Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна

— Эркин…

И замер, не дожав. И опять далёкое, не слышное, а… ну, не услышал, а всем телом ощутил.

— Эркин…

И узнал… А что узнавать? Только один голос и мог звать его по имени. И он разжал пальцы, вдохнул воздух и заплакал. И потом, когда боль ушла и наступило какое-то тупое оцепенение, когда он жил бездумно и безучастно, ничего не замечая и не ощущая, ко всему равнодушный, когда ночью, как в Овраге, и уже нет сил, этот голос звал его… и однажды он рискнул ответить. Беззвучно шевельнул губами, прокатывая по пересохшему воспалённому горлу её имя…

…Эркин похлопал Одноглазого и встал. Отгорело, и всё. И вдруг подумал, что вряд ли Зибо так всё время и спал, и не слышал ничего. Наверняка он будил старика, когда бился о нары и хрипел, заходясь от боли. Но ни разу, ни тогда, ни потом Зибо даже не намекнул ему, что слышал или заметил.

Послышался неясный шорох, и Эркин сразу припал к земле, готовясь прыгнуть на подходящего, но узнал Фредди и выпрямился.

— Чего ты долго так?

— Так, — Эркин неопределённо повёл головой. — Хожу вот. Вспоминаю.

Фредди достал сигареты. Предложил взглядом, но Эркин молча мотнул головой. Небо чистое, и луна полная. Всё как днём видно. Фредди закурил, отворачиваясь от ветра.

— Невесёлые у тебя воспоминания, по тебе глядя.

Эркин пожал плечами.

— Так уж вышло.

— Неужели ничего хорошего в жизни не было? Ну, не единожды?

— Хорошего? — переспросил Эркин. — Было, наверное. Только как начну думать, опять какая-то гадость выходит. Что удалось, когда коров доил, хлебнуть тайком из ведра, или… клиентка хорошая попалась. Оплатила ночь и быстро вырубилась, я и спал спокойно. Это, что ли?

— Да, — Фредди пыхнул сигаретой, — действительно, как посмотреть.

Эркин сорвал травинку, Помял в пальцах.

— Сухая совсем.

— Осень, — пожал плечами Фредди и усмехнулся: — Надоело уже с бычками?

— Надоело, не надоело, — Эркин стряхнул с ладони сухие семена из размятого колоска, — а доработать надо.

— А потом?

— Потом уеду.

— И будешь опять работать.

— А знаешь, как иначе? — насмешливо скривил губы Эркин. — Не воровать же.

Фредди задумчиво кивнул. Да, к воровству Эркин не приспособлен, это с самого начала видно было. А вот к чему другому… И решился.

— Слушай, я спросить хотел, — Фредди замялся. — Ты вот после этого, ну, говорил ты, что… горел. Больше не имел… таких дел?

— Нет, — резко ответил Эркин. — Спальником больше не работал и работать не буду. И… не надо об этом, заводиться начну. Я ж не спрашиваю тебя, сколько ты и с кем.

— А интересно? — усмехнулся Фредди.

— Честно?

— А как иначе, — ответил Фредди и невольно насторожился.

Но вопрос оказался слишком неожиданным.

— Тогда скажи. Зачем?

— Что зачем? — растерялся Фредди.

— Зачем это нужно? Не ей. Тебе. Ты сам зачем это делаешь? Я — другое дело, меня заставляли. А ты-то свободный. Ты… ты когда это начал?

— В первый раз, что ли? — Фредди глубоко затянулся. — Мне, да четырнадцать было. Меня уж дразнить стали, что… ну, что женщины ещё не знаю. А тут она…Так и лезет. Чёрт его знает, зачем я к ней пошёл. Не помню. Вроде нравилась.

— Она?

В голосе Эркина прорвалось вдруг такое отчаяние, что Фредди поёжился и по давней ещё детской привычке, когда — не знаешь, как обороняться, значит, атакуй — спросил сам:

— Тебе что, ни с одной хорошо не было? Не в постели, а так… Да и в постели если… Не любил?

У Эркина дрогнуло, странно исказилось лицо. Он резко отвернулся и постоял так. Фредди слышал, как он скрипнул зубами, зажимая непроизнесённое. Но ответил спокойно:

— Когда есть одна, зачем другие? Ты любил ту?

— Первую? — Фредди усмехнулся. — Тогда думал, что да. Я другую любил. Потом. Тогда и понял. Столько лет прошло, умерла она, а я её помню. Держит она меня.

— Как это? — Эркин посмотрел на него. — Ты ж говоришь, умерла.

