Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

исполнял веления своей благородной и трудной судьбы, но за тобой остался еще один долг. В твоей истории есть грустные страницы, и я обязан открыть тебе их.

Хабиб удивился и обеспокоился.

— Будь и впредь достоин Дорат-иль-Говас, великого Саламиса, твоего отца, милости Неба и особенно защиты пророка Сулеймана. Наберись мужества, будь тверд. Только тот, кто стойко переносит несчастье, способен справиться с бедой и одолеть ее.

После этого вступления Иль-Хабуль поведал о том, что рассказали Саламису предавшие рыцаря провожатые, об отчаянии нежного и добродетельного отца, узнавшего о гибели единственного сына. Страдания эмира были так велики, что его глаза превратились в два потока слез и от горечи их перестали видеть.

Слепота лишила старика прежних сил и отваги. Воспользовавшись слабостью правителя, один из данников его, которого Саламис некогда покорил с оружием в руках, поднял знамя мятежа и привлек на свою сторону другие народы. Верные эмиру племена уже проиграли несколько сражений, и, если Хабиб не придет отцу на помощь, Саламис очень скоро попадет в лапы своих недругов.

Рассказ Иль-Хабуля вызвал в душе его ученика целую бурю самых сильных и благородных чувств, но он справился с волнением и сказал:

— О мой дорогой наставник, дай мне совет! Ты знаешь, я исполню свой долг.

— Тогда слушай, — отвечал джинн. — У тебя есть всё, чтобы быстро добраться до Аравии. Отправляйся туда без промедления. Отец твой не видит, но глаза его целы. Средство, которое излечит Саламиса, должна приложить к его глазам та, что явилась причиной несчастья, то есть Дорат-иль-Говас.

Этот талисман хранится в сокровищнице Сулеймана, и ты добудешь его сам. Тебе не составит труда проникнуть в подземелье, ибо ключ от него на твоих устах. Это слово, начертанное на волшебном мече, да и тому, кто трудится от имени пророка, дорога в его сокровищницу всегда открыта.

— Однако, — забеспокоился Хабиб, — если мы с Дорат-иль-Говас поедем в Аравию, что станет с Дильшадом и его женой? Они, конечно, могут присоединиться к нам, но им сейчас надо быть в своих владениях. И кто в мое отсутствие проследит за порядком и покоем на моих островах?

— Вспомни, мой дорогой Хабиб, кого я прислал тебе на выручку, когда ты с таким трудом пробирался к Кавказу? Точно так же я могу переправить на Зеленый остров Госпожу с Прекрасными Волосами и ее мужа. Тот же раб Сулеймана, что проводит их на птице рух, сообщит Эль-Хабусатрусу, вашему деду, и вашим визирям о том, куда ты направился, а ты спокойно полетишь в Аравию… Я не могу вас сопровождать, долг удерживает меня здесь, тем более что обязанности мои более чем удвоились после твоих подвигов. По этой же причине я не имел возможности успокоить твоего доброго отца, поведав ему правду о тебе. Раз ты хочешь получить мой совет, — продолжал Иль-Хабуль, — вот он: приземлись поодаль от стана твоего отца. Ступай в наш маленький шалаш. Поскольку там нет ничего такого, что могло бы привлечь людскую алчность, он уцелел, несмотря на мятежи и войны. Вещей, которые Дорат-иль-Говас взяла с собой, хватит, ей будет удобно, и тебе не придется беспокоиться о том, как живет внучка джинна там, где нет ничего, кроме рыбы, дичи и лесных плодов… Когда ты проникнешь в сокровищницу Сулеймана, тебе придется вернуть на прежнее место меч, что позволял тебе одолевать врагов пророка. Это не обычное оружие, оно не поможет против простых смертных, зато тебе понадобятся опыт, осмотрительность и сила, которые ты приобрел благодаря совершенным тобою деяниям. Судя по всему, ты будешь вынужден драться, и я облачу тебя с головы до ног в латы вроде парфянских{297}. В похожем вооружении я сам первый раз появился у стана Саламиса. Дам я тебе еще и конские доспехи, ты воспользуешься ими, когда сочтешь необходимым.

— Дорогой Иль-Хабуль, — отвечал Хабиб. — Я взволнован до глубины души и не обрету покоя, пока не помогу отцу. Открой мне, пожалуйста, еще раз дверь, ведущую к драгоценному талисману, который спасет ему жизнь. Малейшее промедление разрывает мне сердце, и я не сомневаюсь, что моя любимая Дорат-иль-Говас разделяет мои чувства.

Само собой разумеется, прелестная царица, готовая во всем поддержать мужа, с радостью согласилась сопровождать его и начала собираться в новое путешествие.

Хабиб спустился в подземелье с оружием Сулеймана. Никто не встал на его пути, и когда он подошел к доспехам пророка, то увидел на забрале два плоских опаловых камушка, соединенных золотой нитью, длина которой равнялась расстоянию между человеческими глазами. Они сверкали ослепительным блеском. Сын Саламиса сразу смекнул, что это и есть то самое средство, о котором говорил Иль-Хабуль, взял волшебные каменья и удалился, сожалея, что нельзя побыть подольше там, где можно почерпнуть бесчисленные познания. Однако чувство сыновней любви заглушило все сожаления. Хабиб проводил в дорогу Дильшада и его жену и тут же полетел туда, куда призывали его любовь и долг.

Несмотря ни на что, героя заботила также судьба морских дев, которых он оставил на Белом острове, и, недолго думая, он решил по дороге на родину взять двух сестер с собою.

На рассвете следующего дня две птицы рух одновременно поднялись в небо и разлетелись в разные стороны.

Через три дня к вечеру дети Саламиса увидели шатры его становища. Птица рух опустилась на землю рядом с частоколом, что ограждал убежище, созданное руками Хабиба и Иль-Хабуля.

Счастливая чета спешилась, джинн, который правил рухом, сняв поклажу, отпустил его погулять и подкрепиться. Хабиб и Дорат-иль-Говас улеглись спать, но уже с зарей снова были на ногах.

Сыну Саламиса предстояло попасть в отцовский шатер. Он не хотел внезапным появлением испугать родителей и потому в одно мгновенье переоделся до неузнаваемости.

Среди своих старых вещей он наткнулся на пару бабушей, которые надевал во время работы. Вот и обувь.

Накинул на плечи шкуру серны, другую повязал вокруг бедер. Вот и одежда.

Натер лицо и шею темно-желтой глиной, взлохматил бороду и волосы. С кинжалом за поясом, палкой в одной руке и корзиной, полной диких слив, в другой Хабиб миновал все заставы и добрался до шатров, в которых жили слуги его матери.

Там он уселся на большой удобный камень, поставил корзинку между ног и сделал вид, что отдыхает и даже дремлет.

Мимо него прошли несколько рабов, но среди них он не заметил ту, что хотел попросить о помощи. Наконец она появилась, и Хабиб окликнул по имени свою