Тавриз туманный - Мамед Ордубади

С первых же минут впереди оказался Гочали-хан Муваффишуддовле. Он быстро форсировал реку Татау и вот-вот должен был взять город, но внезапно из-за укрытия навстречу ему выскочили конники Хелми-бека и подвергли его солдат интенсивному обстрелу. Не обращая внимания на пули, свистевшие вокруг него, Гочали-хан с обнаженной саблей скакал вперед, что-то бешено крича. Вдруг он умолк и свалился с лошади. В отряде началось замешательство, но уже через минуту, спасая положение, русский офицер, кандидат на должность савудж-булагского консула, со своими конниками перешел в наступление. Не успел он доскакать до первых рядов турок, как скошенный пулей, упал с коня. Отряд его обратился в бегство. Началась паника. Чардовские всадники отказались идти в наступление на Савудж-булаг. Их деревни находились неподалеку от города, и они, боясь мести савудж-булагцев, присоединились к туркам, оголив центр фронта Гаджи-Самед-хана. Части, оставшиеся в резерве, решили, что враг прорвал фронт и, бросив все снаряжение - снаряды, пушки, винтовки - в беспорядке бежали.

Отряды Сеид-Гаджи-хана, находившиеся на правом фланге были окружены турецкой конницей. Увидев это, Гаджи-Исмаил-хан приказал шахсеванским всадникам, дошедшим почти до города, повернуть обратно и идти на выручку окруженным.

Хелми-бек, понимая, что войска Гаджи-Самед-хана уже не смогут оправиться, снова вошел в Савудж-булаг и, оставив там несколько сот аскеров, начал преследовать отряды азербайджанских ханов, пустившихся в бегство.

* * *

Отступление продолжалось несколько дней. На всем пути от Савудж-булага до Минбара шахсеванская и халхалская конница не оставила ни одного города, ни одной деревни. Все было сожжено и разгромлено. Что не успели разорить свои, добивали турки. Дороги были усеяны трупами.

Тутунчи-оглы писал, что "освободители" отбирали у населения последнюю рубашку, последнюю корку хлеба.

В связи с этими событиями в Тавризе было тревожно. Как ни старался русский консул скрыть позорное поражение Гаджи-Самед-хана, горожане узнали об этом. Беспокойство усиливалось еще от того, что русские военные втайне эвакуировались. Было совершенно ясно, что собрать новое войско для отпора туркам невозможно. А Гаджи-Самед-хан продолжал уверять, что еще не все потеряно. Он писал консулу:

"Господин генерал!

Чтобы зря не губить силы, вверенные мне, я сознательно отказался дать сражение под Савуджбулагом. Готовлю большое наступление под Марагой, где на большом поле легче будет разгромить врага".

Однако его бравада никого не могла обмануть. О подлинном положении вещей в Мараге писал Тутунчи-оглы:

"Гаджи-Самед-хан с горсткой людей обосновался в Мараге и собирался остановить наступление Хелми-бека, отряд которого состоит из разного сброда и не располагает достаточным количеством военного снаряжения. Гаджи-Самед-хан мог бы победить его при условии, если бы сумел собрать воедино свои разрозненные силы и, главное, если бы население поддерживало его. Но произошло обратное. Марагинцы, боясь турок, решили сдать город без боя.

В прошлую ночь они нарочно подняли панику, чтобы напугать Гаджи-Самед-хана и заставить его бежать. Они подожгли стога сена, сложенные на окраине, и стали кричать: "Турки ворвались в город!" Началась невообразимая суматоха. Проснувшись от шума и криков, военачальник Гаджи-Самед-хана, сев на неоседланных коней, ускакал чуть ли не в одном белье, хотя ночь была морозная. Артиллеристы оставили заряженными свои пушки и разбежались кто куда. Многие, удирая, бросали винтовки, чтобы в них не узнали сарбазов. С Гаджи-Самед-ханом осталось всего несколько верных ему слуг. Он был до того напуган, что даже деньги не успел забрать с собой. Целый мешок русских ассигнаций, выданных ему на снаряжение армии, все ценности, награбленные за шесть лет губернаторства, - все бросил он, а сам бежал без оглядки.

Утром в Марагу вторглась конница врага. Пока командиров в городе еще нет, прибыли только Гаджи-Мирза-ага Биллури и Кербалай-Гусейн Фишенкчи. Аскеры грабят дом Гаджи-Самед-хана, взорван тайный склад оружия и боеприпасов.

Несмотря на то, что марагинцы сдали свой город без боя, враги громят все дома подряд, убивают ни в чем неповинных людей. Сейчас им не до наступления. Дня два-три они будут заняты дележом награбленного, а потом двинутся на Тавриз. Уже сейчас они без конца повторяют: "Тавриз город богатый!" "Будьте готовы к встрече!"

