Политическая биография Сталина - Николай Капченко

Видимо, сам того не ведая, оратор замахнулся на святая святых устройства сложившегося партийного мироздания. Политбюро к тому времени стало фактически верховным органом власти не только в партии, но и в стране: в его руках, точнее в руках кучки людей из 5–8 человек, сосредоточилась необъятная власть. Не случайно Троцкий называл его «сверхправительством». Превращение же ПБ и Оргбюро в простые исполнительные комиссии коренным образом меняло бы положение дел. И бросая ретроспективный взгляд в прошлое, можно сказать, что такая чисто организационная мера могла бы сыграть огромную прогрессивную историческую роль в жизни самой партии и страны. Возможно, в таком случае нам не пришлось бы в дальнейшем столкнуться с фактами, которые вошли в историю под названием культа личности. Однако тогда даже сама постановка вопроса о превращении ПБ и Оргбюро в простые исполнительные комиссии ЦК представлялась чем-то кощунственным и повисла в воздухе. Этой темы больше уже никто не касался: она стала своего рода табу.

Из приведенных выше фактов и материалов читатель сам в состоянии сделать вывод о характере противостояния различных группировок в партии накануне, в период и после X съезда РКП(б). Он сам увидит как сильные, так и слабые стороны оппозиционных платформ. Мне бы хотелось в данном случае, чтобы сохранить необходимую объективность, сослаться на мнение одного из крупнейших западных специалистов по истории внутрипартийной борьбы в партии большевиков Р. Даниелса. Специально посвященная этим вопросам книга носит довольно претенциозное название «Совесть революции» (под ней подразумеваются различные оппозиционные течения в партии). Его обобщающий вывод, характеризующий основные особенности противоборствовавших платформ, звучит следующим образом (хотя эта цитата и довольно обширна, но она заслуживает того, чтобы ее привести без купюр). Давая оценку платформе «рабочей оппозиции», он пишет: «Их программа неограниченной рабочей демократии и контроля над экономикой через «ассоциацию производителей» означала попытку немедленного введения форм социальной организации, относительно которой и среди революционеров в 1917 году было общее согласие, что она является конечной целью коммунистического общества.

Троцкисты, придерживаясь более реалистических взглядов относительно путей достижения этой цели, подчеркивали необходимость использования власти и укрепления дисциплины, чтобы справиться с трудными экономическими проблемами непосредственно переходного периода. Это означало продолжение линии, которую определила политика военного коммунизма. В то же самое время умеренные левые выступали за создание структуры, которая бы объединяла государственные и профсоюзные органы, которые, как они надеялись, могли бы быть трансформированы, когда позволят условия, в коммунистический идеал автономных, демократических, федеративных коллективов.

Сторонники Ленина, разуверившись в том, что их слишком большие ожидания могут исполниться в скором времени, решились на стратегическое отступление. Они сконцентрировали свои усилия на том, чтобы держать под строгим контролем партийные и государственные высоты и продолжать постепенную революцию сверху посредством установления повсеместного иерархического контроля над населением, которое оказалось слишком отсталым, чтобы участвовать непосредственно в коллективном управлении. Функция профсоюзов, в этом контексте, должна была состоять в том, чтобы оградить массы от возможных злоупотреблений со стороны «государственного капитализма» и обеспечивать партии политическую связь с ее сторонниками в среде пролетариата. Решающее психологическое различие между этими тремя позициями состояло в оценке степени того, в какой мере массы могли оказывать помощь в выполнении программы революции»[911].

Однако от общих оценок, хотя и ценных для понимания атмосферы, царившей в тот период в стране и в партии, в том числе и в высшей партийной верхушке, возвратимся к непосредственным практическим итогам X съезда, решения которого обозначили своего рода переломный рубеж в историческом развитии страны и партии, а также в политической карьере Сталина.

Съезд принял ряд исключительно важных и имевших далекое перспективное значение решений и резолюций. Самыми важными из них были: О замене разверстки натуральным налогом; Об единстве партии; О синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии; Об очередных задачах партии в национальном вопросе.

