Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

— Что это? — осипшим от негодования голосом прошептала Гермиона вслух. — Что это такое?! — с внезапно нахлынувшей яростью вскричала молодая ведьма, и вскочила на ноги. — Как они смеют?! Как они могут такое писать о Етте?! Ползучая гадина?! Моя дочь — ползучая гадина?! Да как он осмелился?!

— Милорда нет в гимназии, — злорадно сообщила Джинни. — Возможно, он уже разбирается с этим, — последнее слово она произнесла, кивая на смятую в руках Гермионы газету. — Это всё целитель или та стерва! — добавила девушка. — Пока мы ждали тебя, Етта зашипела в детском манеже на какого‑то мальчишку, и его мамаша явно была недовольна. Добраться бы до нее…

Гермиона сжала кулаки и с отчетливостью поняла, что сама готова разнести на куски редакцию «Пророка» и Элфиаса Дожа в придачу. Как это подло — вплетать ребенка в политическую грязь! Что Орден Феникса позволяет себе?!

— Хочу посмотреть ему в глаза, — вдруг сказала она, — этому мерзавцу.

— Боюсь, поздновато, — зло хмыкнула Джинни.

— Стоп, — вдруг сказала Гермиона и почувствовала, что спина в минуту покрылась липким потом. — Они же… Они же не убьют его из‑за моего ребенка?

Джинни подняла брови и хмыкнула вновь.

— Но…

Гермиона растерялась. Злость отступила так же стремительно, как и нахлынула.

— Mon Pére нет в гимназии? — тихо спросила она, и Джинни кивнула.

Молодая женщина резко сдернула с плеча кофточку и решительно прижала похолодевшие пальцы к Черной Метке.

— Что ты делаешь?! — подскочила Джинни, бледнея на глазах и начиная лихорадочно приглаживать волосы.

Резкая жгучая боль обожгла руку, и Гермиона стиснула зубы. Джинни с яростью посмотрела на нее и быстро выхватила волшебную палочку, направляя на окна — стекла на террасе мгновенно запотели. Гермиона запоздало поняла, что они на виду у всех соседей. Хотя сейчас это всё равно мало волновало ее. Только бы успеть.

С громким хлопком на террасу дома Грэйнджеров трансгрессировал Лорд Волдеморт.

В своей новой ипостаси, красноречиво описанной Дожем, он выглядел так же непроницаемо, как и всегда — только легкое вопросительное выражение лица выдавало эмоции.

Волдеморт бросил быстрый оценивающий взгляд вокруг.

Гермиона сильнее сжала газету. Джинни, начиная немного алеть, поклонилась.

— Всё в порядке? — приподнимая левую бровь, спросил Темный Лорд.

— Нет, не всё! — со внезапной злобой крикнула Гермиона, забывая, зачем звала своего отца, и взмахивая мятой газетой. — Что Орден Феникса себе позволяет?!

— Спокойнее, дамы, — усмехнулся тот в ответ, определенно начиная веселиться. — Джэнни, присядь, тебе вредно волноваться, — добавил он. Джинни дрожащей рукой взялась за стол и опустилась на диванчик, не отрывая взгляда от Темного Лорда. — Орден Феникса тут ни при чем, — сказал он после этого Гермионе. — Осмелюсь предположить, они будут возмущены даже более тебя.

— Ни при чем? — подняла брови Гермиона. — Разве Элфиас Дож — не член Ордена Феникса?

— Уже давно нет, — ухмыльнулся ее собеседник, складывая руки на груди и прислоняясь к стене. — Насколько мне известно, мистер Дож со скандалом покинул эту организацию, ибо не считает приемлемым какое‑либо сотрудничество со мной.

— Орден Феникса сотрудничает с тобой?! — вытаращила глаза Гермиона, опускаясь в кресло.

— Приползли как миленькие! — подала голос Джинни.

— Джэнн, дорогая, ты не права, — с мягкой иронией прервал ее Волдеморт. — Не стоит говорить об Ордене Феникса в столь пренебрежительном тоне. Минерва умная женщина и отличный руководитель. Я почти восхищаюсь ею. И можно представить ее реакцию на это, — он со смешком кивнул на скомканную газету, которую Гермиона бросила на стол.

— Хочешь сказать, что МакГонагалл настолько сотрудничает с тобой, что ее должны напрягать такие выпады?! — совершенно опешила Гермиона. — Мир сошел с ума… Прости, просто… МакГонагалл!

— Эти, как ты выразилась, «выпады» — всего лишь смешны и ужасно наивны, в них нет реально силы, и они скорее играют на руку мне, чем вредят в чем‑либо.

— Оскорбления в адрес моей дочери играют тебе на руку?! — опять закипела Гермиона.

— Я имею в виду не это, — остановил ее Волдеморт. — А то, что для основной массы волшебников создается иллюзия демократии. И пока остаются такие энтузиасты правого дела, как Элфиас Дож, мне даже не нужно расходовать свои силы на создание этой иллюзии. Если ведущее издание Королевства может себе позволить безнаказанно печатать статьи с прямыми оскорблениями мне и моей семье — значит, в обществе царит высшая справедливость и свобода волеизъявления, — с насмешкой пояснил он. — Есть вещи, на самом деле пустые, сколь обидными и вызывающими они не казались бы на первый взгляд, кои волне позволительно допускать. Даже необходимо. Поверьте, «Ежедневный пророк» никогда не напечатает ничего по–настоящему ненужного.

— Например, о трагедии в семье Афельбергов? — с вызовом спросила Гермиона, посмотрев прямо во всё еще багряные глаза Волдеморта. Джинни под столом пнула ее по ноге.

— Например, об этом, — невозмутимо кивнул он в ответ. — Пресса действует в допустимых границах свободы. Как и всё остальное.

— А у тебя есть какие‑то границы? — тихо спросила молодая ведьма, игнорируя растущее негодование Джинни.

— У нас, Кадмина, — странным голосом ответил Волдеморт. — У нас они широки и размыты, и мы делаем всё, чтобы убрать их совсем.

— Ради общего блага? — горько сощурилась молодая ведьма, вытаскивая из пачки сигарету.

— Ради личного удовлетворения.

— Даже так? — Гермиона закурила.

— Это всегда было так, — пожал плечами Темный Лорд. — И ты это знаешь.

— Значит — смириться?

— Зачем же мириться? — доброжелательно заметил колдун, отрываясь от стены и делая шаг к столу. — Ищи своё самоудовлетворение, такое, каким его понимаешь ты. Только ищи, а не сиди здесь, задыхаясь в дыму и пустых упреках. — Гермиона опустила глаза. — Подумай об этом, Кадмина, — задумчиво сказал Темный Лорд, — подумай очень серьезно. А пока — позволишь мне поговорить с Джэнн наедине?..

* * *

Вечером Гермиона отослала Полумне Лонгботтом запечатанную Люциусом колбу с воспоминанием, обнаруженную в сумочке. Она так и не написала ничего на пергаменте, который хотела приложить к этому посланию.

Не нашла слов. Как не нашла впоследствии и сил что‑либо предпринять…

Еще один шаг к тому «идеалу», воспетому маггловским поэтом, что «спокойно зрит на правых и виновных, добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева».

До него еще далеко. Но, не будучи равнодушной, Гермиона давно смирилась с пассивным бездействием. Научилась смирению. И почти научилась о нем не сожалеть.