Обман Инкорпорэйтед (сборник) - Филип Дик

– Где мы? – пробормотал Хедли, встряхнувшись и собираясь с мыслями. – Который час?

– Около полуночи, – Марша чиркнула в темноте спичкой, которая на миг вспыхнула, после чего загорелся неяркий красный огонек сигареты.

– Где мы? – повторил вопрос Хедли. Он не видел ничего за окнами машины – лишь очертания кустов да усыпанную камнями дорогу. Справа маячило что-то расплывчатое и непрозрачное – возможно, здание. Видимо, они находились за городом, на открытой местности. Ему совсем не понравилась эта обстановка.

– Мы почти приехали, – успокоила его Марша. – Осталось около мили. Вы заснули.

Хедли достал из кармана смятую пачку сигарет и перегнулся к Марше за огоньком.

– Знаю. Меня измотала эта история с Бекхаймом.

В темноте горели две сигареты. Хедли глубоко затянулся, положив руку на спинку ее сиденья, впитывая исходившие от Марши свет и тепло. Едкий запах дыма смешивался с ароматом ее волос и кожи: он представил ее рядом – невидимую, но живую, и когда Марша подалась вперед, они соприкоснулись лбами.

– Спасибо, – сказал Хедли, отодвигаясь. Его грудную клетку сжало каким-то тугим обручем: Стюарт задышал осторожно и медленно, стараясь успокоиться.

Через минуту Марша сказала:

– Достаньте бокал – в бардачке есть один.

Она вынула из сумочки ключ и передала его Хедли. Пока он открывал бардачок и рылся там, Марша откупорила бутылку.

– Увидели?

Хедли нашел и вытащил бокал. Марша наполнила его, и они начали пить, передавая бокал друг другу и открыв дверцы, чтобы впустить в салон ночной воздух. Теперь Хедли мог различить фигуру женщины. В слабом звездном свете черты лица Марши казались резкими и мелкими, просвечивающими, точно старинный пергамен. Ее теплое тело словно кальцинировалось: она стало твердым, как полированный камень, лицо слабо светилось, глаза и рот обесцветились. Приоткрыв в полуулыбке губы и задрав подбородок, Марша смотрела куда-то вдаль – сдержанная, мечтательная фигура в кожаной куртке и слаксах. Вскоре она сбросила туфли: в тусклом свете ее голые стопы казались бледными, как у призрака.

Когда-то давно Хедли сидел точно так же рядом с женщиной в темноте и тишине машины. Он сосредоточился и вспомнил. Это была не женщина, а девушка. Они с Эллен сидели ночью в горах, в своем старом «фордике». Мечтали и шептались, делились планами и сумасбродными надеждами. Казалось, это было так давно, хотя прошло всего несколько лет. Все очень похоже: стрекот сверчков в кустах, фиолетовое летнее небо, запах пересохшей шерстяной обивки. Но тогда еще были пиво и чипсы, ну и сестры Эндрюс[84] по радио. Подростковые джинсы и футболки… пухлое, сочное тело его невесты – настоящая плоть, а не полированная кость. Женщина, сидевшая рядом теперь, была холодной, твердой и зрелой. Выдержанный скелет, обтесанный и облагороженный жизненным опытом.

Невозможно представить, что Марша была когда-то девушкой – такой же молодой, как его жена, взбалмошной, глупенькой и несшей немыслимый вздор. Что она хихикала, шепталась, устраивала мудреные эротические догонялки, дразнилась и дурачилась до зари. Замысловатый любовный ритуал… Марша была холодной и суровой, излучала неизменную категоричность. Возможно, она пребывала вне времени, не подчинялась законам развития и разложения.

– Все маетесь, – тихо сказала Марша. – Так ведь, Стюарт Хедли? Вы маетесь, думаете и страдаете всю свою жизнь, – она потянулась и коснулась его руки. – Вы все время так… мучаетесь. Вы знаете, что у вас морщины – лоб, как у старика?

Он усмехнулся.

– Вы же сами предрекаете конец света и заставляете меня страдать. Когда я прихожу в субботу в магазин, там уже стоит старуха с кипой брошюрок «Готовьтесь к Судному дню!»

Марша задумалась.

– Нет… все наоборот. Перепуганная старуха – это вы сами, Стюарт Хедли. Все перепуганные старухи рано или поздно выходят на улицу со своими брошюрками. Они стоят где-то поблизости, потому что люди и так уже боятся.

– Я просто пошутил, – сказал Хедли. Из-за близости женского тела ему не хотелось говорить на отвлеченные темы, и он думал о том, что находилось прямо под рукой: о непосредственной реальности автомобиля.

– Вам не нравится, когда вас называют старухой?

– Конечно, – Хедли пожал плечами. – Но это не суть.

– Я не хотела вас обидеть. Тед вас обидел?

– Нет, – Хедли поспешил закрыть тему. Он еще немного отпил виски, которое, стекая по пищеводу, показалось густым и живым. Словно пушистое, жидкое существо без явственных очертаний… Живая вода. Хедли слегка поперхнулся: он не привык к неразбавленному виски. К тому же оно было тепловатым.

Он сонно зевнул.

– Я устал. Но не так, как раньше. Я расслабился… Эта штука раскрепощает.

– Не забывайте, что вам завтра на работу, – голос Марши звучал на расстоянии, далекий и тихий. – Уже поздно.

– Может, я и не пойду на работу, – самоуверенно сказал Хедли.

– А что взамен?

Он еще не придумал. Есть так много всего… Мир расширился до бесконечности. Но на ум так и не пришло ничего конкретного – лишь смутное чувство бесполезности, с которым ассоциировался завтрашний рабочий день.

– Что угодно, – лениво ответил Хедли. – Буду собирать яблоки в долине. Грести гравий в дорожной бригаде. Пойду моряком. Водителем грузовика. Лесным пожарным.

– Вы маленький романтик, – мягко сказала Марша.

– Возможно, – он тупо уставился перед собой в темноту, голове помутнела от усталости и паров «Джона Джеймисона». Расслабляющее тепло позволило свободно опуститься на дно: теперь уже непросто было найти свое место во времени и пространстве. Хедли отрешенно задумался, где он находится… и в каком времени? Кто он из длинной цепочки Стюартов Хедли? Ребенок, мальчик, подросток, продавец, пожилой отец… В мозгу толпились дремотные мечты. Выплывая из уголков и закутков памяти, сгустки амбиций и страхов медленно перемещались туда-сюда – водоворот течений, которые всегда были его неотъемлемой частью.

– Прочь, – буркнул он. – Это я не вам, – пояснил он Марше, – а тараканам в голове.

Она улыбнулась.

– Тараканам? Какой вы странный, Стюарт Хедли.

От досады он нахмурился.

– Почему вы постоянно называете меня Стюартом Хедли? Или Стюарт, или Хедли, но только не вместе.

– Почему?

Он сосредоточился, но, так ничего и не придумал, в раздражении отмел этот вопрос.

– Скажите ради бога, что вы за человек? Я ни капельки вас не понимаю… семейка поганок, пробивающихся из-под земли. Охотитесь за нами – чего вы пытаетесь добиться? – Хедли сердито отодвинулся от нее. – Что я должен сделать – встать на четвереньки и помолиться? – Его удивило собственное чувство обиды, которое закипело внутри, развязав ему язык. – Я же сам приехал – чего ему от меня еще нужно? Он говорит, мол, мне решать. Да если б я знал, что мне делать, неужели я бы приехал?