Литература как жизнь. Том II - Дмитрий Михайлович Урнов

опасность, такая возможность есть, – Роза права! – но этот результат абсолютно не обязателен, он не запрограммирован! Я в этом убежден! Каждый человек, кто умеет читать и мыслить, я надеюсь – разберется, где программа Октября, а где ее искажение, дискредитация. Я совершенно согласен с Розой: опасность в том, чтобы не возвести необходимость в добродетель»[307].

«Отличное от вождя мнение», «человек, кто умеет» – отнеся эти выражения к вкусовой идиосинкразии автора, «запрограммирован» – к модернизации, отметим, что по существу это вложенное в уста Ленина суждение являлось объектом его полемики, начиная еще со II съезда РСДРП. Имея в виду именно такие положения (которые здесь вложены ему в уста), отвечая своим оппонентам (в том числе Розе Люксембург), Ленин писал: «Как отдельные люди, любые представители партий и классов могут заблуждаться, но когда они выступают на публичной арене, перед всем населением, то отдельные ошибки неизбежно выправляются соответственными группами или классами, заинтересованными в борьбе. Классы не ошибаются: в общем и целом они намечают свои интересы и свои политические задачи соответственно условиям борьбы и условиям общественной эволюции» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 16, с. 347).

Для Ленина, таким образом, не существовало ни тех вопросов, которые ему в пьесе приписываются, ни тех страхов, которыми нас от его имени в той же пьесе пугают А если же все-таки опасность, как история показала, реализовалась и революционный класс, в какой-то мере, ошибся, то надо либо набраться смелости и серьезности, чтобы внести коррективы в ленинские суждения, либо вовсе не затрагивать этого вопроса. Но уж во всяком случае недопустимо вносить дополнительную путаницу, заставляя Ленина поддакивать Розе Люксембург по тем пунктам, по которым он с ней спорил.

«Сколько демократии, столько и социализма!» – так, по пьесе, утверждает Ленин, что опять-таки не соответствует истинно ленинской позиции, согласно которой подобные утверждения являются абстракцией, метафизикой. Вот что говорил В. И. Ленин: «Решительно никакого принципиального противоречия между советским (т. е. социалистическим) демократизмом и применением диктаторской власти отдельных лиц нет. Отличие пролетарской диктатуры от буржуазной состоит в том, что первая направляет свои удары против, эксплуататорского меньшинства в интересах эксплуатируемого большинства, а затем в том, что первую осуществляют – и через отдельных лиц – не только массы трудящихся и эксплуатируемых, но и организации, построенные так, чтобы именно такие массы будить, поднимать к историческому творчеству (советские организации принадлежат к этого рода организациям)» (Полн. собр. соч., т. 36, с. 199).

Суждения в духе расхожего либерализма, с которым Ленин неизменно полемизировал, в пьесе ему приписываются: «Да, единство – сила партии, но слепое безыдейное единство, основанное на беспрекословной воле вождя, на личной преданности ему, на отсутствии споров, борьбы мнений – это страшная слабость партии. А если вождь вдруг пошел не туда? Ведь тогда партия, подавленная догматическим пониманием единства, не сможет воспользоваться своими правами и обязанностями, она будет молчать, хотя обязана кричать, она санкционирует все, что изречет и сделает вождь». Подобные разговоры Ленину приходилось слышать на всем пути строительства большевистской партии, именно на это он отвечал: «Вопрос встал действительно громадного значения: во-первых, вопрос принципиальный, совместимо ли вообще назначение отдельных лиц, облеченных неограниченными полномочиями диктаторов, с коренными началами Советской власти; во-вторых, в каком отношении стоит этот случай – этот прецедент, если хотите, – к особенным задачам власти в данный конкретный момент. И на том и на другом вопросе надо очень внимательно остановиться» (Полн. собр. соч., т. 36, с. 198). Ответ, по Ленину (см. выше): совместимо!

По пьесе, в ответ на реплику Петра Струве о том, что революция явится торжеством «хама». Ленин ссылается на Писание: «Я отвечу словами святого апостола Павла из первого послания к коринфянам: «Ибо как смерть через человека, так через человека и воскресение». Отвечая на замечание Мартова о том, что и его, Ленина, не миновала ирония истории, Ленин опять отвечает по-библейски: «И был вечер, и было утро».

Дело даже не в том, что в пьесе вождь пролетарской революции вдруг заговорил языком библейских пророков. Дело в том, что персонаж, выступающий под ленинским именем, выражается многозначительно туманно или же уходит от вопроса именно в тот момент, когда вопрос ставится прямо и со всей остротой. Когда Зиновьев (персонаж с зиновьевской фамилией) заявляет, что в период XII съезда партии «речь шла о том, как будет развиваться революция – по Ленину или по Троцкому», персонаж с ленинской фамилией говорит: «Я не касаюсь сейчас содержания ваших дискуссий. Я оставляю в стороне их суть и выбор момента – что было по Ленину, что было по Троцкому». Но что же тогда выяснять, если оставить в стороне вопрос о том, что было и что не было по Ленину? В разговоре со Сталиным тот же персонаж говорит: «После всего, что произошло, я даже не хочу тратить слов на то, хороша она или плоха, что она дала стране, она не наша». Но как же не тратить слов, когда речь идет о том, что произошло за тридцать лет, когда «она», т. е. сталинская «система координат», определяла жизнь страны? На что же тогда следует тратить слова?

Подобных моментов, когда реально имевшая место постановка принципиальных вопросов заменяется хлесткими, но приблизительными, не имевшими места или не имеющими отношения к сути дела разговорами, подобных моментов в пьесе немало. К таким моментам относится и один из самых центральных по смыслу, когда Сталин, по пьесе, утверждает: «Альтернативы у нас не было», а Дзержинский и Бухарин в один голос возражают ему: «Была. Была». После этого Сталин замечает, почему-то по адресу только одного Дзержинского: «А вам-то что неймется? Ушли из жизни как честный большевик, ну и молчите!»

При каких угодно оценках личности и деятельности Сталина это не соответствует фактам, его линии поведения, поскольку он как раз не уходил от этого вопроса в свое время в докладах, статьях и интервью. Можно и, вероятно, даже необходимо перечитать ответы Сталина на этот вопрос, но нельзя же создавать иллюзии, как это сделано в пьесе, будто он не отвечал на вопрос.

Персонаж, фигурирующий в пьесе под именем Троцкого, в свою очередь, уходит от обсуждения принципиальных пунктов своей доктрины и важнейших моментов своей деятельности. Мы слышим (почему-то из уст Дзержинского) лаконичное указание на суть противоречий: «Все, что предлагали нам в 26-м году сделать Зиновьев, Каменев и Троцкий, метод искания ими путей, постановка ими вопроса, откуда взять средства для индустриализации страны, – все сводилось к тому, что надо обобрать мужика». Автору пьесы должно быть известно, что и как