Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий

3. Как давно мне не о чем писать тебе! Все-таки пишу — не для того, чтобы доставить удовольствие этим письмом, но чтобы выманить твое. Ты же — если что-нибудь будет насчет прочего; насчет Брута обязательно, что бы ни было. Пишу это за девять дней до календ: возлежу у Вестория, человека далекого от диалектики, в арифметике достаточно искушенного3572.

DCCXVII. От Марка Антония Цицерону, в Путеолы

[Att., XIV, 13a]

Рим, между 22 и 25 апреля 44 г.

Консул Антоний шлет привет Марку Цицерону.

1. Вследствие моих занятий и твоего внезапного отъезда произошло так, что я не говорю с тобой об этом лично. По этой причине опасаюсь, как бы мое отсутствие не повредило мне в твоих глазах. Но если твоя доброта будет соответствовать моему всегдашнему суждению о тебе, буду рад.

2. Я просил Цезаря о восстановлении Секста Клодия3573; я добился. У меня даже тогда было намерение воспользоваться его милостью в том случае, если ты допустишь это. Тем более беспокоюсь я о том, чтобы, с твоего согласия, теперь было дозволено сделать это при моем посредстве. Поэтому, если ты окажешься более суровым к его жалкой и несчастной участи, не стану стараться наперекор тебе, хотя я, мне кажется, и должен следовать записям Цезаря3574. Но, клянусь, если ты хочешь обдумывать действия по отношению ко мне и благожелательно, и мудро, и любезно, то ты, конечно, окажешься сговорчивым и согласишься, чтобы Публий Клодий3575, мальчик, подающий наилучшие надежды, считал, что ты не преследовал друзей его отца, хотя ты и мог.

3. Заклинаю, допусти, чтобы казалось, что ты ради блага государства враждовал с его отцом, а не потому, что ты презирал это семейство3576; ведь мы с большей пристойностью и охотнее отбрасываем недружелюбие, возникшее во имя государства, нежели — из-за упрямства. Затем позволь мне уже теперь склонить мальчика к этой мысли и внушить его нежной душе, что недружелюбие не следует передавать потомкам. Хотя я и считаю несомненным, что твоя судьба, Цицерон, вне всякой опасности, все же я полагаю, что ты предпочитаешь провести старость в спокойствии и почете, а не в тревоге. Наконец, прошу тебя об этом благодеянии по праву: ведь ради тебя я сделал всё. Если я не добьюсь этого, я не восстановлю Клодия своей властью, чтобы ты понял, как высок в моих глазах твой авторитет, и благодаря этому оказался более склонным смилостивиться.

DCCXVIII. Марку Антонию, в Рим

[Att., XIV, 13b]

Путеольская усадьба, 26 апреля 44 г.

Цицерон шлет привет консулу Антонию.

1. По одной причине я предпочел бы, чтобы переговоры, которые ты ведешь со мной в письме, ты вел при встрече: ты мог бы усмотреть мою приязнь к тебе не только из слов, но и по выражению лица, и по глазам, и по челу3577, как говорят. Ведь я всегда любил тебя, сначала побужденный твоей преданностью3578, потом также услугой3579, а в настоящее время государство препоручило тебя мне так3580, что у меня нет никого, кто был бы мне дороже.

2. Но твое письмо, написанное и чрезвычайно по-дружески и чрезвычайно лестно, подействовало на меня так, что мне кажется, будто я не оказываю тебе услугу, но принимаю ее от тебя, просящего так, что ты не хочешь спасти наперекор мне моего недруга, своего близкого, хотя ты и без труда можешь это сделать.

3. Да, я предоставляю это тебе, мой Антоний, и притом так, что полагаю, — раз ты написал в тех выражениях, — что ты обошелся со мной самым благородным и самым почетным образом, и считаю, что мне следует всецело уступить тебе в этом, каковы бы ни были обстоятельства, и уступаю также доброте своей натуры; ведь во мне никогда не было ничего не только жестокого, но даже более строгого и сурового, нежели того требовала государственная необходимость. Кроме того, даже к самому Клодию у меня никогда не было особенной ненависти3581, и я всегда полагал, что друзей недругов не надо преследовать, особенно друзей, стоящих ниже, и лишать самого себя этого оплота.

4. Что же касается мальчика Клодия, полагаю — это твоя задача питать его нежную душу, как ты пишешь, такими мыслями, чтобы он считал, что в наших семействах не остается никакого недружелюбного отношения. Я боролся с Публием Клодием, когда я защищал государственное дело, он — свое. В нашем столкновении нас рассудило государство. Если бы он был жив, у меня с ним уже не продолжалась бы борьба.

5. Итак, раз ты просишь меня об этом, отрицая свое намерение использовать наперекор мне власть, какой ты обладаешь, предоставь это мальчику также от меня, если найдешь нужным, — не потому, чтобы мой возраст должен был предполагать какую-либо опасность со стороны его возраста, или мое достоинство страшилось какой-то борьбы, но для того, чтобы мы сами были соединены друг с другом теснее, чем были до сего времени; ведь в то время как нас разделяло это недружелюбие, твой ум был для меня более открыт, нежели дом3582. Но об этом достаточно.

Закончу одним: то, чего ты, по моему мнению, захочешь и что будет важно для тебя, я без всякого колебания всегда буду делать с величайшим рвением. Пожалуйста, будь вполне уверен в этом.

DCCXIX. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., XIV, 13]

Путеольская усадьба, 26 апреля 44 г.

1. На седьмой день мне, наконец, вручено письмо, которое было отправлено тобой за двенадцать дней до календ. В нем ты спрашиваешь и предполагаешь, что я даже сам не знаю, от холмов ли и от вида3583 получаю я большее удовольствие или от прогулки вдоль моря3584. Клянусь, это так, как ты говоришь, и оба места обладают такой прелестью, что я сомневаюсь, какое из них следует предпочесть.

…но теперь не о пиршествах радостных дело, Грозную гибель, питомец Кронида, близкую видя, В трепете мы, в неизвестности, наши суда мы избавим, Или погубим…3585

2. Ведь хотя ты и написал важное и приятное для меня о приезде Децима Брута к его легионам3586, в чем я вижу величайшую надежду, тем не менее — если произойдет гражданская война, которая, во всяком случае, будет, если не сложит оружия Секст3587, который, как я твердо знаю, не сложит его, — то что нам следует делать, не знаю. Ведь теперь не будет дозволено то, что было дозволено во время войны Цезаря, — ни сюда, ни туда3588; ведь каждого, о ком эта партия погибших будет думать, что он радовался смерти Цезаря, — а мы все вполне открыто проявили радость, — она причислит к врагам. Это грозит величайшей резней. Нам остается направиться в лагерь Секста3589 или, если случайно удастся, — Брута. Ненавистное дело и не по нашим летам, и, ввиду неверного исхода войны, я как-то мог бы сказать тебе, а ты мне:

Милая дочь! не тебе заповеданы шумные брани; Ты занимайся делами приятными сладостных мыслей3590.