ВПЗР: Великие писатели Земли Русской - Игорь Николаевич Свинаренко

по мужикам, по березкам. И Рублевка будет тебе уже не Рублевка, а дорожка в поле, родная, как картинка на этикетке «Пшеничной».

– Если б меня выслали и не дали б приехать – может, ностальгия и появилось бы.

– Вон как Дубов написал «Большую пайку».

– Да, это банально, но, как писала Ахматова про Бродского…

– Рыжему сделали биографию.

– Его подтолкнули к творчеству.

– А ты дружишь с начальством, и тебя не трогают.

– Для литературы это, конечно, минус.

– А для частной жизни – счастье… И вот ты разрываешься между этими полюсами. А найми литературных негров, Дюма не гнушался, а ты чем хуже?

– Негры тут не помогут. Мне чего-то такого не хватает, наверно, ну я не знаю… дара. Чтобы так вот сесть и писать – меня сильно почти ничего не задевает. Нету потрясений.

Может, будут.

Приложение 2 (Из архивов). Набоков в Montreux

Мы – почти все, исключая считаных счастливцев – навсегда опоздали в Montreux, и город этот теперь стоит для русских пустой. Можно только бесплодно мечтать про то, что вот если бы в каком-нибудь 75-м уже не было советской власти, а вместо нее были б деньги на билет в Швейцарию. И вот добраться туда, и Набоков чтоб взял все бросил – и романы сочинять, и сон свой послеобеденный, и теннис, эту дорогую стариковскую отраду, вот все бы бросил – и принялся бы со мной беседовать.

Ну помечтали, и пора возвращаться в скучную швейцарскую действительность. Montreux – город контрастов. Ведь, кажется, если горы, и леса, и озера, то должно быть дико, так, чтоб неграмотные горцы в засаленной советской униформе ухаживали за козами (забавна эта легкая двусмысленность толкования любви к животным). А в свободное время предлагали вам шашлык по-карски с кислым подозрительным вином.

Но – нет… Тут, напротив, полная цивилизация с изощренной роскошью. Это странное соседство комфортного, богатого, кропотливого обустройства жизни – с диким, вольным и бесхозным. Это извращение, которое-то и завлекает, и тащит к себе…

Город торжествует

К славному юбилею – 100-летию писателя – русский скульптор Александр Рукавишников подарил отелю Montreux Palace, где Набоков прожил 15 лет, монумент – чтоб поставить его перед входом. Памятник изображает писателя, сидя качающегося на венском стуле. Набоков запечатлен как раз в момент, когда стул этот, покачнувшись, стоит на двух ножках и непонятно, куда вот-вот рухнет вместе с седоком – не на этот ли Bentley, который подъезжает к богатому подъезду? Надо вам тут еще напомнить, что девичья фамилия матери писателя – Рукавишникова; так что у Набокова и автора памятника ему – общие предки, нижегородские купцы.

Еще один монумент навстречу 100-летию изваял местный скульптор Бернар Баво. Но скромнее: это всего только бюст.

– Зачем? – спросил я Баво.

– Чтоб увековечить Набокова!

Это по-французски звучит не так угрюмо и стыдно, как переименование Набережных Челнов в Брежнев – но, напротив, очень изящно: demortaliser, в смысле – обессмертить.

– Сто лет Набокову? Для города это дата, но для истории Набоков слишком молод, – рассказывает мадам Люти, городская архивистка.

Она мне спокойно и терпеливо объясняет, что именно смогло достичь в ее глазах статуса истории. Это люди ранга, допустим Карамзина, который тут бывал в 1789-м, или там Пьера Чайковского (1878), молодого Лео Толстого (1857), Николя Гоголя и Теодора Достоевски, – последний в двух шагах от Montreux, в шоколадной столице страны Веве, оплакивал умершую в 1868-м дочь Софи… Так вот он в Веве сочинил начало «Идиота», после чего немедленно уехал в Италию.

Кто еще? Ну например, Стравинский, который тут всю зиму 1910-го прокочевал по разным пансионам. И как война началась, так он первым делом сюда устремился, думал тут пересидеть суровые времена. Они, однако, затянулись… Композитор после с этого курорта уехал на ПМЖ во Францию, – там русскому легче было найти достойную работу. Кто тут еще бывал в довоенные годы? Ида Рубинштейн с Михаилом Фокиным, а еще Дягилев да Нижинский и, кстати, сам Пьер Кропоткин!

– Слушайте, мадам Люти, я не понимаю, чем вы тут хвастаетесь. Вы тут устроили гнездо международных террористов! Куда ж смотрела ваша полиция?

– Ну, что касается Ленина, так он тут по поддельным документам путешествовал…

Действительно, наш Ильич тут был сама скромность и себя не афишировал. Поймать его было непросто. Он был то Анри Буассон, то «де Павлов». Как писал революционный поэт Маяковский – правда, не про Швейцарию – «бочком прошел незаметный Ленин». Он отсюда в письмах матери осуждал непонятные местные диалекты и жаловался: вот приходится коверкать свой вполне приличный французский, чтоб местные поняли. О, как сурово я упрекаю швейцарцев, какой у меня к ним счет! Отчего ж не заточили они нашего Ильича и не сгноили его в казематах, да хоть в том же Montreux есть замечательный Шильонский замок с чудесными подвалами, и это все под боком, в живописной местности… Легко было арестовать Ильича в 1895-м, когда он туда впервые заявился, или в суровом четырнадцатом, когда он тут завернул в те края…

– Что их сюда так тянуло? Микроклимат здешний, что ли?

– Ну да. И здешний менталитет! Наши люди уважают чужой покой, это у них на генетическом уровне. Чаплин тут жил по соседству в Веве, так даже к нему никто не приставал на улицах. Тут ведь полная дискретность (вот как это сказать по-русски? У нас, кажется, такого слова и близко нету. – И. С.). Никаких, знаете ли, папарацци! Набокову это очень нравилось.

– То есть вы, мадам Люти, хотите сказать, что принцесса Диана – помните, была такая в Британском королевском доме – была б жива, поселись она в Montreux?

– Ну разумеется…

(Что ж, сама виновата! Вот – предпочла романтику, ушла от первого скромного мужа к знойному восточному мужчине, что твоя Кристина Орбакайте…)

– Сколько же тут было русских в старые времена! – мадам Люти придумывает, как бы подоходчивей объяснить. И таки ей это удается. – Тогда на набережной так же просто было услышать русскую речь, как вот сейчас английскую. Русские были очень шумные, они давали богатые шумные банкеты. Вот и сейчас новые русские тут шалят! Еще в XIX веке русские начали сюда отправлять детей в частные школы… И сейчас там множество русских детей, – сказала мадам Люти, глядя куда-то в глубь лесов на горах вокруг.

– А у вас тут обсуждают, откуда у русских из бедной страны столько денег?

Она смотрит на меня с улыбкой, жалея наивного иностранца, который не понимает особенностей швейцарского гостеприимства в частности и западного сервиса вообще:

– Какая ж нам разница, на чем клиенты разбогатели? Если говорить про русских, которые тут тратили деньги… Раньше они эксплуатировали своих крепостных,