Отныне и вовек - Джеймс Джонс

Как завершающий удар к циркуляру была подколота выписка из размноженного на ротаторе приказа по полку со списком тридцати пяти человек, попадающих под увольнение, причем две фамилии —

штаб-сержант Питер Дж.Карелсен, 7-я рота

рядовой Айк Галович, 7-я рота —

были подчеркнуты красным карандашом.

— Черт возьми, — возмутился Крибидж. — Если у меня заберут Карелсена, от взвода ничего не останется.

— Да, без него там все затрещит по швам, — подтвердил Колпеппер.

О рядовом Айке Галовиче ни тот, ни другой не обмолвились ни словом.

— Загляну-ка я на шестнадцатую позицию, — неожиданно заявил Колпеппер. — Тогда не надо будет проверять их вечером.

— А я, пожалуй, поеду к себе на Макапуу, — сказал Крибидж. — Писем мне все равно нет, чего я здесь буду торчать?

— Хорошо им: погоревали и забыли, — заметил Росс, когда Колпеппер и Крибидж ушли. — Как вы думаете, может, мне подать в штаб рапорт?

— Рапорт ничего не изменит, — сказал Тербер.

— Да, наверно, — безрадостно согласился Росс. — Какого дьявола, сержант! — вдруг взорвался он. — Что же это они со мной делают! Карелсена мне потерять нельзя! Ни в коем случае!

Об Айке Галовиче лейтенант Росс тоже не обмолвился ни словом. С тех пор как он разжаловал Айка в солдаты, он всячески старался куда-нибудь его перевести. Тербер также прилагал к этому некоторые усилия. Но безуспешно. Айка не хотела брать ни одна часть в гарнизоне. Ни за какие коврижки.

— Ублюдки чертовы! — бушевал Росс. — Отсиживают задницы в Вашингтоне, считают на арифмометрах и сочиняют свои дурацкие приказы! Что они там знают о реальном положении дел? Им начхать на то, как их приказ ударит по моей роте. Отвечать-то потом не им, а мне. Сержант, что вы молчите? Ну! Шевелите же мозгами! Думайте!

Тербер в это время и так думал. Он думал о квартале отставников на Кахала-авеню у подножья Дайамонд-Хед. В этот квартал переселился Крокодил Картрайт, когда его уволили из седьмой роты, чтобы освободить место для Тербера. Внезапно все в Тербере восстало, его захлестнул панический, несоразмерный с обстоятельствами страх за Пита. При этом он отнюдь не строил иллюзий, что Пит, мол, будет вспоминать седьмую роту с любовью и благодарностью, когда сентиментальные минуты расставания останутся позади.

— Пит в нашей роте шесть лет. Вы могли бы на этом сыграть, — посоветовал он.

— Да, конечно, — кивнул Росс. — Бедняга. Как бы это его не доконало. Старый ведь уже человек.

Дочитав приказ, Розенбери молча положил письмо на стол.

— Розенбери! — раздраженно крикнул Росс. — Что-то ты паршиво выглядишь. Совсем дохлый. Давно на воздухе не был, наверно. Иди-ка погуляй.

— Есть, сэр, — спокойно сказал Розенбери.

— Он мне на нервы действует, — пожаловался Росс, когда Роэенбери вышел. — До того спокойный, что хоть вешайся… Ну, что будем делать?

Как говорит пословица, старого солдата смерть не берет. Да, старые солдаты не умирают, они переселяются в коттеджи на Кахала-авеню у подножья Дайамонд-Хед. И покупают себе спиннинги и удочки. Чтобы ходить на рыбалку. И оставляют себе свои старые армейские винтовки. Чтобы изредка охотиться. По крайней мере те из них, у кого есть деньги, — например, Крокодил Картрайт. Но Пит в отличие от Крокодила не нажил денег на покере, вернее, не сберег эти картежные деньги. Крокодилу их сберегла жена. А у Пита нет жены. И у Пита не хватит денег даже нанять пожилую экономку, чтобы не спать одному; а чтоб жениться на молоденькой, об этом и мечтать нечего. И в Тербере снова все взбунтовалось, его снова охватил внезапный страх за Пита. Неженатый, навсегда бездетный после сифилиса, не наживший на покере ни гроша. Ни жены, ни детей, ни «кадиллака». И никаких надежд на перемены. Просто одинокий старый солдат-отставник. Сам не зная почему, Тербер чувствовал, что обязан спасти Пита от такой судьбы.

— Вы должны взять Пита, поехать с ним в Скофилд и поговорить с подполковником Делбертом лично, — сказал он Россу.

Росс сидел, напряженно подавшись вперед, но сейчас резко выпрямился и даже слегка отодвинулся от стола.

— Ну, знаете, в этом я не уверен. Зачем же так сразу?

— Вы же сказали, что не хотите его терять.

В Штатах его на первое время определят в какой-нибудь центр подготовки призывников. Будет учить юнцов обращаться с пулеметами. Год-два, а может быть, даже до конца войны. Хорошая, непыльная работенка, в самый раз пожилому человеку. Старого служаку вроде Пита ребята будут охотно угощать пивом — дуй на дармовщинку сколько влезет. Сможет напиваться каждый вечер. И сознавать, что тоже работает на победу.

