В тебе моя жизнь... - Марина Струк

— Ты… неужто, ты сможешь вот так? Как раньше? С Натали? — заволновался его дед. Уголок рта Сергея медленно пополз вверх.

— Видно, на роду мне написано любить несвободных женщин, — горько пошутил он. — Не беспокойтесь, grand-père, теперь я понимаю, что любовь к женщине не должна приводить к многочисленным толкам вкруг нее. Ни тени подозрения не коснется ее. Я не буду ее преследовать, уважая ее решение. Но обещать вам, что я никогда не взгляну в ее сторону, не коснусь ее руки, если увижу ее призыв, я не могу.

— Она — супруга другого, Сережа, — напомнил ему Матвей Сергеевич, обходя его кресло и присаживаясь напротив, опираясь ладонями о трость. — Теперь уже не твоя. Я понимаю, что скажу сейчас тебе то, что ты не хочешь слышать, но это необходимо. Марина Александровна должна для тебя сейчас стать лишь женой твоего приятеля, не более того. Ты должен помнить об том. Помнить об уважении, которое когда-то питал к Анатолю Михайловичу. Он ведь был твоим близким другом.

— С такими друзьями и врагов не надо, — проговорил Сергей, прикуривая от огня в камине сигару. Он задумался на мгновение, а потом усмехнулся. — Хотя могу то же самое сказать и о себе с его стороны. Мы словно играли в игру — кто сумеет завоевать сердце дамы. Боролись друг с другом далеко не приятными способами. Только вот победителей в этой игре нет. Одни побежденные. Я схожу с ума, grand-père, как только подумаю о том, что он теперь имеет на нее все права, а я даже взглянуть на нее не смею так, как хочу! — он наклонился вперед и опустил лицо в ладони. — Я не смогу, grand-père, не смогу! Думал, что сумею, но нет, не выходит. Она была нынче такая потерянная, такая испуганная, словно дитя. Мне так хотелось утешить ее, обнять, сказать, что все будет хорошо, все непременно должно быть хорошо. Но я не могу, не имею права! — он почти простонал последние слова, и сердце Матвея Сергеевича сжалось, видя, как мучается его внук. Как никто другой он знал, как могут одолевать демоны душу Сергея, в то время как внешне тот будет спокоен и безмятежен.

— Тебе надо пробовать жить далее, — проговорил старый князь. — Я понимаю, что ты не готов это слышать сейчас, но тебе надо пытаться построить свою новую судьбу. Я думаю, надо присмотреться в сезоне к кому-нибудь из девиц на выданье. Да-да, не смотри на меня так. Тебе уже почти тридцать четыре года. В твоем возрасте и я, и твой отец уже выполнили свои обязательства перед родом и титулом. Да и думаю, долг по отношению к своей супруге убережет тебя от многих ошибок.

— Вы говорите, прямо как государь нынче на приеме. Тот пожелал моего скорейшего брака или на худой конец, обручения, — усмехнулся Сергей.

— И мы по-своему правы, Сережа, — с грустью сказал Матвей Сергеевич. — Жаль, но это так.

*****

Марина стояла в церкви, явно недоумевая, как попала сюда и зачем. Для нее сейчас все происходящее было словно в тумане. Она едва слышала шепотки гостей рядом с ней, едва различала слова отче, что сейчас вел венчальную службу. За парой голов стоявших перед ней Марина не так явно видела пару, стоявшую перед священником, соединившую руки под епитрахилью. Но она ясно различала поверх чужих затылков тот самый — русый, с более длинными, чем следовало по моде, волосами, которые сейчас падали на ворот мундира. Рядом, чуть выше плеча мужчины виднелась сквозь просвет между гостями белоснежная фата и цветы флердоранжа в темных волосах.

«Нет», — кричала безмолвно душа Марины. «Нет, этого не может быть никак! Он мой! Он всегда был моим!» Но она осознавала, что сама отказалась от него, сама упустила его руки из своих ладоней.

Ее ладонь сжала сильная мужская рука. До боли, до хруста в пальцах. Но Марина не повернула головы к стоящему рядом с ней мужчине. Ее интересовал лишь один, тот, что стоял сейчас у аналоя. С другой.

Сердце больно сжималось с каждым ударом, было трудно дышать, и угар церковных свечей был здесь не причем. Марине вдруг захотелось увидеть его лицо, понять, что он чувствует в этот момент. Вспоминает ли тот день, когда они соединили свои руки в той небольшой деревянной церквушке? Думает ли он о ней в этот миг, как Марина думала о нем, когда ее венчали с другим, чужим ее сердцу человеком?

— Обернись, мой любимый, — беззвучно прошептали ее губы. — Я здесь, среди гостей. Я позади тебя. Обернись, мой любимый.

И вдруг, словно услышав ее немой призыв, стоявший у аналоя, стал медленно поворачивать голову. Ее зеленые глаза встретились с его серебряными поверх голов, и время будто остановилось для них. Марина без особого труда прочитала в них легкую грусть и нежность к ней. А еще прощание… Он прощался с ней, стоя здесь у аналоя с другой женщиной. Той, которая отныне будет носить его имя и будет рожать ему детей. Той, с которой он отныне проведет всю жизнь — и дни, и ночи.

Он улыбнулся ей грустно одними глазами и отвернулся. А Маринино сердце так болезненно сжалось в груди, что ей казалось, сейчас оно не выдержит и разорвется на части.

— Господи, за что так жесток со мной…?!

Марина резко села в постели и с облегчением поняла, что это всего лишь сон. Неприятный, болезненный, но только сон.

Она огляделась и поняла, что видимо, заснула сразу же, как ее перенесли сюда, в ее постель, после той неожиданной истерики. За окном уже было темно, только звезды виднелись в темном небе. Она перевела взгляд на часы и обнаружила, что проспала около семи часов, а заснула она почти сразу, как на соседней улице в церкви пробили обедню.

Марина поднялась с кровати и с досадой обнаружила, что многочисленные юбки ее платья безнадежно измялись. И почему никто не проследил, чтобы с нее сняли платье, подумалось ей с досадой. Она зажгла свечу, стоявшую на столике рядом с кроватью, и прошла в гардеробную, чтобы разбудить Дуняшу, но на ее удивление горничной там не было. Значит, та опять ушла с комердином Анатоля, пользуясь сном барыни. Ох, ну и получит же она у Марины!

В дверь неожиданно поскреблись, заставив Марину вздрогнуть от неожиданности. Она поставила свечу и прошла к двери, тихо приоткрыла ее, стараясь не шуметь особо в ночной тишине дома. За дверью стоял Анатоль. Уставший, с покрасневшими глазами, вороты его мундира и рубахи были расстегнуты почти полностью.

Марина не стала ничего говорить, лишь слегка посторонилась, пропуская его в комнату, потому как желания вести с супругом разговор, стоя в дверях, у нее не было.

— Ты еще не ложилась? — спросил хрипло Анатоль, вертя в руках безделушку, что взял с каминной полки. — Уже поздно, а день был тяжелый.