Однажды орел… - Энтон Майрер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, как дела, Джо? — спросил подошедший к нему Дэмон.
Брэнд кивнул.
— Опять выдумывают какую-нибудь сатанинскую штуку. Появившийся откуда-то де Лука доложил:
— Вам радиограмма, генерал.
Дэмон повернулся и, взяв листок, прочел вслух:
— «„Кондор“ — „Кортику“. Рубеж „Орандж“ должен быть удержан любой ценой. Дальнейшее отступление категорически запрещается. Уверен, вы сможете удержаться. Шестьсот двадцать девятая полковая боевая группа грузится на суда в Даломо для отправки на плацдарм высадки „Блю“ немедленно». Телеграмма отправлена открытым текстом, так, что ли?
— Да, сэр.
— Вот это здорово! Наверное, для того, чтобы японцы могли перехватить ее и точно знать, чего им следует опасаться.
— А где находится рубеж «Орандж»? — спросил Брэнд после короткого общего молчания.
— «Орандж» — это рубеж, который должен быть достигнут к концу вторых суток наступления. Фактически это рубеж, на котором мы находимся сейчас. — Дэмон передал радиограмму Диккинсону и пристально посмотрел на стоящие стеной джунгли. — «Дальнейшее отступление». Интересно, о чем он думает? Что я собираюсь установить следующую линию обороны прямо в море? — Дэмон презрительно скривил губы. — Черт возьми, разве не приятно узнать, что он так уверен в нас? Если мы не удержимся здесь, то с успехом можем пуститься вплавь обратно на Бенапей…
— Далековато придется плыть, — пробормотал Брэнд.
— А как же иначе? — На скулах генерала задвигались желваки.
— В самом деле, он что, струсил, что ли? — спросил Диккинсон.
— Возможно. Хочет обезопасить себя на случай провала.
— Но они не смогут прибыть сюда вовремя, так ведь?
— Шестьдесят пять миль по воде? Никаких шансов. И все же оповестите об этом всех, пусть знают, что помощь в пути.
— Но зачем, генерал? Если они не могут даже…
— Затем, что у солдат должна быть вера в то, что им помогут, — резко оборвал его Дэмон. — Особенно в такой малообнадеживающей обстановке, как сейчас… — На спокойном лице Кадлеса появились растерянность и озабоченность. Дэмон улыбнулся: — Прошу прощения, Дик. Просто сказались последствия длинной ночи. — Он похлопал начальника штаба по плечу. — Не принимайте это близко к сердцу. Возвращайтесь в свою галантерейную лавочку. Мы выкарабкаемся отсюда, несмотря ни на что.
«Это он из-за Крайслера, — подумал Брэнд. — Вот что его точит. Ох, этот Бен! Генерал боится, что Крайслер погиб там вместе со всеми остальными. Боже, если Крайслера убьют, эта будет для него тяжелым ударом. Это поразит его в самое сердце».
— Уин? — Генерал говорил по телефону спокойным, уравновешенным голосом. — Неважно, как бы сильно он ни давил на правом фланге, не оттягивайте туда силы. Это отвлекающий удар. Его интересует только тропа… Да, правильно… Нет, они стоят твердо, удержатся. Я еще позвоню…
Слушая его, Брэнд улыбался. Боже, да есть ли что-нибудь такое, с чем генерал Дэмон не справился бы? Артиллерия, подрывное дело, тактика, оказание первой помощи — он знает свое дело от мушки до приклада.
«Если вы раните генерала, — сказал он про себя, развернув пулемет на несколько градусов и пристально вглядываясь вперед сквозь неплотную завесу кустов гуавы и лиан, — если вы тронете хотя бы один волос на его голове, я сам буду убивать вас, всех подряд. Голыми руками. Без конца. Клянусь в этом».
— Что? — спросил, удивленно посмотрев на него, рядовой штабной роты Уелан, временно прикомандированный к ним в качестве второго номера.
— Ничего.
