Под куполом - Стивен Кинг

Барбара ответил:

— Копия существует. И я знаю где. Если вы будете притапливать меня, я обнародую ее местонахождение. Громко.

Ренни рассмеялся:

— Весьма искренне произнесено, господин Барбара, но я всю жизнь провел в манипуляциях и могу узнать блеф, когда его слышу. Возможно, мне следует казнить вас по сокращенной процедуре. Город ответит аплодисментами.

— А такими ли уж громкими, если вы сначала не разоблачите моих соучастников? Даже Питер Рендольф может усомниться в законности такого решения, а он всего лишь идиот и подхалим.

Большой Джим встал. Его обвислые щеки приобрели цвет старого кирпича.

— Ты не знаешь, с кем затеял игру.

— Прекрасно знаю. Типов вашего вида я на каждом шагу встречал в Ираке. Вместо галстука они носят тюрбаны, но во всем другом точь-в-точь такие же. Вплоть до краснобайства о Боге.

— Ну, вы убедили меня отказаться от притопления, — сказал Большой Джим. — Просто стыд, я всегда мечтал посмотреть на это дело.

— Не имею сомнений.

— Пока что мы подержим вас в этой комфортабельной камере, хорошо? Я не думаю, что вы много будете есть, потому что пища мешает мышлению. Хотя неизвестно. Конструктивное мышление может помочь вам найти аргументы, которые убедят меня позволить вам и в дальнейшем жить. Имена тех в городе, кто против меня, например. Полный список. Я даю вам сорок восемь часов. А тогда, если вам не удастся убедить меня в противоположном, прикажу казнить вас на Мемориал-Плазе на глазах всего города. Вы прислужитесь в роли наглядного примера.

— Вы на самом деле неважно выглядите, господин выборный.

Ренни вперился в него тяжелым взглядом.

— Это от таких, как ты, все неприятности в этом мире. Если бы я не считал, что твоя смертная казнь на площади в память павших в войнах послужит для консолидации нашего города и станет средством для такого необходимого нам сейчас катарсиса, я приказал бы мистеру Тибодо застрелить тебя прямо здесь.

— Сделайте это, и все откроется, — ответил Барби. — Люди из конца в конец города будут знать о ваших аферах. И попробуйте тогда найти консенсус на вашем сраном общегородском собрании, вы, опереточный тиран.

Жилы надулись по бокам шеи Большого Джима; еще одна начала пульсировать у него посреди лба. В какой-то миг он находился на границе взрыва. И тогда улыбнулся.

— Оцениваю на «отлично» ваши старания, господин Барбара. Но вы все врёте.

Он ушел. Они ушли. Барби сидел на топчане весь вспотевший. Он понимал, что почти приблизился к самому краю. У Ренни были причины, чтобы оставлять его живым, но не настолько сильные. И была еще записка, переданная ему Джеки Веттингтон и Линдой Эверетт. Выражение на лице миссис Эверетт ясно давало понять, что она знает достаточно, чтобы находиться в ужасе, и не только за себя. Для него было бы безопаснее попробовать вырваться отсюда своими силами, с помощью ножа. Принимая во внимание настоящий уровень профессионализма в департаменте полиции Честер Милла, ему казалось это осуществимым. Понадобится удача, но это вполне возможно сделать.

Однако у него не было никакой возможности сообщить им, что он попробует убежать самостоятельно.

Барби лег, заложив себе руки за голову. Один вопрос перекрывал в нем остаток других: что же произошло с печатной копией документов из папки ВЕЙДЕР, которая должна была попасть к Джулии? Потому что эти бумаги к ней не попали; он не сомневался, что тут Ренни говорил правду.

Нет способа узнать, и нечего делать, кроме как ждать.

Лежать на спине, смотря в потолок, именно этим Барби и занялся.

Заиграй-ка ту песню мертвой группы

1

Вернувшись из полицейского участка, Линда с Джеки увидели Расти с девочками, они сидели на крыльце, ждали на них. Обе Джей-Джей все еще были в ночных рубашках — легких хлопчатобумажных, а не фланелевых, которые по обыкновению на них уже одевали в эту пору года. Хотя еще не было даже семи утра, термометр с надворной стороны кухонного окна показывал шестьдесят шесть градусов[348].

По обыкновению, девочки подбегали первыми, намного опередив Расти, чтобы обнять маму, но в это утро он обогнал их на несколько ярдов. Обхватил Линду за талию, а она обвила руками его шею чуть ли не с болезненным прижимом — это были не объятия-приветствия, а сцепление утопленников.

— У тебя все хорошо? — шепнул он ей в ухо.

Волосы колыхнулся возле ее щеки, это она кивнула. И уже тогда отстранилась. Глаза ее сияли.

— Я была уверена, что Тибодо пороется в миске, но Джеки догадалась плюнуть в хлопья, это было гениально, хотя я была уверена…

— Почему мама плачет? — спросила Джуди голосом, в котором чувствовалось, что она сама на гране того, чтобы заплакать.

— Я не плачу, — сказала Линда, вытирая глаза. — Ну, разве что немножко. Потому что я так рада видеть вашего отца.

— Мы все рады его видеть! — воскликнула Дженнилл. — Потому что мой отец — ОН БОСС!

— Это для меня новость, — удивился Расти и поцеловал Линду в раскрытые губы, крепко так ее поцеловал.

— Ой, они раскрытыми ртами целуются! — восторженно воскликнула Дженнилл, а Джуди прикрыла себе ладошкой глаза и захихикала.

— Идем, девочки, айда на качели, — позвала Джеки. — А потом переоденетесь, и пойдем в школу.

— Я ХОЧУ СДЕЛАТЬ СОЛНЦЕ! — заверещала Дженнилл, побежав первой.

— Школа? — переспросил Расти. — На самом деле?

— На самом деле, — кивнула Линда. — Занятие в классах начальной школы на Ист-Стрит. Будут продолжаться до полудня. Вэнди Голдстон и Эллен Вандестайн согласились проводить уроки. В одной комнате дети от дошкольников до третьеклассников, в другой четырех-шестиклассники. Не знаю; будет ли там какое-то обучение, но дети, по крайней мере, должны куда-то ходить, это добавит им какого-то ощущения нормальности. Вероятно. — Она посмотрела в небо, где не было ни тучки, однако желтоватый оттенок все равно присутствовал. «Словно голубой глаз с разрастающейся катарактой». — Мне бы самой немного нормальности. Взгляни на небо.

Расти на секунду задрал голову, а потом отстранил жену на расстояние своих рук, чтобы рассмотреть ее внимательнее.

— Так у вас получилось все там сделать чисто? Ты уверена?

— Да. Но мы были на грани. Когда смотришь на такое в каком-то шпионском фильме, можно получить удовольствие, но в реальной жизни — это ужас. Я не буду принимать участие в его освобождении. Из-за наших девочек.

— Диктаторы всегда делают заложниками детей, — сказал Расти. — В какой-то момент люди должны сказать, что это больше не действует.