Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

Согласно этому заключению, в конце 1932 года был создан троцкистско-зиновьевский центр, включивший Зиновьева, Каменева, Евдокимова, Бакаева от зиновьевцев, И. Н. Смирнова, Тер-Ваганяна, Мрачковского от троцкистов. Его основной задачей, по указанию Л. Троцкого, стал «индивидуальный террор в отношении руководителей ВКП(б) и советского правительства». Убийство «Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Орджоникидзе, Жданова, Косиора, Постышева и др.», но осуществленное только 1 декабря 1934 года — когда был убит Киров.

Обвинение в индивидуальном терроре не должно было удивить советских граждан. Ведь многие из них либо помнили, либо читали о настоящей охоте на царя и его сатрапов, начатой еще народовольцами и продолженной боевой организацией эсеров. Правда, не очень было понятно, как это вдруг большевики, пусть и бывшие оппозиционеры — «левые», всегда отрицавшие подобную тактику, все же взяли ее на вооружение.

И еще один вопрос непременно должен был возникнуть у думающих читателей. Почему вечные враги Троцкий и Зиновьев, только раз, да еще ненадолго, в далеком 1927 году, объединившиеся для противостояния большинству ЦК, проводившему линию «правых» на 15-м съезде партии, снова оказались вместе. И именно тогда, когда страна пошла курсом, предложенным как раз ими.

Наконец, обвинительное заключение так и не объяснило причину создания объединенного центра не когда-либо, а в 1932 году. В то самое время, когда уже был преодолен пик глубокого экономического кризиса, поставившего под угрозу завершение первого пятилетнего плана.

Разъяснить все непонятное, недоговоренное, дать ответы на все возникшие вопросы и предстояло дать подсудимым.

2.

Итак, преступление обнаружено: индивидуальный террор. И уже есть первая жертва — Киров. На очереди Сталин, Ворошилов, другие руководители страны. Обнаружены и организаторы, исполнители: члены подпольной организации — объединенного троцкистско-зиновьевского центра. Теперь лишь оставалось на суде доказать виновность тех, кого разоблачили следователи НКВД.

Проводя не просто открытый процесс, а приглашая на него иностранных журналистов, дипломатов, аккредитованных в Москве, советское руководство ничем не рисковало. Разумеется, мир поверит в преступления оказавшихся на скамье подсудимых.

Ведь не усомнился же никто в реальности недавних событий такого же характера. В мятеже, поднятом 26 февраля японскими «Молодыми офицерами», захватившими столицу и убившими бывшего премьера М. Сайто. В таких же политических убийствах: 9 октября 1934 года — югославского короля Александра и французского министра иностранных дел Л. Барту хорватскими усташами; 27 июля 1934 года — австрийского канцлера Э. Дольфуса нацистами; 29 декабря 1933 года — румынского премьера И. Дуки членами террористической организации «Железная гвардия». Даже в США в 1935 году был убит Хью Лонг — губернатор Луизианы, собравшийся выставить свою кандидатуру на президентских выборах…

Так почему бы миру не поверить в возможность политического террора в СССР?

Процесс по делу объединенного центра открылся 19 августа в Москве, в Доме союзов, в расположенном на втором этаже Октябрьском зале. При председателе суда, как и прежде на таких же значительных политических процессах, армвоенюристе В. В. Ульрихе и государственном обвинителе, прокуроре СССР А. Я. Вышинском, впервые выступавшим в такой роли.

Подсудимые отказались от защитников, чем весьма упростили ход заседания. Да еще и признали себя виновными. Все, кроме Смирнова, который, как и Зиновьев полтора года назад, заявил: «Я признаю себя политически и морально ответственным за это дело»748.

Первым Вышинский начал допрашивать не Зиновьева, что было бы вполне логично, а Мрачковского. Тот же поступил достаточно просто. Стал пересказывать, но от своего имени, обвинительное заключение, обильно дополняя его множеством живописных деталей, чем создал впечатление полной искренности. Да и действительно, зачем боевому командиру, дважды орденоносцу, лгать, если он уже признал свою вину.

Прежде всего Мрачковский постарался исправить упущение, допущенное обвинительным заключением. Объяснил, почему и он сам, и его единомышленники решили уйти в подпольную оппозицию — создать центр.

«Мы возвращались из ссылки (в 1929 году — Ю. Ж.), — сказал герой гражданской войны, — с определенной целью: ведения дальнейшей борьбы, хотя для многих из нас было очевидно, что та платформа, которая была составлена в прежний период — в 1925–1927 годах, была опрокинута правильностью генеральной линии партии. Мы остались беспочвенными, мы представляли собой политически выпотрошенную, разгромленную организацию…

В это время Смирнов ездил в Германию и привез от Троцкого директиву, потребовавшую переходить к более острым вопросам борьбы, и он прямо поставил вопрос о терроре. То есть до тех пор, пока мы не убрали Сталина, мы не вернемся к власти. Это было в 1931 году… На меня была возложена задача организовать тергруппу. То есть отобрать надежных людей. Вместе со мной это дело было поручено и Дрейцеру.

В 1932 году… Смирнов поставил перед нами вопрос о необходимости объединения с зиновьевцами. Эту задачу он сформулировал таким образом, что наших сил слишком мало, задачи, поставленные перед нами, слишком тяжелые и ответственные, а потому необходимо объединить все разбитые порознь группы…

В том же 1932 году во второй половине лета Смирнов направил письмо Троцкому с Гольцманом, где информировал его о состоянии нашей страны, нашей организации и поставил перед ним вопрос об объединении нашей организации с зиновьевцами. Осенью 1932 года, кажется, Гавеном (в 1920-м председатель Крымского ревкома, в 1921-1924-м — председатель ЦИК Крыма — Ю. Ж.) было привезено письмо от Троцкого, в котором он одобрил наше решение объединиться, но указывал, что это объединение должно быть на той самой базе, то есть на базе террора, если согласится эта (зиновьевская — Ю. Ж.) группа, и подтвердил, что необходимо убить Сталина, Ворошилова и Кирова»749.

И как бы мимоходом Мрачковский сообщил, но со слов Дрейцера, о создании московского центра, включившего Рейнгольда, Пикеля и Дрейцера, террористических групп в МОГЭСе, на авиационном заводе в Кунцево, обувной фабрике «Парижская коммуна»750. Но особенно удался Мрачковскому красочный рассказ о получении им в Петропавловске от Эстермана некоего пакета.

«Я тут же, при Эстермане, — показал Мрачковский, — его разорвал (распечатал — Ю. Ж.). Оказалось, что на оборотной стороне какого-то иностранного журнала или книги какой-то немецкой химическим способом было написано письмо Троцкого. Обращение примерно такого порядка: “Дорогой друг, на сегодняшяий день стоит перед нами — я дословно не могу передать сейчас — задача убить Сталина и Ворошилова. На случай войны надо занять пораженческую позицию и воспользоваться замешательством. Необходимо организовать ячейки в Красной армии”. Подписано “Старик”.

Я знаю хорошо руку Троцкого. Ни в какой степени ничто на меня не навело сомнения, что это письмо от Троцкого»751.

Такие показания Мрачковского при перекрестном допросе подтвердил не только Гольдман, Рейнгольд, но и Зиновьев. Григорий Евсеевич с готовностью заявил, что объединенный