— Баба мужика не за тело, а за душу держит, — Фредди сплюнул окурок и достал новую сигарету. — Говорят так. В Аризоне.

— Она держит, а ты с другими?

— Те не в счёт. Не в этот счёт. Когда… любишь, всё по-другому. И ты сам другой. И… да ну тебя к чёрту! Не знаю, как сказать. А без любви… трахнулись и разбежались. Опять спросишь, зачем?

Эркин покачал головой.

— Нет, ты уже ответил, считай.

— Тогда спать иди.

Эркин улыбнулся.

— Рассветёт уже скоро. Пора кофе ставить. Проснутся, пить захотят.

Что-то в его интонации заставило Фредди спросить:

— Не любишь Джонатана?

И резкий как удар ответ.:- Я не раб, чтобы любить хозяина.

И Фредди смолчал.

Эркин поёжился, передернув плечами.

— Пойду я. Вроде, тихо всё.

Фредди кивнул. И впрямь пора уже.

— Днём Эндрю с ними побудет. Отоспись, — сказал он вдогонку.

— Ладно, — не оборачиваясь, бросил Эркин.

Лагерь Большого Перегона медленно, но неуклонно продвигался вперёд. То рассыпался по окрестным лугам, то жался к центральной дороге. Ковбои, пастухи, бычки, лошади… Взмыленные, охрипшие от ругани шериф с помощником… Юркие зелёные машины военной администрации… Фургоны и грузовички торговцев… Пришлые, непонятно откуда взявшиеся и непонятно куда исчезающие личности… Выкладываемые утром по обочинам трупы, большую часть которых не могут, а чаще не хотят опознавать… Русские сапёрные команды…

Джонатан скакал по дороге, обгоняя лениво бредущие стада, на ходу здороваясь со знакомыми лендлордами и ковбоями. В одном месте заметил тесную толпу цветных пастухов. Похоже, там кого-то били, и Джонатан предпочёл смотреть в другую сторону.

— Из-за этих мин, — пожаловался ему маленький, ещё больше высохший Майер, остановивший его недалеко от развилки, — всю душу вымотали.

— Много подрывается?

— Хватает. Вчера один цветной решил дорогу спрямить. Идиот. Ну, ни его, ни коня. Разом! Кормёжка плохая, движения никакого. Вывел бычков, а приведу кого?! — Майер сплюнул и замысловато выругался. — Всё, Бредли, последний раз с этим связываюсь. Одни убытки. А у тебя как?

— Я их ещё не видел, Майер. Пока у них был порядок.

— А ты что, наездами? Завидую.

— А ты сам гонишь? — удивился Джонатан.

— Положиться не на кого, Бредли. Я уже больше трети голов потерял.

Джонатан сочувственно покачал головой. Никто не виноват, конечно. Кроме самого Майера. Так людей подобрал, что им начхать на бычков, на Майера и на собственный заработок.

За разговором доехали до развилки. Широкая асфальтовая дорога, почти шоссе и узкая грунтовая. На асфальтовой в трещинах проросла высокая трава, а грунтовая размешена множеством копыт и колёс. И всё просто. Широкий шестирядный мост взорван, а временный русские навели на месте старого, давным-давно — как построили новую дорогу — снесённого.

Джонатан простился с Майером и, уже не спеша, поехал по грунтовой, выглядывая чёрно-белых бычков. Красные, красно-пегие, белые, стадо чёрных мохнатых и злых галлоуэев — какой дурак их купил, они же совсем для другого климата — опять красно-белые… А впереди, похоже, затор.

Он свернул с дороги к холму, на вершине которого виднелась группа всадников. А, и Фредди там. Отлично! Джонатан направил Лорда на холм. Обменявшись шумными приветствиями с лендлордами и молчаливым кивком с Фредди, Джонатан быстро оглядел дорогу и мост. Русские навели прочный мост, перекинув через реку десяток толстых стальных балок, но не вплотную, а с просветами в полбалки. Течение здесь быстрое, и обычное невинное журчание стало гулким и даже угрожающим. И ограждение, надёжное металлическое, поставили, но настила не сделали. Не успели, забыли — один чёрт! Для грузовиков не проблема, а для стад… Даже не всякая лошадь пойдёт. Бычки боялись идти на мост. Дорога огорожена колючей проволокой. И перед мостом сгрудилось красно-пегое стадо. Большое, голов двести. Ковбои орут, хлещут бычков, бычки ревут, но на балки не идут. И всё стадо как бы вращается на месте, намертво закупорив воронку входа.