Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

жирондистами — и тут же спохватился: ведь в этом было печальное пророчество. Теперь пророчество исполняется: два жирондиста (Шингарее и Кокошкин) пали от рук убийц...

9 января. Годовщина. Сегодня, через 12 лет после 9 января 1905 г., хоронили жертв последнего 5 января, жертв революционного царизма... Голод вступает в последнюю стадию: уже дают лишь одну четверть фунта хлеба в день на человека... Переговоры о мире в Бресте опять прерваны: там немцы по карте отрезали для себя весь запад России и не думают уходить из оккупированных провинций. Если после перерыва не примут их условий, германская армия займет Ревель и, пожалуй, скоро будет в Петербурге. Что ж, немецкий бронированный кулак спасет трехмиллионный город от истребления его сотнею тысяч баши-бузуков{626} с тиранами Смольного во главе...

14 января. …Сегодня у нас обедали дети, хлеба не было, пришлось заменить его картофелем. Сейчас ушли, и мы вспомнили, что у них в квартире нет ни хлеба, ни картофеля; Ида поспешила отнести им немного из оставшегося у нас запаса, которого хватит на день-два... А Ленин с братией на съезде, нагло назвавшем себя «учредительным собранием», ликует по поводу диктатуры пролетариата, оправдывает деспотизм черни... и объявляет войну демократической республике.

Румыно-русская война... Весь юг пылает в огне гражданской войны... Киев в опасности. В Москве сотни трупов и раненых при уличной демонстрации. Петербург так запуган, что голодающее население не смеет выходить на улицу с криком: дайте хлеба! Большевики расстреляют голодающий народ быстрее, чем царские слуги.

Надежды на обновление жизни гибнут. Предстоят выборы на Еврейский съезд, просят меня выступать в собраниях — отказываюсь: не до того. После разгона Учредительного собрания наш съезд теряет свою ценность...

11 января (вечер). Среди ужасов гражданской войны, голода и террора заглушал боль эпохою халифата, а на полуслове, в параграфе об экзилархе в арабской легенде, отправился вчера днем на предвыборное собрание, для доклада «Современное положение и Еврейский съезд». В аудитории Высших женских курсов на Васильевском острове я вел беседу, отказавшись от шаблона «развития программы»; я сказал, что кроме своих прямых задач съезд должен определить свое отношение к общему политическому моменту, к грубому самодержавию большевиков, которое подвергает опасности политическую и гражданскую свободу, а не только национальную. За это нас (на съезде) могут разогнать, как разогнали российское Учредительное собрание, но мы постараемся умереть не так бесславно, как оно.

Пошли прения, неожиданно ставшие интересными. Выступил неизвестный оппонент, типа иешиботника-социалиста, и заявил, что когда-то считал меня своим учителем или «духовным отцом», ибо учился на моих книгах, но потом ушел далеко и, после десятилетнего политического стажа в тюрьме, примкнул к крайней левой, т. е. большевикам[76]. Теперь он обижен моей характеристикой большевиков-евреев как ренегатов или спекулянтов революции; он смущен моим предложением, чтобы съезд высказался о большевизме и от имени еврейства отмежевался от него; он, наконец, напоминает, что против штыков кронштадтских матросов никакая храбрость не устоит. Настроение собрания поднялось. Дело в том, что выступивший оппонент оказался помощником только что назначенного большевиками комиссара по еврейским делам, о чем утром в газетах был напечатан декрет[77]. Мне об этом сообщили во время прений. Тем резче я ответил оппоненту, сказав, что люди, пережившие царствования Александра III и Николая II, не потеряют самообладания и перед штыками кронштадтских матросов. Говорил еще о кулаческом и этическом социализме, о крайностях классовизма, при горячих рукоплесканиях аудитории[78]. Не дождался конца и ушел. Вышел на гудящие улицы, где с утра проходил крестный ход для протеста против захвата большевиками Александро-Невской лавры. Вернулся домой и думал, думал. Одни мои «ученики» очутились среди большевиков, другие (выступавшие некоторые курсистки) жаждут слова историка и льнут к своему народу, а «учитель» должен уходить в эпоху халифата, чтобы спасти свое душевное равновесие...

24 января. Большевики завоевывают Россию. Киев занят их войсками, и Украинская Рада бежала. Они окружают казаков на Дону, татар в Крыму, казаков на Урале. Финляндия имеет свою красную гвардию, которая обратила Сенат в бегство. В Петербурге уличные грабежи и убийства днем и ночью. По вечерам опасно выходить: снимают одежду, отнимают деньги, часы, избивают запоздалых путников...

27 января. Стою на Саадии Гаоне и его борьбе с Бен-Меиром: вновь открытый эпизод антагонизма Палестины и диаспоры. Отклонил сейчас предложение из Стокгольма написать обзор еврейской истории для шведского издания «Библиотеки национальностей». Нельзя уклоняться от ликвидации труда жизни. Опять не посещаю заседаний, нигде не бываю. Ношу траур по умирающей стране...

Киев залит кровью, горит и разгромлен, переходя то к украинцам, то к большевикам. В Белоруссии война польских войск с большевиками. В Бессарабии воюют румыны... С Дона движется бывший главнокомандующий Алексеев{627}…

30 января. Не только греюсь у костра истории, но сжигаю себя. Работаю запоем... Пишу десятки страниц, а перечитываю для них десятки томов материала. Чувствую надлом здоровья, худею сильно; нервность выражается в крайней рассеянности.

6 (19) февраля. «Азиаты социализма», большевики, ввели европейский календарь в России, и мы сразу стали старше на две недели. Давно назревшая реформа календаря — единственная из реформ этих Тамерланов{628}, произведенная без разбоя и кровопролития... Германия объявила перемирие оконченным ввиду неподписания мирного договора. Носятся слухи, что уже заняты немцами Двинск, Минск и Ревель... Кажется, что у всех в России, кроме большевиков, с этим новым вторжением Германии связана надежда: придут враги и спасут нас от худших еще врагов...

Иногда луч былого согреет душу. Дважды в последние дни подтвердили мне с разных сторон, что мой очерк «Что такое еврейская история», писанный 25 лет назад и признанный мною устарелым, еще производит свое действие на умы. Думал было его исключить из собрания сочинений или переделать, но раздумал: ведь столько души вложено было в эту поэму истории, опыт спиритуалистического освещения евр. истории. Пусть останется как памятник моих исканий.

24 февраля н. с. …Немцы подходили к Ревелю, Пскову, Петербургу. Их ждали здесь, и большинство населения думало: пусть немец придет, избавимся от большевиков... Когда наконец получился ответ Германии о согласии на мир на еще худших условиях, чем в Бресте, большевики приняли эти позорные условия, лишь бы «спасти власть Советов», т. е. сохранить свои головы на плечах. Теперь Россия продана, предана. Отходят как отдельные государства Украина, Финляндия, Литва с Белоруссией, Курляндия, Эстляндия, Лифляндия, и все будут в сфере германского влияния. Останется старая Московия с красным Иваном Грозным во главе... Что ж, не сумела Московия создать, спаять великое государство, свободную федерацию народов, и не заслужила лучшей участи. Россию постигла