— А если вам самому съездить? — наконец сказал Росс. — Подполковник вас знает, вы здесь дольше, чем я.

— Нет, лейтенант, не пойдет. Командир роты — вы.

— Правильно, я, — без особого восторга признал Росс. — Но вы же понимаете. Конечно, я хочу сделать как лучше. Только где гарантия, что из этого что-то выйдет?

— Это наш единственный шанс.

— Думаете, получится?

— Должно.

— А если сорвется?.. К ногтю прижмут не вас, а меня.

— Не понимаю, что для вас важнее, — сказал Тербер. — Интересы роты? Или выбить себе капитанские погоны?

— Ха! Вам легко говорить. Сами-то через месяц будете уже в Штатах. А, ладно, черт с ним! — запальчиво сказал Росс. — Ну вас к дьяволу, сержант! Вечно вам подвиги подавай!

От гнева на коварство судьбы смуглое лицо Росса потемнело еще больше. Он прошел к двери и заорал:

— Розенбери! Ты чем это занимаешься? Почему не на месте? Найди сержанта Карелсена, скажи, что я его вызываю. И чтобы одна нога здесь, другая — там!

— Он на Макапуу, сэр, — невозмутимо сказал Розенбери, спокойно ждавший неподалеку от фургона, когда его позовут обратно.

— Тогда бери джип и поезжай за ним, черт возьми! — крикнул Росс. — Думаешь, я сам не знаю, где он? Что это с тобой сегодня?

— Есть, сэр, — спокойно отозвался удаляющийся голос Розенбери.

— Я от этого Розенбери скоро на стенку полезу, — вернувшись, сказал Росс. Опустился на стул и почесал в затылке. — Пожалуй, я сам сяду за руль. Рассела с собой не возьму. Лучше, чтобы мы с Карелсеном остались наедине. По дороге постараюсь объяснить ему все помягче. Так будет лучше, вам не кажется?

— Да.

Росс вынул блокнот и стал набрасывать план разговора с подполковником. Написав несколько строчек, громко ругнулся и принялся все зачеркивать.

— Эти мне ваши гениальные идеи! — сердито буркнул он. — Толкаете меня бог знает на что, а я соглашаюсь. Спрашивается почему?

— Потому что хотите как лучше, — сказал Тербер.

Росс хмыкнул.

— Иногда я перестаю понимать, кто командует ротой — я или вы?

Когда Розенбери привез Пита, Росс все еще сосредоточенно строчил что-то в блокноте, потом так же сосредоточенно все зачеркивал, а в паузах нервно грыз карандаш.

— Пошли, сержант, — мрачно сказал Росс и отложил блокнот. — Нам с вами надо съездить в Скофилд, дело одно есть.

— Так точно, сэр, — по-уставному лаконично ответил Пит и взял под козырек. Старый стреляный воробей, он сразу понял, что дело пахнет керосином. И впервые за долгое время был даже при зубах, хотя со дня нападения на Перл-Харбор Задевал их, только когда ел.

Они молча уехали, оба в полном боевом снаряжении — противогаз, патронные ленты, каска и карабин; Росс был мрачен и угрюм, Пит держался подчеркнуто официально. Тербер, настроившись на ожидание, снова сел работать. Он все еще дожидался их возвращения, когда позвонили насчет Пруита.

Потом они с Расселом приехали с опознания, но на стоянке второго джипа не было. Это означало, что Росс и Пит до сих пор не вернулись.

Рассел довез его до КП и скорее погнал джип на стоянку, ему не терпелось разнести новость по роте. В завешенном светомаскировочными шторами фургончике у коммутатора сидел в облаке табачного дыма Розенбери и невозмутимо решал очередной кроссворд.

— Кто-нибудь звонил?

— Нет, сэр, никто.

— Прекрасно… Слушай ты, сучий потрох! Чтоб больше не смел говорить мне «сэр», — зловеще прошипел Тербер. — Я тебе никакой не офицер! Я всего лишь вонючий первый сержант! Я — старшина, понял?

— Так точно, сэр. — Розенбери вытаращил глаза. — То есть я хотел сказать, я понял, старшой. Извините.

— Если ты еще раз скажешь мне «сэр», я вот этими руками кишки из тебя выпущу и ты их у меня жрать будешь, — пообещал Тербер тихим подрагивающим голосом. Было полное впечатление, что он и вправду жаждет выполнить свою угрозу.

— Ладно, старшой, — примирительно сказал Розенбери. — Извините. Я же не нарочно. У меня просто привычка такая. Старшой, а это действительно был Пруит?

— Да, он. Шлепнули насмерть. Во рву лежит. Грудь разнесло в клочья. Его из «томпсона» пришили. А теперь вали отсюда к чертовой матери! Хочу побыть один, понял?

Когда Розенбери ушел, он выложил вещи Пруита на стол. Все, что осталось от целой человеческой жизни. Не густо.