Сын цирка - Джон Уинслоу Ирвинг

деньги! Я могу позволить себе купить вам билет на самолет – я могу позволить себе купить двадцать авиабилетов! – воскликнул Фаррух. – Но вы отказываетесь от своей цели – вот что выглядит безумием. Вы сдаетесь, и по таким глупым причинам!

– Дело не в причинах, а в моих сомнениях, – сказал Мартин. – Просто посмотрите на меня. Мне тридцать девять. Если бы я собирался стать священником, я бы уже давно был им. Кто все еще пытается «найти себя» в тридцать девять, весьма ненадежен.

Именно это я и собирался сказать! – подумал доктор Дарувалла, но сказал другое:

– Не волнуйтесь о билете – я куплю вам билет.

Ему было неприятно видеть, что этот дурак выглядит таким разбитым; Мартин был дураком, но дураком-идеалистом. Идиотский идеализм привлекал доктора Даруваллу. И Мартин был откровенен – в отличие от своего близнеца! По иронии судьбы доктор чувствовал, что, благодаря Мартину Миллсу, менее чем за неделю узнал о Джоне Д. больше, чем от самого Джона за тридцать девять лет.

Доктор Дарувалла задавался вопросом: стал ли Джон Д. закрытым и отстраненным лишь после того, как воплотился в Инспектора Дхара, или его темный, как икона, характер был дан ему от рождения? Затем доктор напомнил себе, что Джон Д. был актером и до того, как стал Инспектором Дхаром. Если однояйцовый близнец, у которого отец гей, имел пятидесятидвухпроцентный шанс стать геем, то разве могли Джон Д. и Мартин Миллс с таким вот шансом не быть одинаковыми? Доктор Дарувалла подумал, что у близнецов был сорокавосьмипроцентный шанс на неодинаковость; тем не менее он сомневался, что Дэнни Миллс мог быть отцом близнецов. Более того, Фаррух слишком полюбил Мартина, чтобы продолжать обманывать его.

«Скажи ему – скажи ему сейчас!» – твердил себе Фаррух, но не мог произнести ни слова. Только самому себе он мог сказать то, что хотел бы сказать Мартину.

Тебе не нужно возиться с останками Дэнни. Скорей всего, твой отец – Невилл Иден, а его останки давным-давно погребены. И не нужно помогать мамаше, которая хуже суки. Ты ее не знаешь – кто она такая и что собой представляет. Но есть один человек, которого ты, возможно, хотел бы узнать; может, вы даже оказались бы полезны друг другу. Он научил бы тебя расслабляться – или даже приятно проводить время. Ты мог бы, хоть немного, научить его чистосердечию – скажем, тому, как не актерствовать хотя бы иногда.

Но доктор ничего этого не сказал. Ни слова.

Доктор Дарувалла принимает решение

– Стало быть, он слабак, – сказал Инспектор Дхар, близнец.

– Во всяком случае, он растерян, – ответил доктор Дарувалла.

– Тридцатидевятилетний мужчина не должен заниматься поисками самого себя, – заявил Джон Д.

Актер сопроводил эту фразу почти искренним негодованием, ни разу не напомнив себе, что вопрос поисков самого себя был ему хорошо знаком.

– Думаю, он тебе понравится, – осторожно сказал Фаррух.

– Ну, ты же писатель, – более чем двусмысленно заметил Дхар.

Доктор Дарувалла подумал: хочет ли Джон Д. сказать, что вопрос, встретятся они или нет, зависит от меня? Или он имеет в виду, что только писатель будет впустую тратить время, фантазируя насчет встречи близнецов?

Они стояли на балконе квартиры Даруваллы, глядя на закат. Аравийское море было бледно-фиолетовым, как медленно заживающая нижняя губа Джона Д. Актер использовал гипсовый лонгет на вывихнутом мизинце как указку; Дхару нравилось тыкать пальцем.

– Помнишь, как Нэнси отреагировала на этот вид? – спросил актер, указывая на запад.

– Добралась до Айовы, – заметил доктор.

– Если ты больше не вернешься в Бомбей, Фаррух, ты мог бы отдать эту квартиру заместителю комиссара и миссис Пател. – Фраза была произнесена с почти полным безразличием. Сценаристу оставалось только восхищаться скрытным характером, который он создал; Дхар был почти абсолютно непроницаем. – Я не имею в виду действительно отдать им – хороший детектив наверняка истолкует это как взятку, – продолжал Дхар. – Но, скажем, ты мог бы продать ее им за смешную сумму – например, за сто рупий. Только, конечно, с условием, что Пателы будут держать слуг – пока Налин и Рупа живы. Я знаю, что ты не захочешь выставлять их на улицу. Что касается жилищного комитета, я уверен, что они не будут возражать против Пателов, – каждый квартирант хотел бы иметь в доме полицейского. – Дхар снова указал своим лонгетом на запад. – Я считаю, что этот вид в чем-то помог бы Нэнси, – добавил актер.

– Вижу, ты думал об этом, – сказал Фаррух.

– Просто идея – если ты больше никогда не вернешься в Бомбей, – ответил Джон Д. – Я имею в виду – если действительно никогда.

– А ты когда-нибудь вернешься? – спросил доктор Дарувалла.

– Не раньше чем через миллион лет, – сказал Инспектор Дхар.

– Это старая реплика! – с любовью сказал Фаррух.

– Ты написал, – напомнил ему Джон Д.

– Ты все время напоминаешь мне об этом, – сказал доктор.

Они стояли на балконе до тех пор, пока Аравийское море не стало цвета перезрелой вишни, почти черным. Джулии пришлось убрать со стеклянной столешницы содержимое карманов Джона Д., чтобы поужинать. Эта привычка осталась у Джона Д. с детства. Он приходил в дом или в квартиру, снимал пальто, туфли или сандалии и выкладывал содержимое карманов на ближайший стол; это был не просто знак того, что он чувствовал себя как дома, – причиной были дочери Даруваллы. Когда они жили с родителями, больше всего на свете они любили бороться с Джоном Д. Он ложился спиной на коврик, или на пол, или иногда на диван, и девочки набрасывались на него; он берег их от малейших травм – просто оборонялся. И поэтому Фаррух и Джулия никогда не выговаривали ему за содержимое его карманов, которое в беспорядке было свалено на столе каждого дома или квартиры, где они когда-либо жили. Ключи, кошелек, иногда паспорт… А сегодня вечером на стеклянной столешнице в квартире Даруваллы на Марин-драйв лежал билет на самолет.

– Ты улетаешь в четверг? – спросила его Джулия.

– В четверг! – воскликнул доктор Дарувалла. – Это послезавтра!

– Вообще-то, я должен поехать в аэропорт в среду вечером – это ведь ранний ночной рейс, – сказал Джон Д.

– Завтра вечером! – воскликнул Фаррух.

Доктор взял у Джулии бумажник Дхара, ключи и билет на самолет и положил их на буфет.

– Не сюда, – сказала ему Джулия, доставая из буфета одно из вечерних блюд.

Поэтому доктор Дарувалла перенес содержимое карманов Джона Д. в фойе на низкий столик у двери, полагая, что Джон Д., уходя, обязательно увидит свои вещи и не забудет их.

– А зачем мне оставаться дольше? – спрашивал Джулию Джон Д. – Вы и сами скоро в путь, верно?

Между тем доктор Дарувалла задержался в фойе; он изучил билет