Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий

3. Но это решит случай, — тот, который в таких делах более могуществен, чем рассудок. Нам же следует иметь в виду то, что должно быть в нас самих, чтобы стойко и мудро переносить, что бы ни случилось, и помнить, что это случалось с людьми3591, и утешаться как в значительной степени литературой, так не в наименьшей также мартовскими идами3592.

4. Прими теперь участие в моих размышлениях, которые тревожат меня: так много соображений приходит на ум в пользу того и другого решения. Я выезжаю, как я решил, в качестве посла в Грецию3593; я, по-видимому, несколько избегаю грозящей опасности резни, но подвергнусь некоторому порицанию за то, что я не поддержал государства в столь тяжелое время. Но если я останусь, я, правда, буду, предвижу я, в опасном положении, но предполагаю, что может случиться, что я смогу принести пользу государству. Теперь личные соображения: чувствую, что мой приезд туда3594 очень полезен для ободрения Цицерона; да и тогда, когда я решил принять посольство от Цезаря, у меня не было другой причины для отъезда. Итак, ты подумаешь, как обычно, обо всем этом деле, если считаешь, что это имеет для меня какое-либо значение.

5. Возвращаюсь теперь к твоему письму; ведь ты пишешь, что я, по слухам, намерен продать свое имение у озера3595, а меньшую усадьбу уступить Квинту даже по высокой цене, чтобы туда ввели наделенную приданым Аквилию, как тебе сказал Квинт сын3596. Но о продаже я совсем не думаю, разве только найду что-нибудь, что больше понравится мне. Квинт же совсем не старается о покупке в настоящее время; ведь он достаточно мучается из-за долга по приданому3597, в связи с чем он выражает необычайную благодарность Квинту Эгнацию3598. А вступления в брак он так страшится, что утверждает, будто самое приятное — это одинокое ложе. Но и об этом достаточно.

6. Ведь я возвращаюсь к несчастному или, лучше, не существующему государству. Марк Антоний написал мне о восстановлении Секста Клодия3599; сколь лестно, насколько это касается меня, — поймешь из его письма (ведь я посылаю тебе копию); сколь развязно, сколь позорно и сколь губительно, так что иногда, как кажется, придется пожалеть о Цезаре, — ты легко оценишь. Ведь то, чего Цезарь и никогда бы не сделал и никогда бы не потерпел, теперь выдвигается на основании его подложных записей. Но я проявил по отношению к Антонию полную сговорчивость. И в самом деле, раз он однажды внушил себе, что ему дозволено то, чего он хочет, он сделал бы несмотря ни на что, наперекор мне. Поэтому посылаю тебе копию и своего письма.

DCCXX. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XIV, 14; 15, § 1]

Путеольская усадьба, 27 апреля 44 г.

1. «Ну, повтори мне то же свое»3600. Наш Квинт увенчан в Парилии3601! Только он один? Впрочем, ты присоединяешь Ламию3602, чему я удивляюсь, но жажду знать, кто были другие; впрочем, достаточно знаю, что не было никого, кроме бесчестных. Итак, разъяснишь более тщательно. Но я случайно, отправив тебе за пять дней до календ достаточно подробное письмо3603, почти тремя часами позже получил твое и притом увесистое. Поэтому нет никакой необходимости отвечать, что твоим полным острот шуткам насчет Весториевой хватки3604 и путеольского обычая Ферионов я достаточно посмеялся. Рассмотрим более важное для государства.

2. Брутов и Кассия ты так защищаешь, словно я порицаю тех, кого не могу достаточно похвалить. Ведь я собрал дурные стороны положения, а не людей. Ведь я вижу, что после устранения тирана тирания остается3605: то, что он3606 не намеревался совершить, совершается, как например, относительно Клодия, ради которого, как для меня несомненно, он не только не собирался что-либо делать, но даже собирался не допускать этого3607. Последует Весториев Руфион3608, Виктор, ни разу не упомянутый в записях, прочие. За кем остановка? Мы повинуемся записным книжкам того3609, чьими рабами мы не смогли быть. Ведь кто мог не прийти в сенат в Либералии3610? Допусти, что это было возможно каким-либо образом; разве даже после того, как мы пришли, мы могли бы высказывать мнения свободно? Разве нам не следовало всеми способами защищаться от ветеранов, которые присутствовали вооруженные, тогда как мы не располагали никакой охраной? Что то сидение3611 на Капитолии не понравилось мне, тому ты свидетель. Так что же? Это вина Брутов? Менее всего тех, но других глупых3612, которые считают себя искушенными и мудрыми; для них было достаточно радоваться, для некоторых — даже поздравлять, но ни для кого — упорствовать.

3. Но оставим прошлое; будем охранять этих со всей заботой и бережностью и, как ты наставляешь, будем довольны мартовскими идами3613, которые, правда, дали нашим друзьям, божественным мужам, доступ на небо, но свободы римскому народу не дали. Вспомни свои слова. Разве ты не помнишь, как ты кричал, что все погибнет, если ему7 будет устроено погребение? Это действительно было мудро. И вот, ты видишь, что из этого проистекло.

4. Ты пишешь, что в июньские календы Антоний доложит3614 насчет провинций — чтобы ему получить Галлии3615 и чтобы для тех и других срок был продлен3616; можно ли будет свободно принять решение? Если будет можно, буду рад восстановлению свободы; если не будет, то что принесла мне та смена властелина, кроме радости, которую я узрел при виде справедливой гибели тирана?

5. Ты пишешь, что в храме Опс3617 происходят хищения, которые я и тогда3618 видел. Право, мы и освобождены выдающимися мужами и не свободны. Поэтому слава принадлежит им, вина — наша. И ты советуешь мне написать историю, собрать столь великие преступления тех, кто и теперь властвует над нами. Смогу ли я не прославить тех самых, кто привлек тебя для запечатывания3619? И меня, клянусь, не должок волнует, но тяжело преследовать поношением благожелательных людей, какими бы они ни были.

6. Но, как ты пишешь, насчет всех моих соображений мы, полагаю, можем решить более определенно в июньские календы, к которым я приеду, и я приложу все силы и старания, разумеется, с помощью твоего авторитета и влияния и чрезвычайной правоты дела, чтобы насчет бутротцев состоялось постановление сената, о каком ты пишешь3620. То, что ты мне велишь обдумать, я действительно обдумаю, хотя в последнем письме я поручил тебе обдумать3621. Но ты, словно государственный строй уже восстановлен, возвращаешь своим соседям массилийцам принадлежащее им3622. Оружием (сколь надежным мы располагаем, не знаю) это, пожалуй, возможно восстановить; авторитетом — невозможно.