Илья Ильф, Евгений Петров. Книга 2 - Илья Арнольдович Ильф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позавчера возвращался с полпредской вечеринки. Немного заблудился и сел в такси. И, усевшись, забыл название улицы, на которой живу.
— Рю, — пробормотал я, — рю… рю… рю…
Тогда шофер повернул ко мне бледное лицо и железным голосом, на русском спросил:
— Какая же, наконец, рю?
Тут, на счастье, я вспомнил.
Новая прогулка с Эренбургом.
Парикмахер из Тараскона путешествует по Парижу. Затащили в игорный дом. Выиграл 700 тысяч.
Сюжет для пьесы.
Необыкновенно добрый человек, причиняющий массу зла, но обезоруживающий всех своей добротой.
Во Франции эмблемой всего является голая женщина.
Перед Отель де Вилль — голая женщина, характеризующая муниципальное хозяйство. В фильме об авиации — голая женщина — символ почета и т. д.
Нюдист с голыми знаменитостями.
Карикатура проникла в жизнь, быт и искусство. Безжизненные манекены заменяются карикатурами, от чего они чрезвычайно выигрывают. Статуэтки карикатурны — странные животные, какие-то полукони, полужирафы.
Выведена специальная порода карикатурных собак — страшно смешных, мохнатых, с гигантскими головами.
Страшно жить среди стиля.
Фильм «Я не ангел». Ужасная Мей Уэст — свиная толстуха.
О моде. Публике нравится. Падение.
Во французских гостиных (буржуазных), помимо разных ваз и прочих украшений, стоит Russki самовар. Разумеется, чай из него не пьют.
Парижские находки в метро, такси, трамваях. Забывают черт знает что: от клеток с котами до корсетов. Корсеты — особенно типичная находка. Их забывают неверные жены. После нескольких часов, проведенных с любовником, они устают, корсет не в силах надеть, заворачивают его в газету и забывают.
Человек, чтобы на Монпарнасе показаться оригинальным, водил на цепочке лангуста. Никто не обратил внимания.
Какой-то печальный еврей ходит в чалме, как индус. Печально. Скучно. Глупо.
Руан.
Собор. На соборной площади в 1921 году зарыт упавший колокол в том месте, где была сожжена Жанна д’Арк. Внутри — католический театр. Орган. Служит епископ. Его окружают средневековые духовные отцы в красных мантиях с воротничками, опушенными кроличьим мехом.
Среди потрясающе строгой мраморной аллеи бродит церковный служка в шутовском наряде. Это трясущийся старик с табачными повисшими усами, в нелепо пышной треуголке и темном фраке с фалдами, обшитыми красной каймой.
Голуби. Их кормят, как в Венеции. Они менее жирны, но все-таки явно избалованные птицы с коммерческим уклоном. Вдруг неожиданно улетели. Полетели на другую площадь — т. к. приехали американские туристы.
По средневековым, покосившимся улицам с домами 13 и 14 века, с ущельями — грязными, восточными дворами, среди средневекового великолепия и нищеты прошел дикий провинциальный фанфарный оркестр. Оркестранты — в голубых военных шляпах и темно-синих мундирных костюмах с шестью блестящими пуговицами на гордо приподнятых задах. Бежали мальчишки. Опера.
Прошел господин в котелке и пальто с каракулевой шалью. Прошли матросы. Потом солдаты. Потом семинаристы в католических черных котелках с длиннейшими полями (будущие Жюльены Сорели). Прошли монастырские девочки и девицы (будущие мадам Бовари). Прошла бедная чета, которая тянется в знак воскресного дня, но дотянуться никогда не сможет.
В кафе — граммофоны — страшный удар по живым музыкантам.
Человек, проживший в Париже год, делает вид, что забыл русский язык.
— Как это по-русски?
Гильотинировать в Германии не патриотично (слишком французский метод). Патриотично — рубить головы топором и чтоб палач был во фраке и белых перчатках.
Странно видеть, что у оголенной, страшной проститутки привита оспа. Этот наивный детский след делает женщину жалкой.
Париж — самый модный и в то же время самый старомодный город.
В витрине: «Зайдите и убедитесь, до чего доводит кризис» (Варшава).
1938
Хоровая капелла «Государственная думка».
Ловля сколопендры. Страшные истории про ядовитых насекомых. «Чпок, чпок, чпок по лысине. А в Джульфе они падают с потолка на спящих, изволите ли видеть, на манер клопов».
Она ехала в автобусе, толстая молоденькая баба, веснушчатая, в желтом шарфе, ехала в Ялту промышлять. Ее сосед взволновался и все время объяснял ей — «Это Кошка, а скоро будет Ласточкино гнездо». Она верещала, как поросенок, и все время повторяла: «Бозе, это так кру-сиво, бозе!» Она, вероятно, полька.
Старик официант из ресторана «Ореанда». Помнит Шаляпина, Горького, Чехова, Савину, Вяльцеву. «До 1905 года здесь был хороший климат, — сказал старик, — тогда на Крещение ходили под зонтиками, так было жарко. А после пятого года климат испортился». О великих людях он судил с точки зрения чаевых, которые ему оставляли. «Шаляпин был грубый человек. Мужик. Да и Вяльцева тоже. Из горничных. А здесь, где сейчас гостиница, рос табак». У старика плавная официантская походка. Говорят, официантам не рекомендуется присаживаться во время работы. Кажется, если прекратить хоть на минуту это беспрерывное хождение старика с подносами из кухни в зал и обратно, — он сейчас же умрет.
И второй старик — анархиствующий мистик. Длинные седые волосы. Широкополая шляпа. Склоняет всех к магометанству. «Там выдают отпущение грехов». Говорит, что дважды видел русалку. «Вот так, как вас сейчас».
«Мы отдохнем, тетя Маня, мы отдохнем. Мы еще увидим наши бриллианты…»
Во все игры играли на деньги. Постепенно азарт охватил всю дачу. Сперва на деньги играли в карты, потом в шахматы, потом в теннис и крокет и, наконец, в прятки и фанты.
Страховое общество «Сколопендра».
Баллада о трех идиотах, которые все лето играли в преферанс. Три идиота в белых штанах. Один — театральный администратор, другой — экономист-плановик и третий — инструктор по физкультуре.
Иногда Ильф снимал пенсне и протирал глаза костяшками пальцев. Потом снова надевал пенсне и смотрел как встрепанный.
Боря рассматривал жизнь как длинную цепь неприятностей. Вечно его кто-нибудь подсиживал. «Я снова вступил в полосу невезения». При этом в его голосе слышалось торжество.
Концерт вундеркиндов. Они выходили на эстраду бледные, меланхоличные. Очень гордые. Мальчик был в бархатных фиолетовых штанишках. Одно ухо у него было красное. Казалось, что он даже немного покачивается под тяжестью скрипки. Он играл пьесу с ужасным названием: «Дьявольские трели».
Петя очень любит ходить к зубному врачу. Ему особенно нравится, когда сверлят зуб бормашиной.
Когда-то почти во всех магазинах торговались. Мы уже стали забывать об этом.
Надпись под деревом в Никитском саду: