Лотосовый Терем - Тэн Пин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах, мы и так надолго задержались, я тоже собирался вернуться, вот только мой братец натерпелся страху. Раз вы уже расспросили его, о чём хотели, тогда мы откланяемся.
Фэн Цин слегка поколебался, как будто ещё неуверенный в отношении Ван Баши, но затем всё-таки кивнул.
— Можете забрать своего брата.
Ли Ляньхуа радостно потянул за собой Ван Баши.
— У главы союза дела, мы возвращаемся.
Ван Баши дрожал всем телом, глядя на мёртвую свинью, всем своим видом выражая переполнявший его ужас, но стоило Ли Ляньхуа приблизиться — в присутствии небожителя, спасшего его жизнь, всё происходящее сразу стало несущественным.
— Да-да-да…
Ли Ляньхуа мягко забрал у него из рук чашку чая, чтобы он не облился.
— До скорой встречи.
Бай Цяньли кивнул.
— Если хозяин Ли останется в деревне Цзяоян, а у нас возникнут ещё вопросы, возможно, мы снова придём к вам с визитом.
— Как угодно, как угодно, — любезно улыбнулся Ли Ляньхуа.
При виде его приветливой улыбки Бай Цяньли вдруг вспомнил, что пинком вышиб ему двери, и невольно почувствовал, что слова “как угодно” звучат несколько странно, но “чудесный целитель” улыбался так искренне, что невозможно было усомниться.
Ли Ляньхуа увёл Ван Баши из владений союза “Ваньшэндао”.
Фэн Цин выделил им конную повозку, и день спустя Ли Ляньхуа с радостным выражением лица погонял лошадей плетью, а у Ван Баши от того, что повозка неслась всё быстрее и быстрее, кружилась голова и перед глазами плыли круги.
— Да… да-да-дагэ… — дрожащим голосом позвал он. — В “Чертогах румянца” я больше не нужен, не нужно так спешить, давайте… помедленнее.
Ли Ляньхуа наслаждался своей героической манерой стремительной скачки.
— Не беспокойся, это прекрасные скакуны, ничего с ними не случится.
У Ван Баши кружилась голова, его швыряло из стороны в сторону, и когда скорость достигла своего пика, повозка вдруг резко дёрнулась, затем что-то загрохотало и забарабанило, и она остановилась. Над головой неожиданно показалось небо — крыша развалилась, рассыпавшись на несколько частей. Страшно перепуганный, он выбрался из разбитой повозки, и увидел, что Ли Ляньхуа стоит в сторонке, с удручённым видом глядя на упавших на землю и трепыхающихся из последних сил лошадей.
Ван Баши в страхе указал на животных.
— Вы-вы-вы… вы же загнали их до смерти, это несколько десятков лянов серебра…
— Вот так невезенье… — пробормотал Ли Ляньхуа, огляделся по сторонам, а затем снова радостно улыбнулся. — К счастью, отсюда уже недалеко до деревни Цзяоян.
Ван Баши таращился, как лошади барахтались — по всей видимости, они подвернули ноги. Одна пострадала не очень сильно, уже перевернулась и встала, другая же почти не двигалась.
Ли Ляньхуа потёр подбородок.
— Небеса милосердны ко всему живому*, хоть я и чудесный целитель, но ногу лошади вылечить не смогу. Вот что… — Он указал белокожим пальцем на Ван Баши. — Слезай-ка.
Цитата из романа “Путешествие Лао Цаня” Лю Э: “Небеса милосердны ко всему живому. В том, как весна сменяется летом, а лето сменяется осенью, и проявляется во всей силе милосердие Небес”. В романе лекарь Лао Цань рассказывает об увиденном им во время странствий по городам и весям провинции Шаньдун, рисуя широкую картину современных нравов. Эпизоды, показывающие жестокость и самодурство властей, коварство и низость администраторов, сцены злодеяний в казенных учреждениях — все это сливается в мрачную картину, символизирующую разложение цинской власти.
Ван Баши уже слез и выжидающе посмотрел на Ли Ляньхуа. Тот указал на лошадь.
— Затащим её в повозку.
Ван Баши раскрыл рот, совершенно оторопев. Ли Ляньхуа отломил сук, помог лошади подняться, медленно довёл её до разбитой повозки и заставил туда лечь. Затем он повёл лошадь, которая ещё могла идти и потянул пустую упряжь пострадавшей.
— Идём.
Ван Баши обалдело смотрел, как Ли Ляньхуа идёт нога в ногу с лошадью, этот спасающий жизни небожитель во всём поступал… и правда не как простые люди.
— Иди сюда. — Ли Ляньхуа поманил его рукой, и Ван Баши как дурак пошёл рядом со своим дагэ. Он тащил одну лошадь с помощью другой лошади, и в конечном счёте ему показалось… что идти вместе с дагэ немного… не слишком впечатляюще.
Пусть дорога и была пустынной, но всё равно по ней проходило немало лесорубов и селянок, с любопытством взирающих, как Ли Ляньхуа тащит за собой седло и всеми силами тянет лошадь, а вторая лежит в повозке, беспрестанно скалится и ржёт. Чуть больше, чем через половину большого часа, Ли Ляньхуа на самом деле устал — лошадь была тяжёлой, к тому же, он-то явно лошадиной силой не обладал, так что Ван Баши тоже пришлось впрячься и тащить повозку. Так, втроём, один высокий, другой низкий, а третий — конь, и дотащили из последних сил упитанную пострадавшую лошадь до деревни Цзяоян.
К этому времени наступила глубокая ночь.
Когда вошли в деревню Цзяоян, Ван Баши заметил, что карета союза “Ваньшэндао” уже стоит у “Чертогов румянца”, и на душе у него стало неспокойно. Ли Ляньхуа распорядился, чтобы он скорее бежал за лекарем для лошади, а затем с довольным видом привязал коней у ворот “Благого лотосового терема”. Этой ночью в деревне было несравнимо тише обычного, очевидно, союз “Ваньшэндао” искал Фэн Сяоци с большим размахом и уже запугал местных жителей до полусмерти.
В безмолвной ночи Ли Ляньхуа в приподнятом настроении открыл уже починенные двери. Зажёг масляную лампу, уселся за стол, пошарил за пазухой и вытащил из кармана две вещицы.
Маленькую сухую веточку и измятый лист бумаги.
Изначально они находились у Ван Баши, который передал веточку и записку Бай Цяньли, а плод акации — Ли Ляньхуа. Бай Цяньли не стал разглядывать ветку, прочитал записку и передал их Ли Ляньхуа, затем взял у него плод акации, а тот потом так и не вернул ему эти вещи.
Разумеется, в союзе “Ваньшэндао” он доставал их и показывал Фэн Цину, а затем у всех на глазах торжественно снова сунул себе за пазуху — так они у него и остались.
Он внимательно осмотрел веточку под лампой — на ней имелся стручок, но пустой. Лист бумаги оставался таким же потрёпанным, и слова на нём — такими же загадочными.
Снаружи повеяло лёгким ветерком, чуть всколыхнув его волосы. Огонь в лампе заколебался, отблески заплясали по стенам, Ли Ляньхуа бережно убрал веточку и записку, совершенно не замечая, что