Справа от них в кустах начали разрываться мины; они ложились все ближе, а разрывы становились все оглушительнее, подобно приближающемуся грому. Брэнд поднял свою винтовку и проверил обойму и крепление штыка, затем ручные гранаты, уложенные рядышком в выемке на передней стенке окопа.
Голоса японцев утихли, только изредка из-за колышущегося зеленого моря джунглей доносились отдельные вопли. Напряженно прислушиваясь, Брэнд уловил режущий уши звук выстрелов легких минометов, находящихся прямо перед фронтом, и, крикнув: «Вот они, летят!», нырнул в окоп. Его засыпало комьями земли и обломками древесины. Он приник к влажной земле, наблюдая за генералом, который успел прижаться к передней стенке окопа и продолжал говорить по радио. Его слова доносились как бы издалека, обрывками:
— …Плевать на это, сейчас самый раз… вызывал вас, но нельзя же стрелять несогласованно… Дистанция тысяча восемьсот… отклонение, как указано ранее… беглый огонь. Переходите на поражение как можно ближе… пока не подойдут танки…
Взрывы мин переместились левее, к реке. Брэнд быстро поднял голову. Ему в лицо, выше глаз, тут же попал комок земли, и Брэнд снова нырнул в укрытие; его колотила лихорадочная дрожь, и в то же время он ощущал странное спокойствие и жажду действовать. Он снова рывком приподнялся — и вот они показались! Японцы бежали небольшими группами, их обмундирование коричневато-горчичного цвета казалось грязными заплатками на сочном зеленом фоне джунглей. Они пронзительно вопили. Прошедшей ночью они молчали, а теперь испускали нечеловеческие вопли; широко раскрытые рты казались черными ямами на их лицах. Японцы прыгали и спотыкались о трупы своих же солдат, размахивали винтовками, саблями и гранатами, производя впечатление неоклюжих и слабосильных, но в то же время они казались необычными существами, пришельцами с какой-то далекой планеты. Звуки стрельбы слились в один все заглушающий грохот. Брэнд дважды двинул рукоятку затвора и открыл огонь. Он видел, как трассы очередей его пулемета скрещивались с другими трассами на груди и животе солдат противника, которые замедляли бег, падали ничком, медленно валились набок или продолжали бежать, полные свирепой ярости, швыряли ручные гранаты, похожие на небольшие жестяные банки, и затем в свою очередь Превращаясь в безголовые, лишенные конечностей, бесформенные мешки, падали. На их месте возникали все новые в новые фигуры, выкрикивающие какие-то слова или имена или просто вопящие от боли и страха, и все эти крики сливались в один нечеловеческий, дикий вопль: ааааииииии!..
Сидевший рядом Уелан неожиданно подскочил и тут же безжизненно рухнул на дно окопа, зацепив откинутой рукой голову и лицо Брэнда. Пулеметная лента задергалась и пошла с перекосом. Поправив ее, Брэнд развернул пулемет влево, снова вправо, ведя огонь короткими очередями по наибольшим скоплениям противника. Идиотская, слепая храбрость этих безоглядно рвущихся вперед японцев вызывала в нем бешеную злобу. Этому потоку не было видно конца, он угрожал захлестнуть все впереди себя. Слишком много. Их было слишком много. Казалось, никто не может удержать их. Пронзительно крича, завывая и швыряя ручные гранаты, они уже докатились до передовых окопов.
