Под куполом - Стивен Кинг

— Диктаторы всегда делают заложниками детей, — сказал Расти. — В какой-то момент люди должны сказать, что это больше не действует.

— Но не здесь и не сейчас. Это идея Джеки, так пусть она ее и воплощает. Я сама не буду брать в этом участия и тебе не позволю. — Однако она знала, если он будет требовать, она сделает все, что он попросит; смысл сказанного ею не соответствовал выражению ее лица. Если именно это делало его боссом, он не хотел им быть.

— Ты пойдешь на работу? — спросил он.

— Конечно. Детей к Марте, Марта и отведет их в школу, а Линда с Джеки, как штык, появятся на свою очередную полицейскую смену под Куполом. Иначе бы это просто удивительно выглядело. Ненавижу даже об этом думать, — она перевела дух. — Я чувствую себя такой разбитой. — Она осмотрелась, чтобы убедиться, что ее не услышат дети. — Ох, сука, как же я утомлена. Почти не спала. А ты собираешься в госпиталь?

Расти покачал головой.

— Джинни с Твичем побудут сами, по крайней мере, до полудня… хотя с тем новым парнем, который пришел нам помогать, думаю, у них все будет хорошо. Терстон такой, немного словно нью-эйджер, но очень ловкий. Я посещу Клэр Макклечи. Хочу поговорить с теми детьми, а еще мне надо съездить туда, где счетчик Гейгера зафиксировал у них скачок радиации.

— Что мне говорить людям, если кто-то будет спрашивать, где ты?

Расти подумал.

— Правду, думаю я. Частичную, по крайней мере. Говори, что я ищу вероятный генератор Купола. Это заставит Ренни дважды подумать, прежде чем предпринимать какие-то последующие шаги.

— А если меня спросят о конкретном месте? Потому что наверняка будут спрашивать.

— Отвечай, что не знаешь, но говори, что, думаешь, это где-то в западной части города.

— Черная Гряда на севере.

— Вот-вот. Если Ренни прикажет Рендольфу послать нескольких его гончих, я хочу, чтобы они отправились не в мою сторону. Если кто-то тебе позже что-то будут предъявлять, будешь говорить, что была очень утомлена, перепутала. Слушай-ка, дорогуша, прежде чем пойдешь на работу, составь список людей, которые способны поверить, что Барби не виновен в тех убийствах. — И вновь у него промелькнуло: «Наши и не наши». — Надо нам будет поболтать с этими людьми, до завтрашнего городского собрания. И очень осторожно.

— Расти, ты точно в этом уверен? Потому что после вчерашнего пожара весь наш город будет остерегаться «друзей Дейла Барбары».

— Уверен ли я? Да. Нравится ли это мне? Абсолютно нет.

Она вновь посмотрела на желтоватого оттенка небо, перевела взгляд на два дуба, которые росли у них перед домом, листва висела неподвижно, безвольно, яркие перед тем цвета теперь выцвели до однообразной серости. Она вздохнула.

— Если Ренни загнал в ловушку Барбару, возможно, это и газету он сжег. Ты же это понимаешь, так?

— Да.

— И если Джеки сумеет освободить Барбару из тюрьмы, где она его спрячет? Где в нашем городе есть безопасное место?

— Мне надо об этом подумать.

— Если ты найдешь генератор и выключишь его, вся эта херня типа я шпионю[349] превратится в дерьмо.

— Молись, чтобы так и случилось.

— Буду. А что если там радиация? Я не хочу, чтобы ты заболел лейкемией или еще чем-то.

— У меня в отношении этого есть идея.

— Можно мне поинтересоваться?

— Лучше не надо, — улыбнулся он. — Она довольно сумасшедшая. Она переплела его пальцы со своими.

— Береги себя. Он поцеловал ее.

— Ты себя тоже.

Они посмотрели туда, где Джеки раскачивала девочек на качелях. Не только самих себя им надо беречь. И все-таки, подумал Расти, ему никуда не деться от того, что риск становится мощным фактором его жизни. То есть, если он хочет оставаться способным смотреть себе в глаза в зеркале во время утреннего бритья.

2

Корги Горесу нравилась человеческая пища.

Фактически корги Горес обожествлял человеческую пищу. Поскольку он был немного толстоватым (не говоря уже о некоторой седоватости, которая обозначила ему морду в последние года), есть ее ему было запрещено, и Джулия послушно прекратила подкармливание пса со своего стола после того, как ветеринар ясно дал ей понять, что такой щедростью она укорачивает жизнь своего ближайшего друга. Разговор этот состоялся шестнадцать месяцев назад, и с того времени Горес был ограничен «Бил-Джеком»[350] и диетическим собачьим кормом. Этот корм по виду напоминал упаковочный полиэстироловый попкорн, и, судя по тому, как укоризненно Горес смотрел на нее, прежде чем их съесть, на вкус они тоже были, как тот самый пенопласт. Но Джулия не сдавала позиций: никаких больше шкурок жареных цыплят, ни «Чиздудлов»[351], ни кусочка от ее утреннего пончика.

Таким образом, потребления Горесом «верботен продуктен» было ограниченно, однако полностью не прекращено; навязанная диета просто заставила его обратиться к самообеспечению интересующей его едой, что вместе с тем дарило псу незаурядное удовольствие, возрождая в нем охотничью натуру, присущую его лисьим предкам. Утренние и вечерние прогулки были особенно богаты на кулинарные изыски. Просто удивительно, что люди выбрасывают в канавы вдоль Мэйн-стрит и Вест-стрит, по которым по обыкновению пролегал его прогулочный маршрут. Там находились стружки картофеля-фри, чипсы и крекеры с арахисовым маслом, а иногда и обертка от мороженого с прилипшими к ней остатками шоколада. Однажды он натолкнулся на целый пирожок «Застольной болтовни»[352]. Тот перепрыгнул с тарелочки ему в желудок быстрее, чем вы успели бы произнести слово холестерин.

Не всегда ему удавалось проглотить все им подмеченное, иногда Джулия раньше времени замечала добычу, на которую он нацелился, и одергивала его за поводок. Но все равно доставалось ему много, потому что Джулия часто выгуливала его, держа в одной руке раскрытую книжку или «Нью-Йорк Таймс». Игнорирование его в пользу «Таймс» не всегда шло ему на пользу — например, когда Горесу хотелось, чтобы ему основательно почесали живот, — но во время прогулок такое игнорирование было счастьем. Для маленьких желтых корги игнорирование означает — вкуснятину.

В это утро его игнорировали. Джулия и другая женщина — хозяйка дома, потому что это ее запахом здесь все пропахало, особенно в окраинах той комнаты, где люди выбрасывают из себя кизяки и метят свою территорию — были заняты болтовней. Эта другая женщина плакала, и теперь Джулия обнимала ее.

— Мне лучше, но не так чтобы совсем, — сказала Эндрия. Они сидели в кухне. Горес слышал запах кофе, который они пили. Холодного, не горячего кофе. Также он слышал запах пончиков. Тех, что с глазурью. — Мне все еще их хочется. — Если она сказала это о пончиках, то Горесу их тоже хотелось.