Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

class="p1">Предполагали, что в том случае, если после выполнения успешного теракта Политбюро не поспешило бы пригласить Зиновьева и Каменева к руководству, то, опираясь на этих людей и на сосредоточение необходимых военных сил в Москве, прямо поднять военный мятеж и, опираясь на этот военный мятеж, принудить Политбюро признать руководство Каменева и Зиновьева».

Заявление более чем странное. Речь ведь шла не о ставшем для процесса привычным индивидуальном терроре, а о более серьезном, даже крайне опасном — военном перевороте. Правда, настораживали две странные детали. Прежде всего, откуда такие сведения у человека сугубо гражданской профессии — давно работавшего в наркомфине, наркомземе, не связанного ни в прошлом, ни в настоящем с армией. Затем явное противоречие, если не сказать, несообразность. Как участников подготовки мятежа Рейнгольд назвал тех, кто служил в Киевском военном округе, в то время как переворот должны были совершить части, находящиеся в Москве.

Такие странности показания, скорее всего, и заставили Вышинского не обратить внимания на слова Рейнгольда. Вернее, проигнорировать их, что продемонстрировал тут же последовавший диалог с Зиновьевым.

«Вышинский: Обвиняемый Зиновьев, это показание Рейнгольда вас уличает в тяжком преступлении. Вы признаете себя виновным?

Зиновьев: Да.

Вышинский: Действительно в ваш план входило, с одной стороны, проявить внешне во всей полноте лояльность и даже преданность партии, и в то же время подготовлять террористические акты против руководства партии и правительства?

Зиновьев: Я буду в свое время давать объяснения, из которых будет видно, что то, что говорил Рейнгольд, по-моему, не совпадает с действительностью, но что в данном месте он прав».

Оба так и не произнесли слов «военный мятеж». Обошлись иными — «тяжкое преступление», «то, что говорил Рейнгольд».

И все же на том странности показаний Рейнгольда не завершились. Он зачем-то повторил фамилии тех, кого, по версии обвинительного заключения, должны были убить заговорщики: Сталин, Киров, Ворошилов, Каганович, Орджоникидзе, Постышев, Косиор, другие, так и не пояснив, почему среди будущих жертв отсутствуют не менее известные, занимавшие столь же высокие посты лица: члены ПБ А. А. Андреев — секретарь ЦК, М. И. Калинин — сопредседатель президиума ЦИК СССР, В. М. Молотов — председатель СНК СССР; кандидаты в члены ПБ Г. И. Петровский — сопредседатель президиума ЦИК СССР, Я. Э. Рудзутак и В. Я. Чубарь — заместители главы правительства СССР, А. И. Микоян — нарком пищевой промышленности.

Как бы мимоходом Рейнгольд попытался бросить тень на «правых», пересказав старые, давно ходившие слухи об их намерениях. Мол, Бухарин и Томский еще в 1928–1939 годах прямо заявили, что они не сделают той ошибки, которую сделали Зиновьев, Каменев и Троцкий. То есть они не дадут выгнать себя из ЦК, потому что они считают эту позицию важной для себя и будут ее использовать до конца. «Этим самым, — пояснил Рейнгольд, — Бухарин и Томский показали, что они, находясь внутри ЦК, намерены продолжать борьбу против партии».

Но самое важное для процесса Рейнгольд приберег напоследок. Поведал о деталях подготовки покушения на Сталина. Правда, о таких деталях, которые давно являлись секретом Полишинеля.

«Первое покушение на Сталина, — рассказал Рейнгольд, — было подготовлено в середине лета 1934 года. Местом покушения должно было быть Можайское шоссе (ошибка человека, явно не знающего этот район столицы: не все шоссе, а лишь его начало — Ю. Ж. )… Были установлены наиболее вероятные дни и часы проезда машины Сталина (на только что построенную “Ближнюю дачу”, куда генсек перебрался из Кремля именно в те месяцы — Ю. Ж. ).

Мне было известно, что это покушение окончилось неудачно, потому что террористы, которые были поставлены на участке Дорогомиловского шоссе (опять ошибка: такого шоссе не было, а была Дорогомиловская улица — Ю. Ж. ), где была трамвайная остановка и машина Сталина должна была замедлить ход, боевики-террористы побоялись и ушли, не выполнив задания… Было предложено остановить машину одним выстрелом и еще одним выстрелом покончить со Сталиным».

Рейнольд так и не сообщил, было ли оружие у террористов, не назвал их фамилий. Зато поведал, что имелся и еще один план покушения на генсека.

«За Сталиным, — показал он, — было наблюдение не только по Можайскому шоссе. Мне известно от Гордина и Гошейнина, что в Кремле была группа, которая была связана с троцкистско-зиновьевской организацией, которая следила за Сталиным. Эта группа, тщательно законспирированная, вела свои нити, как мне говорили Гордин и Гошейнин, к Каменеву. Жена брата Каменева, Розенфельд работала в Кремле и поддерживала сношения с группой террористов, фамилии которых мне неизвестны».

Второй вариант покушения Вышинский проигнорировал, так как он был всего лишь пересказом слухов о «Кремлевском деле» более чем полуторагодовой давности. Давно раскрытом и завершившимся судом. Зато первым заинтересовался.

«Вышинский: В первом случае вы участвовали лично. Кто еще имел отношение?

Розенгольц: Бакаев, Евдокимов, Шаров, группа Дрейцера, Хрусталев. Боевики-террористы — Серегин и Радин»755.

Но только в конце первого дня процесса Вышинскому удалось добиться большей ясности. И уточнить недоговоренность в показаниях Мрачковского о письме-директиве Троцкого, и исправить ошибки в сказанном Рейнгольдом о подготовке покушения на Сталина.

Сначала помог Дрейцер, рассказавший чисто шпионскую историю о том, как он поступил с немецким киножурналом, привезенным ему в октябре 1934 года сестрой из Польши. «Я его, — объяснил Дрейцер, — страница за страницей над свечкой осторожно проявил и на одной из последних страниц, в промежутке между объявлениями, оказалось письмо. Я его проявил. Это был небольшой, примерно 10 на 12 сантиметров, (текст), в котором было написано то, что было зачитано в обвинительном заключении».

На сразу же поставленный Вышинским вопрос, где же это письмо, Мрачковский с готовностью ответил: «Я его сжег»756. Так стала понятной судьба единственной улики, которая могла бы подкрепить все обвинения.

О подготовке покушения на Сталина детально, без ошибок сообщил Бакаев. Видимо, достаточно хорошо помнивший о своей работе председателем петроградской ЧК в 1919–1920 годах, а впоследствии уполномоченным ЧК по Юго-Восточному краю. Сообщил историю, слишком напоминавшую подробности убийства Франца Фердинанда в Сараево 28 июня 1914 года (и повторенные членами ОАС в 1961–1962 годах при многократных попытках убить генерала де Голля).

Оказалось, сначала он вместе с Файвиловичем проехал по маршруту, которым следовала обычно машина Сталина: «Арбат, Дорогомиловская улица, Можайское шоссе. Проехали по этому маршруту и ничего подходящего не нашли.

Возвратившись, я доложил Зиновьеву о результатах нашей поездки, и Зиновьев сказал, что нужно усиленно заняться слежкой у Центрального комитета для того, чтобы убить Сталина».

Однако Бакаев все же вернулся к первоначальному варианту. «Розенгольц, — продолжил Бакаев показания, — мне сообщил, что им (ему и Дрейцеру