Дмитрий Донской. Зори над Русью - Михаил Александрович Рапов

— На Великом княжении ему не бывать! Ты ему не помог и впредь не поможешь, он, гляди, и на тебя озлится, так ты берегись.

— Не слушай, посол, наговора! — завопил князь. — Не слушай!

Тютчев в ответ с чуть заметной издевкой:

— На себя пеняй, княже, об отраве у нас и в мыслях не было, а ты проговорился.

Посол крутил шеей, смотрел то на князя, то на Захара, наконец, бормоча проклятия, полез за пазуху, вынул круглый пенал черного лака с золотыми китайскими драконами, ткнул его в руки князю:

— Держи ярлык Мамаев, промышляй великое княжение как сам знаешь, а я… в Москву, а то и вправду отравишь… — и пьяно заорал своим:— Эй! Свертывай табор!..

13. ЭТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ

На прибрежном камне, странно съежившись всем своим огромным телом, понуро сидел Фома. Он смотрел и не видел, как наступает рассвет, не слышал, как начинают подавать голоса птицы, и только когда сверху доносилось позвякивание металла о камень, Фома поднимал голову, в бессильном гневе сжимал кулаки. Там наверху Никишка мечом рыл могилу.

Вновь и вновь вспоминал Фома, как мучился, как трудно умирал человек, заеденный муравьями.

«Отомстить! Как? Нельзя зарубить поганого мурзу! Бед для Руси не оберешься. Душно!..»

Фома пошел наверх, взглянул на тело, покрытое кафтаном, на Никишку, копавшегося в могиле. Подошел к вековой сосне, что стояла у самой ямы, вытащил засапожный нож, начал вырезать старинный осьмиконечный крест.

— Нет! Не то! Не того душа требует!

Фома сорвался с места, кинулся в лес. Никишка удивленно взглянул ему вслед. Прошло еще немного времени, парень опять высунулся из ямы, встревоженно принюхивался.

Из леса явно тянуло дымом.

Наконец на берег вышел Фома, постоял молча, вдруг, что было силы, хватил кулаком по стволу.

— Ну вот! Спалил я проклятый муравейник! Спалил людоедов дотла, а толку что? Мураши, чай, и не виноваты. Мурзу бы сюда! Князя бы Михайлу!

14. ЧЕРНЫЙ БОР

Бедовое местечко — старый колодец на Ордынке. Здесь, под ветлой, утром соберутся хозяйки — и пошли языками чесать. Плещется вода, плещется смех, но сейчас у колодца тихо. Собравшись в тесную кучку, пугливо озираясь, женщины перешептывались меж собой:

— Всяких царевых послов видали на Москве, но такого не видывали.

— Мужики говорили, под Мологой Захар Тютчев мурзе меду поднес, так он гневался, пить не хотел, а ныне что творит!

— С цепи сорвался царев посол, с утра пьян.

— Мурза в Кремле, а простые ордынцы у себя на подворье гуляют. Бабам лучше и не показываться, того гляди в лапы им угодишь.

— Тоже накормить, напоить, ублажить их надобно.

— У князя и харчей и подарков хватит.

— А не хватит — с нас возьмет.

— Ох, бабы, возьмет! Чует сердце!

Внезапный крик:

— Бабы! Мурза! — и будто не было никого у колодца, только одно липовое ведерко катилось с пригорка, марая мокрые бока в дорожной пыли.

Летевший полным скоком вдоль Ордынки Сарыхожа остановил лошадь, крикнул по–своему. Тотчас же ему подали копье. Когда брал мурза древко, на солнце сверкнули самоцветы, на каждом пальце по одному, по два перстня. Попятив лошадь, мурза свистнул, лошадь прижала уши, рванулась вперед. Сарыхожа с налету пробил копьем дно ведерка, пригвоздил его к земле и ускакал довольный, слыша позади громкий шепот слуг, хваливших меткий удар, но не слышал посол русских слов, посланных вслед:

— Богатырь! С копьем на бабье ведро напал. Испортил ведерко, собачий сын.

Еще глядели в щелку тына испуганные женские глаза, еще не решалась хозяйка выйти, подобрать изуродованное ведерко, когда к калитке подошел человек, властно постучал.

Хозяйка робко подняла щеколду. Человек шагнул во двор.

— Зови мужа.

Женщина торопливо пошла в избу, а человек тем временем вытащил из–за пазухи измятый свиток, развернул, повел пальцем по бумаге. На крыльцо вышли хозяева. Чиркнув ногтем под строкой, человек спросил:

— Ты Васькой Кривым прозываешься?

— Я, государь.

— Ямщик?

— Ямщик.

— Два алтына с тебя.

Ямщик попятился:

— Чур меня! Аль ты, писец, белены объелся? Взгляни в свою грамотку, недоимки за мной нет. Все дани выплачены. Ты взгляни.

Но писец уже свернул свиток, отвечал равнодушно, с зевком:

— Тоже сказал, «недоимки нет»! Нешто я за недоимкой пришел? Великий князь Дмитрий Иванович приказал собрать Черный бор, то есть со всех вас, черных людишек, поголовную дань взять.

— Да за что?

— Очи есть, так гляди, — писец кивнул в сторону улицы. Сквозь раскрытую калитку виднелось воткнутое в землю татарское копье.

— Да нет у нас двух алтын!

— Все так говорят. Ты прислушайся.

С соседнего двора доносились