В резолюции съезда по отчету ЦК съезд отметил «недостаток единства в ЦК, проявившийся в последнее время при обсуждении ряда злободневных вопросов, в особенности о роли и задачах профсоюзов, что повело к чрезмерному обострению дискуссии в рядах партии и к непомерной трате партийных сил в ущерб другим партийным задачам и, в частности, в ущерб расширению и укреплению влияния партии на широкие беспартийные массы[912]. В главной своей резолюции по вопросу о переходе к новой экономической политике, вошедшей в историю под названием «О замене разверстки натуральным налогом», съезд определил: «Для обеспечения правильного и спокойного ведения хозяйства на основе более свободного распоряжения земледельцем своими хозяйственными ресурсами, для укрепления крестьянского хозяйства и поднятия его производительности, а также в целях точного установления падающих на земледельцев государственных обязательств, разверстка, как способ государственных заготовок продовольствия, сырья и фуража, заменяется натуральным налогом»[913].

И, наконец, в широко известной резолюции «О единстве партии» съезд фактически запретил существование всяких фракций и группировок. В специальном пункте, который тогда не был предан гласности и был обнародован Сталиным лишь в январе 1924 года на XIII партийной конференции, предусматривались суровые санкции, в том числе и для членов ЦК, которые встали бы на путь фракционной борьбы: «Чтобы осуществить строгую дисциплину внутри партии и во всей советской работе добиться наибольшего единства при устранении всякой фракционности, съезд дает ЦК полномочие применять в случаях нарушения дисциплины или возрождения или допущения фракционности все меры партийных взысканий вплоть до исключения из партии, а по отношению к членам ЦК перевод их в кандидаты и даже, как крайнюю меру, исключение из партии»[914].

В.И. Ленин, представлявший съезду данную резолюцию, счел необходимым несколько сгладить гнетущее впечатление, которое произвела на всех эта резолюция. Он высказал, как оказалось в дальнейшем, полностью иллюзорную надежду, когда заявил: «Это — мера крайняя. Надеюсь, мы ее применять не будем. Она только показывает, что партия применяет то, о чем вы слышали, при наличии таких разногласий, которые одной своей стороной подошли к возможному расколу. Мы же не дети, видали тяжелые времена, видали расколы и переживали их, и знаем, как они тяжелы, и мы не боимся назвать опасность своим именем»[915].

Надеждам Ленина не суждено было сбыться. Больше того, именно эта резолюция стала главным орудием борьбы против любых реальных или мнимых отступлений от так называемой генеральной линии партии. Куда больше прозорливости выказал К. Радек, произнесший на съезде пророческие слова: «Мы еще не знаем, как сложится обстановка, как будет проводиться в жизнь, но товарищи, предлагающие это, думают, что это — меч, направленный против товарищей инакомыслящих. Голосуя за эту резолюцию, я чувствовал, что она может обратиться и против нас, и несмотря на это, я стою за резолюцию»[916].

Западные исследователи деятельности Сталина единодушны в том, что решения, принятые на X съезде, создали, так сказать, институционально-правовую основу для укрепления в будущем его единоличной власти. И с этим мнением трудно спорить, поскольку оно в значительной мере соответствует реальным историческим фактам, а главное — весь процесс постепенного утверждения власти Сталина в партии служит тому убедительным подтверждением. Созвучны этим утверждениям и выводы относительно того, что решения X съезда партии ознаменовали коренной поворот в исторической эволюции самой большевистской партии. Упоминавшийся выше И. Дойчер, в частности, отмечает, что в этот период шли как бы два параллельных процесса: с одной стороны, прокламировались и осуществлялись реформы в сфере экономики, открывавшие простор частной инициативе. Эти меры носили далеко идущий характер. С другой стороны, шел процесс ужесточения политической диктатуры. Он констатирует: «На последних стадиях Гражданской войны оппозиционные партии, меньшевики и эсеры, были окончательно подавлены. Следующим шагом стало запрещение образования каких-либо оппозиционных групп внутри самой правящей партии. Не сознавая того, почти на ощупь, большевизм теперь достиг преддверия того, что позднее будет названо тоталитарным государством»[917].