Избранные сочинения в 9 томах. Том 4 Осада Бостона; Лоцман - Джеймс Купер

— Все тихо, точно вымерло, — с тревогой заметил Барнстейбл, когда вельбот заскользил по спокойной поверхности бухты.

— Не дай бог такой тишины! — воскликнул рулевой. — Смотрите, смотрите! — продолжал он, понизив голос, словно боялся, что их могут подслушать. — Вот шхуна, сэр… Смотрите правее. Видите полосу чистого неба над морем справа от леса, вон там? Длинная черная линия — это грот-мачта нашей шхуны. Я узнаю ее по наклону. А вот и вымпел ее полощется около той яркой звезды. Да, сэр, наши звезды еще пляшут в выси среди звезд небесных! Шхуна покачивается легко и спокойно, как спящая чайка.

— Наверное, на «Ариэле» все спят, — сказал командир. — Ха! Честное слово, мы пришли вовремя! Солдаты начинают шевелиться!

Зоркий взгляд Барнстейбла заметил мелькание фонарей в амбразурах батареи, и сейчас же донесся заглушенный, но явственный шум возни на палубе шхуны. Лейтенант потирал руки от восторга, который подавляющее большинство наших читателей, вероятно, не поймет, а Длинный Том, когда слух убедил его, что «Ариэль» в безопасности и команда его начеку, залился тихим, беззвучным смехом. Неожиданно весь корпус и рангоут их плавучего жилища выступили из тьмы; тихая бухта и окружающие холмы озарились вспышкой света, внезапного и ослепительного, как самая яркая молния. Барнстейбл и рулевой вперили взгляды в шхуну, как бы пытаясь увидеть больше, чем доступно человеческому глазу. Но не успело еще с вершин холмов прогрохотать эхо от выстрела тяжелой пушки, как над шлюпкой, подобно стону урагана, раздался свист ядра, затем последовал тяжелый всплеск и лязг чугунной массы, когда ядро, отскочив рикошетом от воды, со страшной яростью запрыгало по скалам на противоположной стороне бухты, раскалывая камень и дробя его на куски.

— Если с первого раза прицел плох, для противника это хорошее предзнаменование, — заметил рулевой. — Дым мешает смотреть, а перед рассветом всегда особенно темно.

— Мальчуган для своих лет творит чудеса! — вскричал восхищенный лейтенант. — Смотри-ка, Том, он в темноте переменил позицию, англичане же стреляли по тому месту, где «Ариэль» стоял днем: помнишь, мы оставили его на створе между батареей и вон тем холмом? Что бы осталось от нас, если бы эта тяжелая штука пробила палубу шхуны и вышла ниже ватерлинии?

— Мы навсегда завязли бы в английском иле — железо и балласт потянули бы нас на дно, — ответил Том. — Такой выстрел прямой наводкой разнес бы в щепы нашу обшивку, и вряд ли даже наши пехотинцы успели бы прочесть молитву!.. Гребите к носу, ребята!

Не следует думать, что в продолжение этого обмена мнениями между лейтенантом и рулевым гребцы сидели без дела. Напротив, вид их судна подействовал на них подобно заклинанию, и, считая, что всякую осторожность уже можно отбросить, они удвоили усилия. Как раз в ту минуту, когда Том произнес последние слова, вельбот подошел к борту «Ариэля». Хотя Барнстейбл, вздохнувший легче после томительной тревоги и уверенный, что сумеет уйти от врага, весь дрожал, охваченный возбуждением, тем не менее он принял на себя командование шхуной с суровой уверенностью, которую моряки считают необходимой в минуты наибольшей опасности. Он отлично знал, что любое тяжелое ядро из тех, которыми неприятель продолжал осыпать бухту с высоты, может оказаться роковым, если пройдет через легкую обшивку «Ариэля» и откроет доступ воде, от которой нет достаточной защиты. Вполне сознавая критическое положение шхуны, он отдавал приказания тем твердым, спокойным тоном, который гарантирует беспрекословное послушание. Повинуясь общему порыву, команда «Ариэля» быстро подняла якорь, а затем мощными усилиями, с помощью длинных весел, направила судно прямо к батарее, под прикрытие высокого обрыва, увенчанного облаком пушечного дыма, которое при каждом новом залпе с берега окрашивалось в разные цвета, как окрашиваются облака на закате солнца. Пока моряки могли удерживать свою маленькую шхуну под покровом берега, они были в безопасности. Но, когда они начали выходить, из спасительной тени, приближаясь к открытому морю, Барнстейбл заметил, что весла не в силах двигать судно против ветра, а темнота больше не скрывает его от глаз неприятеля, который тем временем выслал вперед наблюдателей, чтобы определить местонахождение шхуны. Поэтому он решил теперь уже не прятаться и своим обычным бодрым голосом отдал приказание поставить все паруса.

— Теперь пусть делают все, что хотят, Мерри! — добавил он. — Мы отошли на такое расстояние, что выстрелы уже не так опасны для нас.

— Чтобы помешать «Ариэлю» уйти, им следовало бы иметь более искусных пушкарей, чем эти ополченцы, добровольцы и тыловики… или как там еще они себя называют, — ответил бесстрашный юноша. — Но скажите, зачем вы привезли с собой обратно этого Иону, сэр? Взгляните на него при свете каютной лампы. Он закрывает глаза при каждом выстреле, будто ждет, что ядро попадет прямо в его уродливую желтую физиономию. И что слышно, сэр, о мистере Гриффите и капитане пехотинцев?

— Не напоминайте мне о нем, — ответил Барнстейбл, с такой силой сжав плечо юноши, на которое слегка опирался, что тот даже присел от боли. — Не напоминайте о нем, Мерри! В эти минуты мне нужны все мои душевные силы, а когда я думаю об этом Диллоне, мне трудно выполнять свои обязанности. Но время еще придет. Ступайте, сэр, ветер посвежел, а мы входим в узкий фарватер.

Молодой моряк тотчас повиновался приказанию, отданному, как всегда, решительным голосом и означавшему, как Мерри хорошо понимал, что он снова должен помнить о разнице в возрасте и служебном положении, о которой Барнстейбл, разговаривая с юношей, сам часто забывал. Паруса к этому времени были поставлены, и, как только шхуна приблизилась к выходу из бухты, ветер, который все крепчал, подхватил легкое суденышко. Рулевой, который за отсутствием большинства младших офицеров действовал на баке как человек, чьи годы и опытность дают ему право если не командовать, то хотя бы советовать при таких обстоятельствах, подошел к тому месту, где стоял командир.

— Ну, мистер Коффин, — сказал Барнстейбл, который хорошо понимал стремление старого моряка во всех трудных случаях быть рядом с ним, — что вы думаете о наших делах? Эти джентльмены на холме подняли большой шум, я более не слышу даже свиста их ядер. А ведь они, наверно, видят наши паруса на фоне широкой полосы света, которая идет по горизонту со стороны моря.

— Да, сэр, они видят нас и норовят получше прицелиться. Сейчас мы идем поперек линии их огня, да еще имея ход в десять узлов. Но, как только мы повернем и окажемся на одной линии с их пушками, мы увидим, а то и почувствуем их работу. Пушку тридцатидвухфунтового калибра не так легко наводить, как охотничье ружье.