Ореховый посох - Роберт Скотт

«Приносящий Смерть!»

Гарек прищурился, стиснул зубы и принялся вытаскивать стрелы из колчанов и втыкать их в щели между досками: десять стрел у окна, десять в углу, десять у очага. Помещение было довольно тесным, но если пошевеливаться, можно будет стрелять достаточно быстро и точно.

— Пусть идут, — сказал он, втыкая последнюю стрелу в широкий деревянный порожек у выхода в коридор. — Мои стрелы мне всегда помогали. Именно это Лессек и хотел мне сказать. И дело не в том, что я поднялся на гору Пророка, а в том, что мы были там вместе.

— Да. — Стивен тоже почувствовал, как растет его уверенность в себе. — Пусть идут.

Он далее удивился тому, что больше совсем не испытывает страха.

Стивен ожидал, что руки и ноги перестанут его слушаться, что сам он не в силах будет сосредоточиться, однако ему удалось победить этот страх, направить его в другое русло, превратить его в решимость сражаться до победы, действовать быстро и ловко, убивать без колебания, но и не забывая о сострадании. Он вспомнил, как выполз однажды ночью через заднее окошко «Паба Оуэна», чтобы избежать драки с каким-то пьяным; казалось, это было целую вечность назад. Теперь же ему предстоял бой с целой армией смертоносных призраков; любой из них мог одним прикосновением убить его, но он не боялся.

— Мы еще непременно встретимся с тобой, Нерак! — прошептал он. — Если ты причинишь зло Ханне, Марку, Бринн, Гареку или Лахпу, я заставлю тебя тысячекратно расплатиться за это. — Он поймал взгляд Гарека и сказал уже в полный голос: — Удачи тебе!

— И тебе! — откликнулся Гарек.

А уже в следующее мгновение призраки пошли на приступ.

ПРИЗРАКИ

Две элдарнские луны поднялись над землей почти напротив друг друга — одна на севере, другая на юге, — и море сразу успокоилось. Легкий юго-западный ветерок надувал паруса малакасийской шхуны «Фалканская танцовщица», совершавшей каботажное плавание близ ронского побережья, но порой паруса начинали хлопать — их тревожил порывистый ветер, долетавший с пражских утесов, видневшихся далеко на западе. В неярком свете южной луны купец Карпелло Джакс, толстый, потный, с носом, более всего напоминавшим крупную картофелину неправильной формы, спорил с Карном и Ралой о том, как быть с двумя пленниками, крепко прикованными цепью в трюме.

Карпелло не имел ни малейшего желания появляться в Ориндейле без столь необходимого принцу Малагону талисмана и все пытался убедить серонов еще до прихода в порт прикончить этих людей, оказавшихся совершенно бесполезными. Он рассчитывал на большую милость, если скажет Малагону, что пленных убили при попытке к бегству. Ведь привезти их в Ориндейл живыми и объяснить, что они просто-напросто отказались говорить, где находится пресловутый ключ, означало лишний раз признать свою слабость, а фалканскому купцу совсем не хотелось выглядеть перед своим правителем слабаком.

Но Карн и Рала были с ним не согласны. Если Лахпу и остальным серонам из их отряда не удалось отыскать ключ и они перебили тех спутников Гилмора, что еще оставались в живых, то эти двое — их единственная надежда на спасение, а потому их следует непременно оставить в живых, и пусть принц Малагон сам решает, как с ними быть дальше.

— У вас же есть оправдание, — холодно возражал Карпелло, — и потом, Малагон уже завладел вашими душами. — Прикрывая нос вышитым шелковым платком, он про себя молил богов, чтобы ветер подул посильнее и унес в море отвратительный запах серонов. — А моя душа — это совсем другое дело, я вовсе не намерен отдавать ее вашему хозяину.

— Не, — решительно заявила Рала. — Два жив. Ориндейл.

Карн поддержал ее энергичным кивком.

— В таком случае мои дорогие вонючие друзья, — развел руками купец, — я предлагаю пока отложить этот разговор и снова попытаться разговорить пленных. До Ориндейла нам еще плыть да плыть, может, все-таки удастся заставить их открыть рот.

Карн снова энергично кивнул. По крайней мере, эта идея была ему явно по вкусу.

Пока на палубе решался вопрос о том, оставят ли их в живых, Версен и Брексан тоже обсуждали свои возможности и свое ближайшее будущее. Брексан догадывалась, что вскоре их подвергнут жестоким допросам.

— Они не могут вернуться в Малакасию с пустыми руками, — сказала она. — И я совершенно уверена: если твоим друзьям удалось спастись из лап этого ублюдка Лахпа, то нам придется несладко.

Никто из них, разумеется, понятия не имел о том, что через пол-авена после того, как их взяли в плен и увели, стая греттанов, точно зубастый и клыкастый смерч, разметала отряд Лахпа, уничтожив большую часть тех, кто еще оставался в живых.

— Боюсь, ты права, — вздохнул Версен. — Если не считать того, что они использовали алмора, чтобы помешать нам бежать, обращались они с нами, в общем, не так уж и плохо. До Ориндейла, правда, еще далеко, но рано ли поздно они решат, что наше молчание им надоело.

Прикованные цепями за кисти рук, они сидели напротив друг друга, соприкасаясь ногами в узком пространстве трюма. Естественный свет сюда не проникал, и постоянная тьма тяжко давила на обоих. Версен, которому никогда прежде не доводилось в должной мере оценить силу человеческого прикосновения, страстно мечтал о том, чтобы не прерывался этот телесный контакт с молодой женщиной, сидящей так близко и в то же время такой далекой.

Единственным утешением обоим сейчас служило соприкосновение их ступней, но ни тот ни другой не сказал об этом ни слова, словно следуя некоему молчаливому соглашению: «Не отодвигайся и не убирай ноги. Это нужно нам обоим. Ничего, мы выберемся. А пока хорошо, что мы хотя бы можем касаться друг друга».

Казалось, они просидели так уже несколько дней. Порой Брексан плакала — почти беззвучно, вытирая слезы рукавом. Услышав, как она старается подавить рыдания, Версен принялся рыться в памяти, пытаясь отыскать какую-нибудь смешную историю. Поднять Брексан настроение ему, правда, так и не удалось, но она все же — видимо, в благодарность — принялась рассказывать ему, лишь слегка приукрашивая свой рассказ, как проходила военную подготовку. Так, совместными усилиями, они помогали друг другу сохранить рассудок.

Луч света проникал в трюм, только когда один из серонов совал в приоткрытый люк миски с кашей из овса и травяной муки и забирал парашу, чтобы опорожнить ее и вернуть на место. После чего трюм снова запирали, но этих нескольких мгновений Брексан и Версену хватало, чтобы вглядеться друг другу в лицо. Они знали, что снова увидят друг друга не раньше чем через несколько авенов. И каждый раз Версен с тревогой думал: не похудела ли она? Не больна ли? Опала ли у нее хоть немного опухоль на разбитой скуле?