Раздалось несколько громовых ударов. Брэнду почудилось, что взорвалось что-то в самом его черепе; воздух вокруг внезапно показался твердым, как окутанная клубами дыма и ныли железная маска. Взрывные волны ударяли по нему, как тяжелые доски, в глазах потемнело. Брэнд погрузился в странное забытье, почувствовав себя слабым, бессильным существом, съежившимся от страха. Закрыв голову руками, побитый и задыхающийся, он кричал: «Слишком быстро!» Однако его голос звучал слабо, как у старого астматика. Он сам не понимал, почему выкрикивает именно эти слова. Он никак не мог прийти в себя, а по нему били все новые и новые волны, на него один за другим сыпались сокрушительные удары; казалось, будто чья-то рука давит ему на мозг, закрывает все окружающее, не пропускает звуки и не дает связно мыслить. Это не может долго продолжаться, так не должно быть. Однако это состояние не проходило. Верхушки деревьев разлетались на медленно, как во сне, плывущие по воздуху частички, похожие на лепестки раскрывающегося под водой гигантского цветка. Рядом с его рукой лежит чья-то нога, точнее, часть ноги в ботинке и обмотке. Поблизости кто-то отчаянно закричал; чье-то тело свалилось в окоп рядом с ним, и ему в глаза бросилась алая, пульсирующая масса, в которой он смутно распознал человеческое лицо; крики исходили из этой сочащейся кровью массы, но вскоре они стали замирать и прерываться хрипом. Способность связно мыслить покинула Брэнда. Не надо больше этого. Не надо! Он с ужасом оглянулся, ища генерала, и увидел, что тот сидит, согнувшись, приставив руку к уху. Ошеломленный, охваченный изумлением, Брэнд сообразил: генерал разговаривает по телефону.
— О господи! — простонал он, задыхаясь. — Боже ты мой, как же это?…
И сразу же исчезла давившая на мозг рука, прекратились, будто растаяли, удары внутри черепной коробки. Его зрение прояснилось, он увидел серые сумерки, голубое еще небо и плывущие по нему вереницей облака. Цепляясь дрожащими руками за стенку окопа, он с трудом поднялся на ноги и увидел, что японцы все приближаются, они невероятно близко; идут ощупью, спотыкаются о высокие груды трупов; движутся, как бездумные, бесстрашные, пьяные марионетки. Брэнд продолжал стрелять, следя, как они спотыкаются и падают. Теперь японцы подходили со всех сторон: бежали между окопами, по перепаханной, развороченной взрывами земле, заваленной изувеченными трупами и снаряжением; они стреляли и прикалывали штыками всех, кто попадался на их пути. Пулемет Брэнда вдруг захлебнулся. Он схватился за затвор и обнаружил, что кончилась лента. Оглянувшись, Брэнд понял, что в окопе никого не осталось, кроме генерала, который вел огонь из автоматической винтовки «браунинг» короткими очередями по четыре патрона; его широкие плечи сотрясались от отдачи. Фолк был убит. Такая же участь постигла и де Луку. А японцы были теперь совсем близко, коренастые, кривоногие, орущие свой дьявольский боевой клич. Ненавистные враги. Брэнд потянулся за новой лентой, но, сообразив, что не успеет вставить, схватил винтовку и выстрелил в двух солдат, приближавшихся большими шагами, еще в одного, потом еще в трех, появившихся позади них. Он кричал что-то. Бешеная ярость охватила его, неудержная, безотчетная ярость, которой он всегда доверял, не подводившая его в самые страшные минуты, если отказывали мускулы, нервы, кости. Пустая обойма взлетела вверх. Он потянулся к подсумку за новой обоймой, но увидел перед собой офицера — низкорослого, коренастого, плотного человека с саблей у плеча, длинной, отливающей синевой, как лед в тени. Не успеть! Брэнд выпрыгнул из окопа, поскользнулся и, припав на одно колено, вскинул винтовку вверх, горизонтально над головой; сабли японца опустилась вниз и ударила по винтовке с силой, от которой заныли руки. Брэнд успел заметить вспотевшее, искаженное от напряжения лицо офицера. Оно было совсем рядом. Держа саблю обеими руками, японский офицер снова замахнулся, его толстое туловище изогнулось с большим проворством. Брэнд сделал выпад вверх и почувствовал, что поразил противника: штык вошел японцу в живот под пряжкой поясного ремня, украшенной императорской хризантемой. Что-то ударило Брэнда по плечу и спине, он снова упал на колени. Офицер ухватился за ложу его винтовки, на его лице появилось смятение, как будто он застыдился чего-то. Брэнд увидел, что это пожилой человек, больной и очень испуганный. Из большой тропической язвы на его верхней губе сочилась желтая слизь. Он упал на Брэнда, потянув своей тяжестью винтовку вниз и в сторону. Тело японца неприятно пахло рыбой, влажной гнилью и застарелым потом.