Лишь один человек в Тавризе не разделял общей тревоги, а наоборот, радовался и ликовал при известии о поражении Гаджи-Самед-хана. Это был его преемник Сардар-Рашид. День, когда войска его соперника были разбиты, стал для него настоящим праздником. Конечно, после такого позорного поражения, Гаджи-Самед-хану в Тавризе нечего делать. Теперь Сардар-Рашид может спокойно править, может безраздельно властвовать и грабить население. Было от чего прийти в восторг!

ЦАРСКИЙ КОНСУЛ ПОКИДАЕТ ТАВРИЗ

Бежав из Мараги, Гаджи-Самед-хан прискакал в Тавриз. После такого позорного разгрома ему было стыдно показаться на глаза хозяину, и в консульстве он остановиться не решился. Поэтому он поехал прямо к своему старому другу Гаджи-Мехти-аге Кузакунани*. Не успел он пробыть там и нескольких часов, как консул узнав о его приезде, вызвал его к себе. Как следует отругав, он предложил ему немедленно выехать в Россию.

______________ * Кузакунани - мастер по обжигу кувшинов, был близок к Саттар-хану, но одновременно поддерживал хорошие отношения с консулом и Гаджи-Самед-ханом.

Сам консул тоже собирался покинуть город. Его задерживало только то, что необходимо было надежно спрятать секретный архив. Вывезти его не было возможности, так как все дороги из Тавриза находились под контролем турок. Как только все документы были размещены у переводчиков консульства Мирза-Фатулла-хана и Мирза-Алекпер-хана, консул начал собираться в путь. Оставаться в городе он не хотел, несмотря на то, что там было около тысячи русских солдат. Уж слишком свежи были в памяти события 1911 года. Он боялся, что если к городу подойдут турки, население может откликнуться на их призыв и восстать.

Ночью он вызвал к себе иранцев, которых считал своими друзьями. Был в том числе и я.

- Я советую вам всем, вам и Нине-ханум тоже, - повернулся он ко мне, эвакуироваться. На Тавриз наступает не регулярная армия, а полчища грабителей и разбойников. Нет сомнения, что все сочувствующие нам пострадают. Они ограбят и убьют вас. Поэтому-то я и советую вам уехать.

Выслушав его, я ответил:

- Премного благодарен господину консулу за заботу о нас. Конечно, Нине надо уехать. Что же касается меня, я нахожу, что мне целесообразнее остаться. Надеюсь, мне удастся предотвратить много зла. Жалко невинных людей. Ведь вам известно, что не всем под силу эвакуироваться. Я хочу организовать своих друзей в отряд защиты, надо дать отпор этому сброду, а то они камня на камне не оставят. Боюсь, как бы Тавриз не разделил печальную участь Мараги.

Консулу мои слова очень понравились.

- Это вы очень хорошо придумали. Я прошу вас, защитите царских подданных и тех, кто находится под покровительством императорского правительства. Желаю вам успеха. Прощайте.

* * *

По дороге от консула, я думал, как уговорить Нину эвакуироваться. Я и сам считал, что это необходимо. Если турки войдут в Тавриз, они не пощадят ни одного русского. Но еще больше меня беспокоило другое: Сардар-Рашид, несомненно, снюхается с их руководителями и постарается с их помощью осуществить свой гнусный замысел.

Но как сказать обо всем этом Нине? Я не сомневался, что она отвергнет мое предложение и ни за что не согласится уехать без меня.

Дома меня ждали руководители самообороны: мы должны были обсудить некоторые вопросы. Я прочел им последнее письмо Тутунчи-оглы и рассказал, что консул собирается покинуть Тавриз,

- Теперь не время сидеть сложа руки, - закончил я. - Надо действовать, готовиться к встрече врага, но так, чтобы никто не догадался о наших планах. Местные власти ничего не должны об этом знать.

Оборона у нас была крепкая. Наши отряды были размещены во всех кварталах города, заняли все центральные улицы. Они были надежно укрыты, ни у кого не было оружия, оно было сложено где-нибудь поблизости. В нужный момент тысячи вооруженных людей могли неожиданно появиться на всех улицах.

В половине третьего ночи участники совещания разошлись. Для охраны нашего дома остались Гасан-ага, Шабан-ага, Мусеиб и еще десять товарищей. Мы собирались ужинать. Нина и Тахмина-ханум накрывали на стол. Ни на минуту не переставал я думать о том, как предложить Нине эвакуироваться. Наконец, я решил сказать ей об этом при всех, тем более, что здесь были члены кружка, которым она руководила. При них она не стала бы плакать, а наедине это было неизбежно.

- Не знаю, Нина, согласишься ли ты с тем, что советует консул?

- Вот уже шесть лет я в Тавризе. Скажи сам, был ли хоть один случай, чтобы я не последовала его советам?