Дмитрий Донской. Зори над Русью - Михаил Александрович Рапов

— Передай Михайле Тверскому — на великое княжение его не пущу. — Выдернув меч наполовину из ножен, Дмитрий спросил: — Видал? Скажи о мече князю. — Со звоном бросил меч обратно в ножны.

— Передай мурзе Сарыхоже, да смотри передай, не слукавь, — ему, послу, путь чист, прошу его милость ко мне на Москву. Передашь?

— Передам.

— То–то! А соврешь, рано или поздно до тебя доберусь, тогда пеняй на себя и милости не жди.

— Но ярлык… — начал было боярин.

— Довольно! — перебил его Дмитрий. — Поезжай прочь. Бога благодари, что, уважая посольский чин, я твое невежество стерпел, когда ты о моем здравии спросить позабыл. Нечего поминать ярлык! Сказано: к ярлыку не еду!

10. ТРИ КОСТРА

Трясущимися руками дед Микула ударял стальным кресалом [259] по кремню. Звезды искр, летевших от огнива, казались под солнцем бледными, немочными, падали на трут, тухли. Дед терпеливо продолжал высекать огонь, наконец тонкая струйка дыма поднялась над трутом.

Раздув трут, он склонился над костром, зажег, потом запалил второй и, отойдя к северу на двадцать шагов, развел третий. Присев на чурбашек, посматривал вдаль.

«Ага! Запалил, — улыбнулся дед, увидав над лесом три дымных столба. — Побежали дымы ко граду Переславлю. Добро!..»

Вечером того же дня Фома ворвался в собор Спаса, где шла вечерня.

— Княже! Митрий Иванович! На Ярилиной плеши дымы!.. — рявкнул он на весь собор. Люди шарахнулись в стороны, дьякон оборвал возглас, уронил кадило. Угли и ладан рассыпались по майоликовому [260] полу. Князь вздрогнул, повернулся всем телом к Фоме, несколько мгновений смотрел на его потное, напряженное лицо, потом шагнул без разбора прямо на дымящиеся угли и, оставляя на желтых и зеленых плитах черные следы, пошел к выходу. Народ повалил за ним.

С переславского вала ясно были видны три дыма, поднимающиеся в тихое вечернее небо над Ярилиной горой. Не проронив ни слова, Дмитрий стоял, смотрел в проем заборола. [261] Так же молча стояли на стене ближние люди князя. Наконец Владимир Андреевич нарушил молчание:

— Похоже на то, брат, что меч, который ты тогда только наполовину вытянул, князю Михайле знаком.

— И страшен, — вставил свое слово Боброк.

Владимир засмеялся:

— Именно страшен! Ушел Михайло Александрович от Владимира и, нас убояся, на полуночь подался, вон третий дым куда отодвинут.

Дмитрий будто ничего не слышал, молчал. Владимир наконец не утерпел, толкнул брата:

— Да скажи хоть слово. Уставился!

Дмитрий медленно провел тыльной стороной ладони по глазам.

— Мне за самовольство еще держать ответ перед Мамаем. Потому рано веселиться. Посла Сарыхожу, пока он на Руси, во что бы то ни стало надо на Москву залучить и купить, иначе и голову потерять недолго. Но кого послать за ним? Надо, чтоб муж был умудренный опытом, ибо Сарыхожа, как слышно, волк травленый.

— Пошли Боброка, — быстро ответил Владимир Андреевич.

— Нельзя! Дмитрий Михайлович здесь при полках нужен. Молодых бояр сейчас нет.

— Ты про кого?

— Ну, скажем, Бренко, он Москву блюдет, Кошка в Ростов Великий послан, Свибл Суздаль от князя Михайлы стережет. Кого послать?

— Пошли меня, княже господине, — выдвинулся вперед Василий Васильевич Вельяминов.

«Нельзя послать Вельяминова! Где ему с послом Мамаевым совладать, оседлает его Сарыхожа. Да и не дело: сын из Москвы в Тверь бежал, а отца послом к тверичам послать — разум потерять».

Но сказать так — врага нажить, пришлось найти отговорку.

— Не по годам тебе, Василий Васильевич, такой труд. Ехать придется быстро. Михайло Тверской не иначе на Волгу подался. Путь не малый.

Василий Васильевич с ворчанием отошел, а Дмитрий Иванович пошарил глазами, остановил взгляд на Захаре Тютчеве, скромно стоявшем поодаль.

— Ехать тебе, Захар!

Тютчев кратко передохнул, выпрямился, сдернул шапку.

— Спасибо за честь, княже!

Дмитрий Иванович повторил:

— Ехать тебе. Возьми для охраны сотню воинов. Зря с Михайлой не задирайся, однако и спуску ему не давай, а на Сарыхожу даров не жалей, волоки его в Москву.

Вельяминов стоял, тяжело опираясь на посох, вцепившись, что было силы, костлявыми руками в серебряный набалдашник. Пепелил гневным оком Захара. Будь его воля, этим самым посохом разразил бы он Тютчева. Но руки коротки… От этого еще горше стало. Словно клубок змей, копошились мысли:

«Боярину, тысяцкому отказал, а княжого писца, человека без роду, без племени, посылает к цареву послу. Легко ли! А Тютчев–то, Тютчев, рад, пес! Ишь стоит плечо о плечо с Семкой Меликом. Этому тоже давно пора посохом в морду ткнуть, тоже воевода выискался. Тать! Шпынь ненадобная!»

А Захар тем временем просил:

— Дозволь, Дмитрий Иванович, взять сотню Семена Мелика. Мы с Семеном дружим, оно как раз придется.

Князь засмеялся:

— У тебя губа не дура! Ладно, бери. Ребята лихие. В поход сегодня же.

— Я мыслю в Ярославле мурзу перехватить.