Слуга Империи - Раймонд Фейст

Эту мысль не хотелось додумывать до конца, а выражать вслух — тем более. Мара и сама понимала, где таится опасность. Достаточно одного меча, извлеченного из ножен во имя чести, — и вся Империя содрогнется. Можно ли избежать этого? Став свидетелем — и участником — резни в Ночь Окровавленных Мечей, Кевин уже не затруднял себя подсчетами соотношения сил.

Авангард достиг арочных городских ворот, и толпы восторженных зевак остались позади. Дорога опустела. Навстречу процессии выступил патруль имперских войск. Мара приказала остановиться, и к ним приблизился сотник в белых доспехах, сверкающих на утреннем солнце.

— Мара Акома! — громко обратился он к ней.

Непривычная тяжесть шлема с пышным плюмажем заставляла воздерживаться от резких движений, и Мара лишь осторожно склонила голову.

— По какой причине ты привела войско клана Хадама к Священному Городу? — требовательно спросил офицер.

С высоты платформы Мара в упор посмотрела на высокомерного юношу, преисполненного уверенности в чрезвычайной важности собственной миссии. Наконец она промолвила:

— Ты позоришь Свет Небес своими скверными манерами.

Офицер пропустил ее замечание мимо ушей.

— Властительница, я отвечу за свои действия, когда Туракаму рассудит, куда в следующий раз меня перенесет Колесо Жизни. — Молодой офицер сначала окинул выразительным взглядом армии, расположившиеся лагерем на берегах реки, а затем — с подчеркнутой укоризной — воинов, выстроившихся за платформой Мары. — Соблюдение этикета — последняя из наших забот. Если пожелают боги, многие из нас достаточно скоро смогут посмотреть в лицо своей судьбе. Я исполняю данный мне приказ. — Явно чувствуя себя неуютно от того, что за его спиной лишь два десятка солдат, а на клич Мары готовы отозваться тысячи и тысячи, он резко закончил:

— Военачальник Имперских сил настаивает, чтобы мне сообщили, по какой причине ты привела в Священный Город воинские силы клана Хадама.

Мара понимала, что превратить это требование в предмет спора означало бы попросту спровоцировать бессмысленную стычку, и предпочла сделать вид, что не заметила оскорбления.

— Мы явились в интересах благополучия Империи — держать совет с равными нам по рангу и положению.

— Тогда следуй в свои апартаменты, властительница Акомы, и помни: на тебя распространяется закон Имперского мира. Тебя может сопровождать только один почетный страж из воинов Акомы, и по одному — на каждого властителя из клана Хадама, который присоединяется к тебе. Но имей в виду, что по повелению Света Небес Палата Совета закрыта, пока этот указ не будет отменен. Любого, кто попытается проникнуть во дворец без разрешения императора, сочтут предателем Империи. Итак, входи, если тебе угодно.

Молодой офицер отступил в сторону, освобождая проход для носилок госпожи в ранге предводителя клана и для ее почетного эскорта. Однако Мара не сразу двинулась в дальнейший путь. Наклонившись к Люджану, она отдала краткие распоряжения:

— Передай властителю Чековары и другим: на закате встречаемся в моем городском доме.

Военачальник коротко кивнул.

— Как насчет воинов, госпожа?

Мара в последний раз окинула взором склоны окрестных холмов, где пестрели шатры, знамена и стойки с оружием — и где теснились тысячи солдат.

— Отыщи штандарт Минванаби и разбей лагерь как можно ближе к его порядкам. Пусть Тасайо знает:

Что бы он ни делал, кинжал Акомы приставлен к его горлу.

— Будет исполнено, госпожа.

Люджан поспешил передать приказание властительницы младшим офицерам и назначить воинов в почетный эскорт.

По сигналу Мары ее свита вошла в город; следом потянулись властитель Чековары и остальные правители из клана Хадама. И пока вся эта чинная процессия продвигалась к месту своего назначения, Мара мечтала только об одном: избавиться от гнетущего чувства страха, из-за которого у нее мучительно сосало под ложечкой. Все должно решиться здесь в течение нескольких ближайших дней, а она до сих пор и понятия не имеет, как отвести роковую участь, уготованную ей обетом Минванаби — ведь согласно этому обету и властительница Акомы, и ее девятилетний наследник должны быть принесены в жертву Красному богу. Доспехи так и тянули ее к земле; приветственные крики толпы вдруг показались неприятно громкими. Остался ли в мире такой уголок, гадала Мара, где она могла бы спокойно обо всем поразмыслить?

Путь через город до дома измотал Мару. Приписав усталость душевному надлому, она отложила ранее намеченные встречи и посвятила послеполуденное время отдыху. Потом оказалось, что благодаря этому изменению в плане Аракаси успел отыскать в городе своих агентов и собрать по крупицам самые разнообразные сведения. Она обедала с мастером тайного знания и Люджаном, обсуждая в этом узком кругу самые разнообразные способы, с помощью которых было бы можно обуздать ненасытную жажду власти семьи Минванаби.

Никакими блестящими озарениями этот обед не был отмечен.

Клан Хадама собрался на следующее утро в тенистом внутреннем саду. Рядом с центральным фонтаном, образовав большой круг, уселись наиболее выдающиеся правители клана, а также с полдюжины их союзников.

Первым решился высказать свое мнение властитель Онтары.

— Госпожа Мара, — начал он, — немало правителей, не питающих добрых чувств к Тасайо, встанут на его сторону против Света Небес по той простой причине, что Ичиндар бросает вызов традициям. И в нашем собственном клане многие опасаются того, что вся власть в Империи окажется в руках одного человека, даже если этим человеком будет Свет Небес. Как бы высоко порой ни возносился Имперский Стратег, но все же он лишь первый среди равных.

Негромким бормотанием присутствующие выразили согласие.

Все еще ощущая странное недомогание, Мара сделала над собой усилие, пытаясь сосредоточиться. Приходилось признать справедливость скупых замечаний Кевина насчет политических маневров цуранских вождей. У этих людей любовь к своим привилегиям была гораздо сильней, чем ненависть к жестокости, убийству и насилию. Мара вглядывалась в лица родичей и союзников, с новой силой осознавая, как преобразился ее собственный образ мыслей. Он изменился настолько, что почти никто из вельмож ее ранга не способен это постичь. Чтобы достучаться до их сердец, приходилось очень тщательно подбирать слова.

— Те, кто цепляется за традиции, — либо по недомыслию, либо из страха перед переменами — глупцы. Избрать сейчас Тасайо — все равно что приютить у себя на груди ядовитую релли. Он отогреется, подкормится, но в конце концов

— убьет. Если вы позволите ему ограничить власть императора, то очень скоро обнаружите, что обрекли себя на беды куда более страшные, чем абсолютное самодержавие. Властитель Минванаби молод. Он может на десятилетия облачиться в белое с золотом. Он умен, безжалостен и — позвольте мне назвать вещи своими именами — испытывает наслаждение при виде чужой боли. Он достаточно искушен в Игре, и ему вполне по силам затеять пересмотр правил преемственности. Альмеко и Аксантукар почти добились того, чтобы должность Имперского Стратега стала наследственной. Разве Тасайо из Минванаби менее честолюбив?