Избранные сочинения в 9 томах. Том 4 Осада Бостона; Лоцман - Джеймс Купер

— Мы должны выполнить свой долг перед родиной и перед собой, — сказал Барнстейбл. — Ступай приготовь два якоря и самые прочные канаты. Мы отдадим якоря один за другим и вытравим на худой конец двести сорок саженей каната. Это еще может спасти шхуну. Пригляди, чтобы все было готово к постановке на якорь. Придется также срубить оставшуюся мачту. Пусть ветер гуляет по голому корпусу!

— Если бы вся опасность была только от ветра, мы, пожалуй, могли бы еще продержаться до заката солнца, — ответил рулевой. — Но какой канат удержит судно, которое временами окунается в воду по фок-мачту?

Однако после необходимых приготовлений приказание было выполнено с покорным подчинением воле командира. В ту же минуту, как оба якоря и добавленный к ним стоп-анкер [102] достигли грунта, «Ариэль» повернулся на ветер, и матросы топорами начали рубить остатки длинных наклонных мачт шхуны. Треск падавшего на палубу рангоута, по-видимому, не волновал сознававших всю опасность моряков, и они с прежней молчаливой безнадежностью очистили палубу от обломков. С каким-то лихорадочным любопытством провожали они взглядами уносимые волнами куски дерева, желая увидеть их столкновение с близлежащими скалами. Но еще задолго до того, как эти обломки доплывали до широкой полосы пены, разгневанная стихия скрывала их из виду. Теперь весь экипаж «Ариэля» понимал, что использовано последнее средство для спасения судна. И всякий раз, когда шхуна погружалась в волны, которые заливали ее бак, встревоженным морякам казалось, что якоря вырываются из грунта, а в канате, удерживающем их на якоре, с треском лопается за прядью прядь.

И все это время, пока моряки хватались за последние соломинки надежды, зародившейся в них после того, как были отданы якоря, Диллон беспрепятственно слонялся по палубе. Никто не обращал внимания на его дико блуждающие глаза, прерывистое дыхание и стиснутые руки, ибо люди на шхуне думали только о спасении судна. Но, когда он в отчаянии и тоске, проследив за отхлыпувшими с палубы волнами, решился подойти к группе моряков, которые собрались вокруг рулевого возле большой пушки, его встретили злобные, мрачные взоры, таившие немую угрозу. Однако Диллон был слишком взволнован, чтобы понять их значение.

— Если вам не надоела жизнь, хотя ей, равно как и моей, видать, суждено скоро оборваться, — заметил ему Том, — советую вам держаться подальше от наших матросов. И, если вы хотите иметь в запасе несколько минут, чтобы поразмыслить над своими грязными делами, прежде чем предстанете перед ликом творца и выслушаете то, что написано в вахтенном журнале небес, я бы советовал вам не отходить далеко от капитана Барнстейбла или от меня.

— Обещай спасти меня, если корабль потерпит крушение! — взмолился Диллон, ухватившись за эти первые слова участия, услышанные им с тех пор, как он снова попал в плен. — О! Если ты это сделаешь, всю остальную жизнь ты проведешь в богатстве и довольстве!

— Вы слишком плохо держите свои обещания, чтобы вам можно было верить, — сурово, но без горечи возразил рулевой. — Впрочем, я никогда не наношу удара даже киту, если он уже истекает кровью.

Новые мольбы Диллона прервал ужасный крик, вырвавшийся у моряков на баке и подхваченный ревом бури. В эту минуту шхуна, поднявшись на гребне огромной волны, легла на борт, и ее понесло к скалам так, словно это был пузырь на поверхности водопада.

— Якорный канат лопнул, — со своим неизменным спокойствием и мрачной покорностью судьбе сказал Том. — Надобно, по крайней мере, облегчить «Ариэлю» его смерть.

С этими словами он взялся за румпель [103] и направил судно так, чтобы оно врезалось в скалы носом.

На мгновение лицо Барнстейбла исказилось жестоким страданием, но он сдержался и бодрым голосом обратился к матросам:

— Будьте спокойны и мужественны, ребята! Для вас еще не все потеряно — у нас осадка небольшая, и мы подойдем близко к утесам. Да и вода сейчас убывает. Готовьте шлюпки и не падайте духом.

Эти слова вывели команду вельбота из оцепенения. Быстро спустив легкое суденышко на воду, матросы спрыгнули в него, мощными усилиями стараясь удерживаться на некотором расстоянии от борта шхуны. Они громко кричали, уговаривая Тома присоединиться к ним, но рулевой, не отвечая ни слова, лишь отрицательно качал головой, держа румпель в руках и не сводя глаз с приближающихся бурунов. Вторую шлюпку, превосходившую по размерам вельбот, в это время спускали в море, и в суматохе моряки почти не замечали ужаса окружающей действительности. Но громкий хриплый окрик: «Берегись! Держись крепко!» — заставил их оторваться от работы; в то же мгновение набежавшая волна ушла из-под «Ариэля», и он тяжело сел на камни. Удар был такой, что все, кто пренебрег предупреждением, были сбиты с ног, а дрожь, охватившая при этом судно, напоминала агонию живого существа. Одно мгновение менее опытные матросы готовы были предположить, что главная опасность миновала, но за первой волной последовала вторая такой же высоты и, снова подняв судно, толкнула его еще дальше на скалы, в то время как гребень ее прокатился по палубе, смывая все на своем пути. Моряки с ужасом увидели, как спущенную ими шлюпку волна швырнула на скалы, а когда вода схлынула, то нельзя было различить даже обломков шлюпки. Но эта же волна поставила «Ариэля» в такое положение, которое в некоторой мере защищало его от ярости следующих волн.

— Спасайтесь, ребята, спасайтесь! — крикнул Барнстейбл, когда минута страшной неизвестности миновала. — В вашем распоряжении еще вельбот: на нем вы доберетесь почти до берега. Прыгайте, ребята! Вы были честными и верными моряками, и, надеюсь, господь не оставит вас. Ступайте, друзья мои, пока наступило затишье.

Моряки толпой бросились в вельбот, который сильно осел от тяжелого груза. Оглянувшись, они увидели, что Барнстейбл, Мерри, Диллон и рулевой все еще оставались на палубе «Ариэля». Барнстейбл, погруженный в горькие размышления, шагал по мокрой палубе, а гардемарин, следуя за ним, убеждал его покинуть гибнущее судно. Диллон не раз приближался к тому борту, у которого еще медлила шлюпка, но грозные взгляды моряков гнали его прочь, и он в отчаянии отходил. Том сидел на основании бушприта в позе человека, примирившегося с неизбежным, и вместо ответа на громкие и повторные призывы товарищей только махал рукой в сторону берега.

— Послушайтесь меня, мистер Барнстейбл! — со слезами на глазах говорил юноша. — Если не ради меня, не ради себя самого, то хоть из любви к моей кузине Кэтрин сойдите в шлюпку!

Молодой лейтенант остановился и с некоторым колебанием взглянул на берег, но сейчас же взор его обратился к останкам судна, и он ответил: