морганы прекратили свою деятельность из-за конфликта интересов с их процветающим парижским подразделением.
Тем временем в Париже компания Morgan et Compagnie, S.A. совершила, как казалось, чрезвычайно удачный дебют. В феврале 1963 года она начала выпуск евроакций (акций) для крупнейшего в Германии почтового дома Neckermann, владевшего двадцатью тремя универмагами. Основатель компании Йозеф Некерманн планировал сохранить за собой контрольный пакет акций. Фридрих Флик, возможно, самый богатый человек Германии, выходец из сталелитейной семьи и осужденный военный преступник, хотел продать свой пакет акций Neckermann. Некерманн опасался, что эти акции попадут в руки немецких банков, которым разрешено владеть промышленными пакетами. Особенно ему хотелось обойти крупнейший немецкий банк Deutsche Bank, который контролировал настоящую промышленную империю. Неккерман выступал за глобальное синдицирование, при котором Германии отводилась лишь небольшая часть акций.
Для новой парижской компании выпуск Некерманна представлялся ошеломительным успехом. Morgans купил выпуск на 30 млн. долларов, а затем перепродал его бельгийским, швейцарским и голландским банкам. В Лондоне, где Morgan Grenfell возглавлял большую группу покупателей, выпуск вырос в цене. Эван Гэлбрейт, бывший в то время ведущим сотрудником Morgan в Париже, сказал: "Это был первый выпуск, получивший международное распространение. Люди увидели, что можно распространять что-то на международной основе". Однако был один намек на проблемы. Когда Morgans разослал предложение по телексу, немецкие банки не ответили. Когда затем Deutsche Bank пожаловался на то, что выпуск продается за пределами Германии, Гэлбрейт сказал, что Morgans просто выполняет пожелания клиента. Он не совсем понимал, какой гнев он вызвал и как глубоко он оскорбил традиции. Deutsche Bank не стал тянуть время и поквитался в чрезвычайно драматичной манере.
Несмотря на экстерриториальный характер, первые еврорынки были сопряжены с ожесточенными националистическими столкновениями. За исключением рынка евродолларов, банки рассчитывали на то, что они будут проводить эмиссии, деноминированные в их собственных валютах. (Казначейство США даже некоторое время настаивало на том, чтобы американские фирмы возглавляли евродолларовые выпуски). С этим парохиализмом столкнулся и ныне увядающий Morgans, когда попытался вторгнуться в самую священную из всех банковских монополий - швейцарскую. Crédit Suisse, Swiss Bank Corporation и Union Bank of Switzerland образовали картель, который доминировал в выпуске швейцарских франков, и сторонние банки бросали им вызов на свой страх и риск. Именно так поступила парижская компания Morgan в сентябре 1963 года, когда город Копенгаген захотел привлечь деньги, а его казначей обратился к друзьям из Morgan Grenfell. Как вспоминал Тим Коллинз из Morgan Grenfell, "кому-то пришла в голову светлая мысль, что, поскольку процентные ставки в Швейцарии низкие, почему бы не деноминировать выпуск в швейцарских франках?".
На этот раз Гэлбрейт предупредил 23 Уолл-стрит, что следует ожидать гневной реакции, хотя никто не ожидал того фурора, который разразился. "Швейцарские банки пришли в ярость", - говорит Гэлбрейт. Они позвонили Генри Александеру и сказали: "Вы не можете этого сделать. Швейцарские франки не являются международной валютой. Они должны быть под контролем швейцарцев". . . . Генри завалили телефонными звонками, угрожая всевозможными вещами". Швейцарское правительство заявило Вашингтону, что в случае дальнейшей эмиссии они конвертируют доллары в золото и потопят доллар. Они отказались позволить своим деньгам функционировать в качестве международной валюты. Они также оказывали давление на Банк Англии. "В течение некоторого времени между Банком Англии и швейцарским центральным банком существовал фройдер", - вспоминает Коллинз. Злополучный копенгагенский выпуск стал как первой, так и последней евроэмиссией швейцарских франков на протяжении целого поколения.
Тем временем немцы все еще не отошли от эмиссии Неккермана и ждали возможности отомстить. Когда Morgan et Compagnie, S.A. объявила о выпуске акций для другого немецкого почтового дома - Friedrich Schwab and Company, Deutsche Bank увидел золотую возможность для мести. Вместо того чтобы получить от андеррайтеров письменные контракты, Morgan прибег к гораздо более хрупким "заявлениям о заинтересованности". Это оказалось роковой ошибкой. Кроме того, компания привлекла к сотрудничеству небольшой немецкий профсоюзный банк, который оказался слишком слаб, чтобы остановить натиск. Как только было объявлено о выпуске, Deutsche Bank начал силовую игру, оказывая сильное давление на банки по всему миру, чтобы они не участвовали в выпуске. Это стало полномасштабной катастрофой для Morgans, которому пришлось проглотить 9 млн. долл. из 13-миллионной эмиссии акций, что было огромной суммой по тем временам. Нью-йоркский офис был ошеломлен.
Пассивный партнер, Morgan Grenfell, был очень расстроен наглой "американской" манерой поведения людей из Morgan Guaranty. По американским законам, 23 Wall не мог вливать дополнительный капитал, и Morgan Grenfell пришлось организовать временное спасение среди лондонских торговых банков, за что он посчитал себя недостаточно благодарным своим американским коллегам.
