Слуга Империи - Раймонд Фейст

Вошедшая горничная бросилась к хозяйке:

— Чем услужить тебе, госпожа?

Мара протянула руку:

— Просто помоги подняться, чтобы мне не стало дурно, — попросила она сдавленным шепотом.

Встав на подгибающиеся ноги, властительница Акомы поняла, что беременность — всего лишь одна из причин, почему она так скверно себя чувствует. При том внутреннем напряжении, которое ей приходилось выносить, она была подобна натянутой тетиве, готовой лопнуть в любую минуту.

Когда-нибудь, подумала Мара, ребенка, который сейчас растет в ее чреве, будут считать сыном Хокану, и он станет властителем Шиндзаваи.

А то, что он — Мара уже думала о нем как о мальчике — зачат от Кевина… ну что ж, таким образом она лишь отдает долг чести варвару, который покорил ее сердце и множество раз спасал ей жизнь. Его потомки, окруженные почетом, будут жить на земле Келевана, и дух Кевина не канет в тьму забвения.

Но для начала нужно пережить ближайшие три дня. Даже могущественный Камацу не станет связывать судьбу своего наследника с родом, имеющим столь грозного врага, как Тасайо. Побледнев не только от спазмов в желудке, Мара оперлась на подставленную руку горничной. Она должна придумать план, как вырвать, казалось бы, верную победу из цепких лап Минванаби. Должна, и все тут! Иначе погибнет и ее сын, и нерожденное дитя Кевина.

Багровый свет закатного солнца лился через широкие стенные перегородки. Тасайо Минванаби восседал подобно монарху на горе подушек в самом большом и пышном покое своей резиденции в Священном Городе. В отличие от большинства других правителей, владевших домами в самом городе, семье Минванаби принадлежал просторный особняк на вершине холма, откуда открывался вид на самое сердце имперского квартала в городе. Пристально следя прищуренными глазами за сменой караула в белоснежных доспехах у внутренних ворот Имперского дворца, властитель едва удостоил взглядом послание, врученное ему первым советником.

— Господин, — с величайшим терпением напомнил Инкомо, — Мара со своим почетным эскортом сейчас стоит поблизости от городских ворот. Ее сопровождает также посланец Света Небес, несущий жезл герольда, а в городе объявлен Имперский мир. По твоему распоряжению она прибудет в указанное место встречи.

— Удачный выбор времени ее не спасет. — Тасайо провожал взглядом каждое движение стражников в сверкающих белоснежных доспехах. — Пусть глупый мальчишка, называющий себя императором, потешится еще пару дней, но никакое объявление Имперского мира не помешает мне уничтожить врага. — Помолчав, Тасайо добавил:

— Однако, быть может, и стоит погодить с ударом, пока мы сами не выберем время и место. Да и забавно послушать, чего хочет эта акомская сука, — хотя бы для того, чтобы узнать, чем ее доконать.

У Инкомо сердце щемило от дурных предчувствий.

— Господин, я не исполнил бы свой долг, если бы не предостерег тебя от встречи с этой женщиной. Она опаснее любого другого правителя Империи, что она и доказала многократно.

Выведенный наконец из своего созерцательного состояния, Тасайо свирепым взглядом призвал первого советника к молчанию.

— За мной армия, Инкомо.

— Но ты все предусмотрел? — настаивал первый советник, который никак не мог выкинуть из головы, что именно заботами Мары дядя Тасайо нашел свою смерть под крышей собственного дома и в окружении собственных воинов. — Если властительница Акомы желает поговорить, то — что бы она ни сказала — все будет на пользу ей и во вред тебе. Не вижу в этом никакой выгоды для Минванаби, мой господин.

Тасайо побарабанил пальцами по подушке.

— Передай суке мой ответ. Я буду соблюдать перемирие и побеседую с ней. — Заметив помрачневшее лицо Инкомо, он сузил желтые глаза. — Какой смысл тревожиться понапрасну? У Мары с ее отродьем есть крохотный шанс пройти по лезвию ножа, но когда я добьюсь белого с золотым, она будет первой из моих врагов, которых ждет могила. — Подтянутый, стремительный, беспредельно верящий в свою звезду, он поднялся на ноги. — Я могу проявить великодушие и, возможно, сохраню жизнь этим глупцам из клана Хадама, но лишь при одном условии: они станут моими вассалами после того, как я на их глазах навеки покончу с именем Акомы. — Скупо улыбнувшись, он добавил:

— Ты слишком много беспокоишься, Инкомо. Я всегда могу ответить «нет» на любое предложение Мары.

Инкомо промолчал. Его томило жуткое предчувствие: если Тасайо ответит отказом на предложение Мары, то даже это будет полностью отвечать ее желаниям. Первый советник поклонился, повернулся и отправился посылать сообщение.

Этот ветер в Империи называли «бутаронг», что в переводе с древнего языка народа цетачи означало «ветер из преисподней». Он дул целые дни и порой недели подряд. Его иссушающие шквалы налетали с дальних гор резкими воющими порывами. В жаркое время года такие ветры могли высушить мясо или сочный плод за считанные часы. Зимой ветер приносил стужу, по ночам заставляя людей жаться к огню и наворачивать на себя вороха одежды. Когда дует бутаронг, на собак нападает бешенство и демоны разгуливают по земле под видом людей — так сказывали в народе. Бывало, мужья с воплями убегали в ночь, и больше их никогда не видели, а женами овладевала тоска, доводящая иных до самоубийства. Множество легенд ходило о сверхъестественных существах, появлявшихся под вой бутаронга. Поговаривали, что в такие ночи Империю посещает Серый Человек — страшилище из древних мифов. Одинокому путнику при встрече с ним приходится отгадывать загадку, и того, кто даст верный ответ, ожидает награда; но если путник не найдет разгадки, то не сносить ему головы. Вот такие рассказывали истории о бутаронге, сухом резком ветре, что дул в эту ночь.

Вне городских стен, на вершине холма, стояли под яркими звездами одна напротив другой две небольшие армии. Полоскались на ветру знамена; чадили факелы, и их мечущееся пламя сумятицей света и теней играло на застывших в мрачном напряжении лицах. Перед неподвижными рядами замерли в ожидании офицеры в шлемах с плюмажами, а во главе каждой армии стоял властитель: женщина в мерцающих зеленых шелках, усыпанных изумрудами, и худощавый мужчина, напоминающий сильного хищника, в черных блестящих доспехах с черными и оранжевыми металлическими накладками.

Точно посредине между двумя отрядами стоял имперский герольд; его белая форма четко виднелась в свете ущербной луны. Зычным голосом, перекрывающим шум ветра, он провозгласил:

— Да будет всем известно, что в городе и окрестностях объявлен Имперский мир! Никому не дозволено вынуть меч ни в гневе, ни для мести. Так повелел Свет Небес! — Повернувшись к отряду Тасайо, герольд произнес ритуальным речитативом предписанные фразы: