Между честью и истиной (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Приподняв брови, дознаватель снова открыла поисковую систему. Сперва она набрала в строке слово "клятва". Первой находкой оказался очень древний текст какого-то давно умершего врача, жившего еще при здешних старых богах, за ним нашелся современный вариант профессиональной клятвы целителя. По аналогу поисковая система предложила ей заодно и клятву учителя вместе с именем автора, Шалвы Амонашвили. Потом она еще час исследовала доступные статьи о масонских ложах.

   В полдень настоятельница закрыла браузер, поставила локти на стол, оперлась на руки подбородком и задумалась. Из того, что она видела собственными глазами, получалось, что в Новом мире существуют не менее трех религиозных профессиональных орденов, спрашивающих со своих рыцарей и оруженосцев не менее строго, чем Академия Аль Ас Саалан. Инженеры, целители и воспитатели. И ни об одном из них не было ни строчки ни в одном из отчетов о Новом мире. Послав Зов Айдишу и убедившись, что он свободен, настоятельница пришла к нему по порталу и довольно мирно предложила пообедать вместе и кое-что обсудить. Между сытными блюдами и десертом она еще раз, уже на компьютере директора, открыла все необходимые страницы и показала их собрату по обетам. Айдиш, мельком просмотрев открытые вкладки, печально покивал.

   - Я знаю эти документы, досточтимая сестра.

   - Айдиш, но тогда почему их до сих пор не было в отчетах? - недоуменно спросила Хайшен.

   Директор школы вздохнул, посмотрел дознавателю в лицо скорбным взглядом, поднялся и, пройдя по кабинету, открыл шкаф. Некоторое время он перебирал папки, наконец взял нужную и, найдя там документ, запакованный в файл, подал досточтимой раскрытую папку. Хайшен бегло просмотрела первую страницу. Перед ней был черновик отчета, содержащий в том числе и анализ этих трех документов среди прочих источников. В левом верхнем углу листа досточтимая увидела резолюцию Вейлина: "Не значимо и вообще излишне, включать в отчет не вижу смысла". Хайшен тихо перевела дыхание, успокаивая гнев.

   - Хорошо, Айдиш. Подготовь мне копию этого документа для включения в отчет.

   Директор школы кивнул с совершенно траурным выражением лица. Дознаватель понимала, о чем он грустит, но не могла помочь ничем. Ошибки первых экспедиций неизбежно попадали в отчет о работе дознавателя, ведь именно за этим князь вызвал ее в край.

   - Скажи, в твоей второй здешней профессии такое есть? - спросила досточтимая.

   - Нет, зато есть этический кодекс, - ответил директор. - Как обеты Академии, только запрет на интимный контакт с клиентом оговаривается зачем-то отдельно, я так и не понял зачем.

   Дейвин да Айгит, пользуясь промежутком между зачистками из-за задержки поставок вакцины, собирал цитаты из статей в доклад князю о декабрьском восстании. Он планировал сравнить два тайных общества, восемнадцатого и двадцать первого века, чтобы описать "культуру протеста". Про революцию тысяча девятьсот семнадцатого года он знал, но решил отложить эту информацию и ввести ее в свое исследование позже, когда этот доклад будет готов. Перенося цитаты из статей, он тратил массу усилий на то, чтобы не поддаваться эмоциям, но мимо воли осмыслял и читаемое, и свой опыт в крае - и не мог остаться бесстрастным, как ни желал этого.

   Никакого суда над декабристами в сущности не было. Пародия на суд происходила при закрытых дверях, в глубокой тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи под показаниями на следствии, после чего читали заранее заготовленный приговор и вызывали следующий "разряд". "Разве нас судили? - спрашивали потом декабристы. - А мы и не знали, что это был суд..."

   Ну да, печально кивнул граф, суд. В протоколе же расписаться дали? Вот и суд. Интересно, местные этому тогда научились или еще раньше? Он протер вдруг начавшие слезиться глаза и перешел к следующей цитате.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

   10 июля 1826 г. Николай писал матери: "Я отстраняю от себя всякий смертный приговор, а участь пяти наиболее жалких представляю решению суда". Насколько лицемерно и ложно это заявление царя, мы можем судить из другого его письма, написанного брату Константину 6 июня 1826 г.: "В четверг (3 июня) начался суд со всей приличествующей обрядностью; заседания не прерываются с десяти часов утра до трех часов пополудни; при всем том я не знаю еще, к какому приблизительно дню это может быть окончено. Затем наступит казнь... Я предполагаю приказать произвести ее на эспланаде крепости". Это говорилось три дня спустя после начала работы Верховного уголовного суда. Таким образом, казнь пяти декабристов была решена Николаем I еще до окончания деятельности суда, а суд в своей работе должен был подвести под это решение лишь "юридическую" базу. 13-я статья в указе Николая I появилась с целью скрыть роль царя-палача, подчеркнув "независимость" решения суда по этому вопросу. В действительности суд, утвердив смертный приговор пяти декабристам, только выполнил волю царя, который руководил всей его работой.

   Граф, кривясь, покачал головой. Матери лгать письмом, зная, что брату написано другое? Они что там, между собой совсем не общались? Или это такие родственные отношения? И вот этот-то человек - государь и первый голос в стране? Но его горькие прозрения только начинались. Дальше в выписках пошло еще краше.

   Официально смертная казнь в России в тот период считалась отмененной. Указ Елизаветы от 29 апреля 1753 г. предписывал "не исполнять смертных приговоров" даже по политическим преступлениям. Это положение подтвердил 20 апреля 1799 г. указ Павла I, который говорил: "Запрещение смертной казни по силе общих государственных узаконений существует в нашей империи".

   Еще и нарушение договора с народом, зафиксированного в законе. Ай, молодец Николай Павлович... Дейвин, морщась, прокрутил экран ниже.

   Для декабристов этот трагический день стал радостным событием. После шестимесячного одиночного заключения они наконец встречаются друг с другом. По одному их вводят в комнату присутствия Верховного уголовного суда и сообщают приговор. Здесь они, к своему великому удивлению, узнают, что их уже судили и осудили.

   Их ведь удивил не приговор, вдруг понял граф. Их удивило то, что им настолько мастерски заткнули рты. Они-то рассчитывали на публичную возможность высказаться в зале суда, на, может быть, два-три слова в толпу с эшафота. Но и этой возможности им не оставили. Ну что же, тем понятнее поведение лидеров Сопротивления, которые не тратились на слова. Они ждали, что им заткнут рты, поэтому их высказываниями и становились действия.

   На всем протяжении следствия и суда Следственный комитет, а потом суд пытались оклеветать движение декабристов, запятнать их, уронить не только в глазах общественного мнения, но и в глазах будущих поколений.

   Выдержка Дейвина хрустнула, как каменная пенна под слишком сильным нажимом неумелого писца. Это было слишком похоже на то, что прокатилось по нервам князя и самого Дейвина несколько раз за последние шесть лет. И то, что могло бы размолоть их обоих, если бы не подсказки в дневнике Полины.

   Когда он оказался в знакомом кабинете на Литейном с распечаткой в руках, на улице было еще светло. Это значило, что он успел пройти в зал Троп в замке, выйти в Адмиралтействе и снова построить портал - и сделал все это прежде, чем понял, куда и зачем он идет. Будь Дейвин чуть менее уставшим за эту осень и чуть менее шокированным прочитанными статьями, он, немедленно отменив все свои планы, пошел бы сперва на конфиденцию, а затем спать, но отследить свои намерения и действия ему было уже нечем. Движением руки погасив портал, он кивнул подполковнику и шагнул к столу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

   - Несколько вопросов, Иван. Я готовлю представление дознавателю, мне нужны твои комментарии.